В поисках заклятия
Его молчание было принято как признание поражения, и атмосфера несколько разрядилась. Роланд де Вер вступил в беседу с шерифом, выясняя подробности их отъезда в понедельник утром, в частности — о местах ночлега, провианте и кузницах по пути следования в Барнстейпл. Все это время коронер хранил молчание. По окончании беседы шестеро тамплиеров вышли из комнаты, попрощавшись с де Вулфом коротким кивком головы, и направились в аббатство св. Николая.
Коронер остался наедине с Ричардом де Ревеллем, который издал вздох облегчения, как только за последним из гостей закрылась дверь.
— Джон, у меня создается такое впечатление, что вы испытываете враждебные чувства к любому влиятельному лицу, с которым вам приходится сталкиваться, — устало произнес он. — Тамплиеры — это самая могущественная сила не только в Англии, но и во всем христианском мире, и, тем не менее, вы в одно мгновение ухитрились довести их до бешенства своими обвинениями!
— Убитый также был тамплиером, но это, похоже, никого не заботит, — парировал де Вулф.
— Он у них считался отступником, по крайней мере, так мне сообщил де Вер, — ответил шериф. — Кто мы такие, чтобы касаться тайн этого оккультного ордена? Не лезьте в их дела, Джон, нас они не касаются.
У де Вулфа были собственные мысли на этот счет, однако он знал, что спорить с де Ревеллем бесполезно.
Шериф считался только лишь с мнением самых могущественных людей в округе, тех, кто если и не мог способствовать его продвижению, то, по крайней мере, не мешал ему в его вечном стремлении к вершинам власти.
— Почему они пожелали присоединиться к нашей экспедиции на Ланди? — спросил коронер, решив сменить тему разговора.
— Как я вам уже говорил, целью их прибытия в Девон является поиск новых владений для Храма. Раз так, то что может быть естественнее, чем то, что трое опытных воинов и их отважные оруженосцы воспользовались возможностью узнать, почему их орден не может получить в свое владение остров Ланди, дарованный им много лет назад?
Де Вулф в душе не мог не признать, что подобное объяснение выглядит вполне достоверным, учитывая те многолетние неудачи, которые преследовали тамплиеров в их притязаниях на остров. Ему в голову пришла циничная мысль, что теперь, когда рыцари успешно выполнили задачу устранения Жильбера де Ридфора, они вполне могли бы посчитать уместным потратить несколько дней на благо ордена.
Де Вулф выпрямился, опираясь о край стола, а шериф демонстративно взялся за перо и пергамент, намекая на то, что ему пора продолжить свою работу.
— Так что делать с этим убитым рыцарем? Вырыть яму на территории собора, засунуть его туда, засыпать землей и забыть?
Де Ревелль поднял голову и, ткнув пером в сторону коронера, ответил:
— Я бы именно это и посоветовал. Теперь, когда трое старших тамплиеров нас предупредили, я о нем и знать ничего не желаю. Забудьте об этом, Джон. Переходите к следующему делу — так будет спокойнее.
Джон презрительно фыркнул, выражая свое отношение к безразличию шурина, и гордой поступью покинул комнату, намереваясь завершить на этом свой день. Однако отдыхать ему так и не пришлось. У самого входа в свой дом он увидел Томаса, в нетерпении переминавшегося с ноги на ногу. Оказалось, что писарь принес сообщение от архидьякона, предписывающее коронеру немедленно явиться к нему.
Испытывая некоторую обеспокоенность и одновременно довольный лишним предлогом, позволявшим отдалить необходимость проводить остаток вечера в обществе жены, коронер велел Томасу сопровождать его и направился к воротам, охранявшим северный вход на территорию собора. Именно здесь жили большинство из двадцати четырех пребендариев кафедрального собора, вместе со своими викариями, священнослужителями более низкого ранга и слугами мужского пола, поскольку женщинам не разрешалось проживать на территории собора.
Джон де Алансон был архидьяконом Эксетерским. Остальные трое пастырей, занимавших такую же ступень в церковной иерархии, являлись архидьяконами других частей епархии. Де Алансон был одним из ближайших друзей коронера, а также преданным сторонником Ричарда Львиное Сердце, чего нельзя было сказать о епископе, казначее и регенте. Худой аскетичный нормандец, несмотря на свою внешность, обладал довольно тонким чувством юмора. Впрочем, последнее его качество ничем себя не проявило, когда де Вулф вошел в его скромный кабинет, находившийся в узком здании, выходящем фасадом на собор.
— Джон, — без обиняков начал де Алансон, — у меня только что был этот аббат из Италии. Поскольку епископ уехал в Кентербери, мне пришлось принять его в резиденции епископа и выслушать те указания, которые он
привез из Рима и Франции. — Судя по голосу архидьякона, встреча с могущественным посланцем оставила у него неприятное впечатление.
— И каковы же эти указания, Джон? — мягко спросил де Вулф.
— А указания его таковы, что это тело, которое ты откуда-то привез, не должно лежать в соборе перед алтарем, и его нельзя хоронить на кладбище за стенами храма.
Коронер потрясенно уставился на своего друга.
— А что же тогда с ним делать? Пронзить осиновым колом и закопать в полночь на перекрестке дорог? Послушай, ведь покойник был монахом, последователем св. Бенедикта. Его нельзя закопать в безымянной могиле, как самоубийцу!
Худой священник, с ног до головы облаченный в черную сутану, выглядел опечаленным, но непреклонным.
— Таковы полученные мной указания, и после того, как мне предъявили подписанные полномочия, выданные Ватиканом, мне не остается ничего иного, как только лишь подчиниться.
Благодаря сведениям, добытым Томасом, Джон знал, что письмо из Ватикана действительно существовало и было настоящим.
— Но почему? Ведь несколько часов назад ты разрешил оставить тело в Северной башне.
— Это было до того, как Козимо сообщил мне об определенных обстоятельствах, Джон.
— И каковы же эти обстоятельства?
Джон де Алансон печально покачал головой.
— Этого я тебе сказать не могу. Он мне запретил. Достаточно лишь сказать, что, учитывая тот вред, который, возможно, причинил этот Жильбер, я не удивлен тем, что его постигла такая ужасная участь. Чудо, что он не был сражен ударом молнии, упавшей с небес.
За спиной коронера раздался испуганный всхлип, и, повернувшись, он увидел, что его писарь, словно обезумев, осеняет себя крестным знамением.
— И что же, старый мой друг, — спросил Джон, повернувшись к де Алансону, — больше ты ничего не можешь мне сообщить?
— Даже тебе, Джон. Подобно исповеди, есть вещи, тайну которых не дозволено нарушать, и одна из них — приказ посланника Святого отца, сколько бы мы ни противились его содержанию.
— Тогда что же будет с телом Жильбера? Неужели ты собираешься выбросить его из обители Господа, которому он служил всю свою жизнь?
Взгляд голубых глаз архидьякона оставался непреклонным.
— Я не уверен, что в последнее время этого человека так уж заботило служение Господу. Однако уже поздно, и я просто скажу, что до утра все равно сделать ничего нельзя.
— А что будет утром?
— За церковью св. Варфоломея есть небольшое кладбище. Я убедил приходского священника предать тело де Ридфора земле завтрашним утром, соблюдая при этом лишь самые необходимые церемонии. Земля эта освящена, и, вне сомнения, это не понравится аббату Козимо, однако я готов вынести его неудовольствие ради того, чтобы этот тамплиер покоился в освященной земле, пусть даже дьявол владел его душой в течение последних дней его жизни.
Де Вулф понял, что, желая упокоить душу де Ридфора, архидьякон сознательно ставит себя в опасное положение.
— Я не смею проводить службу, но священник церкви св. Варфоломея, Уильям Вестон, предаст его земле и произнесет подобающие слова. Я не стал посвящать его во все детали — ведь не мог же я изменить прямые указания Козимо, — поэтому Вестон не будет знать, насколько все серьезно.
Де Вулфу пришлось удовлетвориться этим решением, и он отправился домой, уныло раздумывая о предстоящей встрече с льющей слезы Матильдой.