В поисках заклятия

В угасавшем свете дня они благополучно миновали городские ворота, и, сопровождаемые вечерним звоном церковных колоколов, направились к замку. На вершине холма возвышалась небольшая башня, недавно отстроенная из камня вместо прежнего деревянного донжона. Ее окружал треугольный внутренний двор замка, примыкающий к месту слияния небольшой речушки Йо с То. Зал размещался в деревянном здании, расположенном во внутреннем дворе, а башня являлась исключительно оборонительным сооружением, так как была слишком мала для жилья в мирное время.
Именно там приехавшие нашли сенешаля, главного управляющего местного феодала, и узнали, что Оливер де Трейси объезжает сейчас свои поместья. Однако сенешаль, высохший старик по имени Одр, ведший дела своего господина уже четверть века, оказал им радушный прием. Де Вулф уже несколько раз бывал в этом городке в качестве коронера после преждевременной кончины Фитцрого, и имел дело с Одо прежде. На старого управляющего, похоже, производил большое впечатление этот новый блюститель закона, отчасти потому, что Одо восхищался репутацией де Вулфа-крестоносца и его близким знакомством с Ричардом Львиное Сердце.
Гвина и Томаса отослали на кухню, пообещав им тюфяк с чистой соломой в помещении для слуг, тогда как Джону предложили комнату в зале, где была низкая кровать с матрасом, что было настоящей роскошью в такой глуши, как Барстапл.
— Так как мой господин и его семья в отъезде, вечером в зале не будет никакой церемонии, — пояснил Одо. — Но здесь сейчас разместились отбывающие службу рыцари со своими оруженосцами, а также коннетабль, священник, несколько путников и писарей, так что приглашаю отужинать с нами через час.
Де Вулф провел приятный вечер в компании дюжины мужчин, евших и пивших в мерцающем свете настенных факелов и сальных свечей на столе, слушая и рассказывая истории о былых сражениях, вылазках и засадах. По мере убывания эля и вина рассказы становились все более увлекательными и неправдоподобными, но это была жизнь, нравившаяся Джону, — общество сильных мужчин и острых умов. Время от времени пирующих развлекала пара бродячих музыкантов, приплывших на корабле из Нита с другого берега Бристольского залива и направлявшихся в Корнуолл. Они зарабатывали себе еду и ночлег искусной игрой на пипгорне и круге, валлийских духовом и струнном инструментах.
Джон решил воспользоваться возможностью и разузнать о последних событиях в Уэльсе; семь лет назад он сопровождал архиепископа Болдуина в его поездке по стране для набора добровольцев для Третьего крестового похода, в котором сам архиепископ пал под стенами Акры. Разговаривая с менестрелями на родном языке своей матери, валлийском, он узнал, что бесконечная вражда между валлийцами и нормандцами утихла. И даже получил известия о своем друге Джеральде, архидьяконе Бреконском, который был с ними в этой славной поездке по Уэльсу, и теперь, несомненно, писал книгу о тех событиях.
Но не было забыто и дело, приведшее их сюда. Ведь именно Одо послал накануне гонца в Эксетер.
— Десятник из Илфракума приехал позавчера к моему приказчику, как того требует ваш новый закон о коронерах, — сообщил Одо. — Он принес известие об этом мертвеце, найденном на борту корабля накануне ночью.
Де Вулфу нужны были подробности, но Одо мало чем мог ему в этом помочь.
— Похоже, потерпевшее крушение судно выбросило на берег где-то к востоку от Илфракума. На палубе был запутавшийся в канатах труп с характерными ранами от меча или ножа — определенно не от кораблекрушения. Вот и все, что могу сказать, так что я послал вам уведомление. Нам сообщили, что теперь всеми подозрительными и насильственными смертями должен заниматься коронер.
— И морскими кораблекрушениями тоже, — добавил Джон.
Это было новостью для Одо, и когда де Вулф пустился в разъяснения, сидевшие за столом тоже слушали с интересом. Некоторые уже знали, в чем заключаются обязанности коронера, остальные же смутно представляли себе его функции.
— Прошлым сентябрем на Общей выездной сессии в Кенте королевские судьи огласили эдикт Хьюберта Уолтера, нашего главного юстициария и архиепископа Кентерберийского, имевший несколько целей, — объяснил де Вулф.
 
— Основная, похоже, это выжать еще больше податей из населения! — рявкнул один из рыцарей, отбывавший часть своей годовой службы Оливеру де Трейси в оплату своего вотчинного держания.
Де Вулф пожал плечами, сознавая, что таковым было общее восприятие жесткой налоговой политики Хьюберта Уолтера.
— Лучше честный коронер, чем продажный шериф, — проворчал он. — Не буду называть имен, но всем известно, что большинство шерифов в Англии больше озабочены тем, чтобы набить собственные кошельки, чем поддерживать королевский закон в своих графствах. Зачем еще столько знати выкладывает кругленькие суммы, чтобы получить назначение на эту должность?
Собравшиеся вокруг стола закивали головами, ибо еще помнился скандал времен короля Генриха, когда всех шерифов разогнали за продажность— хотя почти все; похоже, снова пролезли в милость к королю.
— Но какое это имеет отношение к трупам и кораблекрушениям? — поинтересовался один из валлийцев.
Кроме нескольких временных коронеров в Гламоргане; и Пембруке, никто не следил за соблюдением нормандских норм права на большей части Уэльса.
— Выкуп за короля Ричарда лег тяжелым бременем на Англию, — пояснил де Вулф. — За освобождение Львиного Сердца Генрих Германский потребовал сто пятьдесят тысяч марок. Это, вместе с расходами на крестовые походы и его нынешние войны с Филиппом Французским, создает необходимость в каждом пенни, которое может собрать наш юстициарий. Здесь и появляется на сцене коронер, чтобы взять то, что по закону принадлежит королевской казне.
— Еще одни чертовы тиски поборов! — возмутился другой рыцарь.
Глотнув вина, Джон закивал в знак согласия. — Налоги, как смерть и наши жены, всегда с нами! — воскликнул он. — Но все же есть и преимущества. Коронеры теперь направляют многие дела в королевские суды, не оставляя их на милость судов шерифов и граждан; представления о справедливости которых весьма примитивны. Мы записываем все серьезные преступления и обвинения для представления королевским судьям, когда те приезжают на сессии в каждое графство. Само название коронера происходит от custos plactitorum coronae — хранитель исков короны.
Это оказалось выше понимания одного из писарей замка, хотя, быть может, его сообразительность притупило количество выпитого пива.
— Но какое отношение это имеет к трупам и кораблекрушениям? — взмолился он.
— Есть много способов сбора доходов для короля. Любое недонесение о внезапной смерти, неподача призыва преследовать беглого преступника или смерть любого человека, если нельзя доказать, что он саксонец, — а также изнасилования, нападения и другие тяжкие преступления — все это влечет за собой наложение денежных штрафов, поступающих в казну. Я должен присутствовать на всех казнях и следить за тем, чтобы собственность повешенного конфисковывалась в пользу государства. Если в море потерпит крушение корабль, то он тоже принадлежит королю, как и уловы королевской рыбы: китов и осетра.
Еще час продолжался бесконечный спор, умащиваемый вином, элем и сидром, о моральности налогообложения, но все это проходило в доброжелательной атмосфере, и де Вулф рьяно защищал правую руку своего монарха, архиепископа Хьюберта Уолтера, в его праве вытягивать из населения максимальные суммы денег. В конце концов, менестрели сыграли еще одну мелодию и спели еще одну песню, и когда от сальных свечей с фитилем из ситника остались лишь огарки, слушатели, пошатываясь, разбрелись по своим каморкам или к своим соломенным тюфякам, расстеленным у пылающих углей очага в большом зале.
Ранним утром следующего дня, после хорошего завтрака, сэр Джон поблагодарил Одо за гостеприимство и со своим оруженосцем и писарем отправился в Илфракум. Главная дорога поворачивала на запад вдоль устья реки и уходила на северо-восток к побережью, но был более короткий и прямой путь через деревушку Биттадон, по холмам на север из Барнстейпла. Сенешаль его и порекомендовал: хотя туда иногда забредали отверженные с окраин Эксмура, дорога в Илфракум сокращалась на несколько миль. Коронер и его дюжий оруженосец были ветеранами многих битв и мало боялись дорожных засад — тяжелого палаша и секиры Гвина было достаточно, чтобы отвадить любого, за исключением разве что крупной шайки. Однако Томаса ни на минуту не покидала тревога, и его глазки-пуговки все пытались высмотреть нападающих разбойников, но поездка прошла без происшествий.