Будь моей тенью (СИ)
Елена Константиновна разрушила мои ожидания. Вместо полусумасшедшей старухи, я увидела опрятную и моложавую пожилую женщину. Она приветливо улыбнулась, крайне неодобрительно посмотрела на джип, а номер изучала так долго, будто пыталась запомнить наизусть.
— Подождете здесь? — спросила я у Ани.
— Ни за что, — ответил за нее Кирилл.
Мы вошли во дворе вместе. Крупная овчарка захлебывалась лаем, кидаясь на нас. Слава Богу, ее сдерживала мощная цепь. Собака встала на дыбы пока мы, прижимаясь к стене дома, проходили к крыльцу. Разувшись у высоких ступенек, поднялись в сумрачную веранду, а после, раздвинув тюль на дверях, вошли в дом.
Елена Константиновна пару секунд смотрела на меня выжидательно, а потом жестом пригласила пройти в дальнюю комнату. Друзья расположились на диване, застеленном ярким самотканым покрывалом. Я видела, как Аня проводила меня взглядом, пока я не исчезла в дверях спальни.
Елена Константиновна вызывала симпатию. Хозяйка такого уютного и красивого дома не могла быть сумасшедшей. Она прошла к окну, возле которого стояла высокая металлическая кровать с шишечками на спинках. Точно такая, как в доме моей бабушки, папиной мамы. Здесь так же высоко была взбита постель, а пышно сложенные подушки были накрыты кружевной занавеской.
Поковырявшись в ящике тумбочки, хозяйка достала какие-то бумаги и протянула мне. Я взяла в руки несколько листочков, и поняла, что это дневник.
— Почитайте, милочка, и, будьте добры, постарайтесь вникнуть в суть, — Елена Константиновна улыбнулась мягкой, но усталой улыбкой, — а я пойду, угощу ваших друзей чаем.
Я села на деревянный стул у окна и погрузилась в чтение, надеясь, что это не займет много времени. Ко мне заглянула Аня, в ее глазах было любопытство:
— Все нормально? — спросила она одними губами.
Я улыбнулась и кивнула. Листочки были исписаны твердым, ветвистым почерком. Судя по свежести чернил, записи были недавними.
29 мая
«Прошло пять лет, а я никак не могу привыкнуть жить без моего Миши. Каждый вечер, кажется, что он вот-вот появится в дверях и устало пройдет на кухню. Я буду кормить его ужином, поить чаем, пока он будет рассказывать мне, что приключилось у него на работе. Все его ровесники давно вышли на пенсию, он один продолжил работать, уверяя меня, что в старики ему записываться рано. Вот так и вышло, что не успел стариком побыть. Как горел на работе, так и сгорел, как спичка. Я по привычке накрываю стол на двоих. Когда Марина заглянет, когда почтальонша присядет выпить чаю. А больше я одна. Детей трудно винить, у них своя жизнь, у меня своя. Точнее, у меня не жизнь, а доживание. По-прежнему вечерами я пододвигаю к телевизору два кресла, а наши карты все еще лежат в вазочке на телефонной полке. Все бы ничего, если бы меня снова не начали беспокоить они…»
В кухне со звоном что-то разбилось.
— Извините, — услышала я голос Кирилла.
В это время у Данила взорвался звонком телефон и почти сразу ко мне снова заглянула Аня:
— Мальчикам нужно срочно на работу, придется ехать.
Я собрала листочки и вышла к остальным. Увидела виноватое лицо Кирилла, встревоженное Данила и почему-то насмешливое лицо хозяйки. Пока остальные выходили из дома и обувались, она положила ладонь мне на плечо, и попросила задержаться
— Заберите записи с собой, у вас будет время разобраться. И вот еще, — она вынула из посудного шкафа сложенную вдвое газету, — фотографии.
Я осторожно положила все в свою сумку:
— Спасибо. Я еще позвоню вам!
Елена Константиновна странно посмотрела на меня:
— Вы уж там разберитесь, пожалуйста, кроме вас мне надеяться не на кого.
Когда мы выходили из ворот под аккомпанемент бешеного лая, во мне боролись странные чувства. Наконец, я поняла, что это. Жалость и симпатия. Я увидела, что показавшийся богатым дом, давно пора обновить, что у собаки свалявшаяся комками шерсть и явно безобидный нрав. И она, и хозяйка пытались изо всех сил показаться молодыми и сильными. Я будто увидела, как прикрыв за нами ворота, хозяйка ссутулившись побрела в дом одна. Просто жалость перешла в острую жалость. Если она сумасшедшая, вряд ли родные оставили бы ее жить одну, а я так и не поняла всей сути. Всю дорогу Кирилл ехал с неимоверной быстротой, и я даже не смогла посмотреть фотографии, потому что пыталась удержаться на месте на поворотах.
Когда молодые люди, извинившись, проводили нас до базы и исчезли, мы с Аней побрели в беседку за баней. Эта поездка оказалась скомканной и непонятной.
— Ну, что там? — спросила меня подруга.
— Я так ничего и не поняла. Хозяйка дала мне свои дневниковые записи и фотографии, я даже просмотреть не успела.
У Ани загорелись глаза:
— Так давай откроем!
— Странно, — сказала я, — Елена Константиновна совсем не похожа на сумасшедшую!
Аня кивнула и нетерпеливо вырвала у меня из рук сверток. Внутри оказалось два изображения. На том, что Аня передала мне, не было ничего особенного, неясная точка в небе. А вот второй изумленная подруга не спешила мне отдать. Когда я, наконец, забрала его, увидела, что там тоже нет ничего интересного. Точка в небе могла оказаться как крылатым конем, так и крупной птицей, но взволновало нас не это. На переднем плане был снят автомобиль с открытым багажником полным странных пакетов. Большой, черный, тонированный автомобиль, слишком хорошо нам знакомый, чтобы не узнать. Я подняла глаза на Аню, а она, запомнившая номер машины Кирилла, кивнула:
— Это его тачка.
Впервые за всю мою практику работы в этой газете, корреспондентское расследование приобрело детективный оттенок. Каким образом на снимок попал автомобиль нашего нового знакомого? Начал накрапывать легкий дождик, и мы с подругой покинули беседку, чтобы от души поболтать в номере. Кто эта женщина? Сумасшедшая или нет? Что это за снимки? Увлеченные беседой, мы даже пропустили время ужина. Мне было откровенно не по себе. Ане, казалось, тоже. Я решила, что мы должны заехать к Елене Константиновне снова в ближайшее время. Наверное, стоит привезти ей новый сервиз. Для нас пустяк, а пенсионерка наверняка достала для гостей лучшую посуду, как обычно бывает в деревнях.
— Прочитай мне, что она пишет, — попросила Аня.
И я начала вслух:
— Точнее, у меня не жизнь, а доживание. По-прежнему вечерами я пододвигаю к телевизору два кресла, а наши карты все еще лежат в вазочке на телефонной полке. Все бы ничего, если бы меня снова не начали беспокоить они, мушки перед глазами. Все чаще я замечаю, что стала гораздо хуже видеть, а так не хотелось бы на старости лет становится обузой для детей. Из-за проблем со зрением, мне стали мерещится странные вещи.
Я читала около десяти минут, пока листочки не закончились. В них говорилось об одинокой старости, редких приездах детей, покойном муже, и, самое странное, о тех чудесах, что наполнили ее жизнь в последнее время. Стандартный набор по меркам моей газеты: то домовые мерещатся, то люди, со странными сияющими глазами.
— Слава Богу, Кирилл снял свои линзы перед поездкой, — сказала Аня и я была с ней согласна.
На последней странице дневниковых записей говорилось о девушке, приехавшей к Елене Константиновна вместе со «скорой» месяц назад. Женщине стало плохо с сердцем, она ждала неотложку сорок минут, а когда врачи, наконец, приехали, лежала почти не двигаясь. Первой к ней вбежала молоденькая девушка. Положив руку на лоб, больной, другой она крепко сжала ее запястье. К тому моменту, когда в дом вошли остальные медработники, Елена Константиновна уже сидела в кресле. Давление, пульс — все оказалось в норме. При таком раскладе советоваться с ними по поводу того, что она видит, женщина не стала. Но долго благодарила девушку, явно спасшую ей жизнь. В самом конце листа была приписка, я читала и голос мой дрожал от волнения:
— Ходила сегодня к Мише, услышала смех и громкий разговор за оградой. Решила сделать замечание, но, когда подошла ближе, чуть не лишилась сознания. Прямо передо мной метрах в трех над землей парил огромный, белоснежный крылатый конь. Неподалеку стоял большой, черный автомобиль, а рядом разговаривали трое людей. Они не заметили меня, и я осторожно сфотографировала все, что успела на камеру телефона.