Танцовщица для небесного бога (СИ)
— Я знаю, наставница, — перебила ее Анджали, разминая пальцы на руках, — вы уже сто раз говорили мне это.
— И скажу в сто первый, — рассердилась та. — Апсара не может любить, но она должна превосходно играть в любовь. Сейчас ты должна сыграть. Обмани всех, спрячь свой бурный нрав и покажи только пламя в сердце.
— Хорошо, хорошо… — Анджали вышла в коридор, и Сахаджанья поспешила следом.
Занавес уже приподняли, и распорядитель представления испуганно вглядывался в темноту — почему опаздывает вторая участница.
— Вы нарочно меня задержали, — догадалась Анджали, обнаружив, что Джавохири уже убежала переодеваться. — Чтобы я не встретилась с этой мерзавкой!
— Только любовь, никакой ненависти в сердце! — предостерегла ее наставница, побелев, как молоко. — Ну, вперед!..
Едва Анджали оказалась на сцене, музыканты тут же застучали в барабаны. Упрев кулаки в бедра, пристукивая босыми пятками, Анджали прошла по сцене посолонь, а потом вышла на середину, чтобы приветствовать зрителей.
Юная апсара из числа тех, что прошли посвящение в прошлом году, поднесла ей цветочную гирлянду и надела на шею. Цветы были красные, пахнувшие ароматно и тонко. Анджали сложила ладони, благодаря за подношение цветов и поклонилась зрителям, коснувшись ладонями мозаичного пола.
«Представь, что там, в толпе, стоит самый прекрасный мужчина во всех трех мирах, — словно наяву услышала она голос наставницы, медленно поднимаясь. — И ты танцуешь только для него, лишь ему посылаешь улыбки и трепещешь ресницами».
И воображение тут же нарисовало ей переодетого гандхарвом царя богов, который, желая в полной мере насладиться ее танцем, затерялся среди простых зрителей, и сейчас его сердце стучит так же сильно и жарко, как и ее.
Этот танец исполнялся без голосового сопровождения, и танцовщица должна была языком своего тела рассказать историю — историю своего ожидания, томления, трепета в предвкушении любви. Следом за арангетрамом через неделю или чуть больше должна быть сваямвара выпускниц школы, на которой они избирали себе мужей. Анджали предстоял подобный выбор только через два с лишним года, и, закружившись в танце, она вдруг поняла, насколько долгим будет ожидание. Она готова была получить своего царя уже в этом году… Уже завтра!.. Прямо сейчас!..
Апсаре нельзя любить, она должна только играть в любовь, но сейчас Анджали не могла играть. Душа ее пылала, а вместе с нею пылало и тело. Никогда еще ей не танцевалось так легко!.. А может, все дело в том, что кроме золотых украшений на ней не было другой одежды?..
Стражники уже не могли сдержать обезумевших мужчин, и на помощь им пришли приданные силы — охранники из свиты богов. Их палки были гораздо толще и крепче, чем гибкие прутья гандхарвов-стражников, и они не особо церемонились, награждая ударами слишком пылких и нетерпеливых.
Среди богов тоже происходило нечто подобное. Казалось, любовная лихорадка охватила даже самых искушенных.
— Клянусь божественным попугаем, эта девочка — чудо творения! — не выдержал и закричал господин Кама, уже не в силах спокойно возлежать на сане. Он вскочил, потрясая руками, и даже не заметил, как опрокинул блюдо со сладостями. — Она вся сладкая, как созревший сахарный тростник! Я изнемогаю!..
Но танцовщица не слышала его, продолжая свою безмолвную песню-призыв. Каждое ее движение, каждый взгляд не молили, а приказывали, влекли, лишали разума.
Музыка достигла своего апогея, и тела барабанщиков блестели от пота, но бешеный ритм все ускорялся и ускорялся, и танцовщица не отставала ни на полмгновения, посылая прекрасные и губительные взгляды в толпу.
— У сахарного тростника листья такие острые, что легко порезаться, — сказала госпожа Сарасвати, наблюдая за девушкой, — и она, похоже, прекрасно об этом знает. Костюм хорош… Ничего лишнего — одна только природная красота…
— Пчелы медоносные! — господин Кама сам начал приплясывать, потирая ладони. — Я увлечен!.. Я увлечен этой девой!.. Она — Ками (Желание)!.. Она — Мадани (Опьяняющая любовью)!.. Увидев ее, я умер и воскрес!..
Подобные чувства испытывал не он один. Многие боги (особенно мужчины) пришли в возбуждение, а господин Читрасена стал особенно мрачен, скрылся в темном углу шатра и нырнул рукой в складки своей набедренной повязки.
Анджали легко, словно не касаясь ногами сцены, пробежала еще один круг посолонь и остановилась между музыкантами, словно вбирая телом музыку. Серебряный перезвон манджиры — и танцовщица тонко дрожит пальцами на уровне обнаженной груди, показывая, как трепещет ее сердце, низкий звук струн вины — и бедра изгибаются сладко, мучительно сладко — словно в само древнем танце, извечном танце мужчины и женщины — танце любовного наслаждения, барабаны зарокотали — и танцовщица повторила этот ритм, заставив бубенчики, а вместе с ними и сердца зрителей звенеть в такт ее движениям.
«Теряю голову от любви…» — исполнительница стремительно закружилась, грациозно изгибаясь в талии, и зрители дружно ахнули, потому что многим показалось, будто блики от красных камней на украшениях, превратились в языки пламени, окружив тело танцовщицы алыми сполохами.
«Там, в толпе… он смотрит на меня…» — Анджали, остановилась так резко, что маленькие груди упруго качнулись, вызвав многоголосый стон среди мужчин.
«Он смотрит на меня, он желает меня так же исступленно, как я его!» — танцовщица вдруг метнулась к краю сцены, вцепившись в цветочную гирлянду, как будто увидела своего единственного, возлюбленного сердца, и сейчас готова была броситься к нему в объятия, забыв о состязании.
Даже госпожа Сарасвати — что говорить о мужчинах-богах — привстала с ложа, захваченная порывом.
— Она упадет! — крикнул господин Кама, но Анджали остановилась на самом краю, балансируя на кончиках пальцев.
Одновременно она с силой дернула гирлянду, разрывая ее, и цветы, теряя лепестки, взлетели, как вспугнутые бабочки!.. Словно огонь брызнул алыми языками!..
— Она моя! — заорал кто-то в толпе, и его поддержали десятки других голосов.
Даже гандхарвы из войска богов уже не смогли сдержать обезумевших зрителей, и на помощь поспешили телохранители личной охраны. Господин Читрасена выскочил из шатра, отдавая короткие приказы, и сам наградил крепкой оплеухой слишком быстрого юношу, который сумел обойти стражников и мчался к сцене, разинув в крике рот и вытаращив глаза.
Но музыка уже закончилась, и Анджали, очнувшись от грезы, в которой она летела навстречу любви и счастью, отступила на шаг, другой, напуганная настоящим сражением, что вызвал ее танец.
Она забыла даже поклониться, и с ужасом смотрела на побоище, что развернулось перед ней. Господин Чирасена раздавал уже не оплеухи, а весомые удары кулаками, а гандхарвы-стражники вязали особо буйных и неугомонных веревками, повалив в пыль.
Растерянно оглянувшись на шатер богов, Анджали увидела, как госпожа Сарасвати смотрит прямо на нее, а рядом с богиней — покровительницей искусств, стоит женщина, закутанная в покрывало от пяток до макушки, и что-то шепчет на ухо.
Женщина приподняла покрывало всего на мгновение, но Анджали сразу узнала ее — дайвики Урваши!
Значит, она не покинула Джавохири? Она здесь?.. Но почему прячется?..
Распорядитель праздника схватил Анджали за плечи и поспешил увести со сцены.
Наставница Саходжанья сразу набросила на плечи ученицы тонкую ткань из верблюжьей шерсти, чтобы не остыла слишком быстро, и чтобы впитался пот и не смыл краску.
— Я чуть не охрипла, когда звала тебя! — ругалась она. — Что на тебя нашло⁈ Забыла о поклоне! Стоишь столбом!..
Но Анджали не в силах была говорить, все еще переживая выступление.
Оказавшись в комнате для переодеваний, где лежал разорванный наряд для выступления, она легла прямо на пол, давая отдых спине и ногам.
— Сделай пару глотков, не больше, — наставница налила воды в чашку. — Молодец, все было прекрасно, ты настоящая…
Договорить она не успела, как не успела, потому что дверь распахнулась, и в комнате стало тесно — вошли боги во главе с госпожой Сарасвати, лицо которой не предвещало ничего хорошего.