Будь моей ведьмой
Теплый домашний полумрак, запах дерева, сдобы, сказки. Я открыла глаза и поняла, что лежу на печи, на расстеленной перине, обнимая Сашу.
Оглянулась, увидела стоящего посреди сказочной избушки потрясенного происходящим Генри, а глянув в окно, заметила, как бежит ко мне вся моя сказочная живность. А больше и посмотреть не успела!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
И в избушке стоят пять Ёжек!
И самая старшая на меня, на Стужева, на меня…
– Пожалуйста… – Поняла, что у меня снова начинается истерика.
Но Яги казались несколько шокированными и злыми. И лица были такие, что я сразу поняла – не помогут. Кощей им – первый враг, мне так вообще запретили к нему приближаться, а тут…
– Чего стоим, кого ждем?! – вдруг возопил фолиант.
Оказалось, что книжка в руках старшей бабы Яги находится.
– Мой спаситель кровью истекает, а они замерли, аки столбы ледяные!
Ёжки переглянулись, а старшая вдруг с такой злостью:
– Сама ж против племени Кощеева была!
– Это я когда была? – возмутилась книга. – Это я раньше была, когда они из меня страницы повыдирать хотели, ругательные которые! А теперь я «за», он меня от супостатов вандальных спас, живота не жалеючи! Да кто б еще – один-одинешенек против девяти супостатов темных на бой бы вышел?!
– Дурак! – в сердцах брякнула старшая Яга.
– Дурак, кто ж спорит, – согласилась книга. – Но наш дурак, родной, геройский и любимый! Чего встали? Дурака вылечить да в чувства привести, живо!
И старшая Яга хмуро скомандовала мне:
– Отойди.
Я быстренько с печи слезла, а пока слезала, две другие успели стол наш обеденный в длину растянуть, причем основательно, и даже простыней белоснежной застелить. Яга бросила мне обучательный фолиант и освобожденные руки направила в сторону Стужева. И Сашу словно подхватило да и перенесло по воздуху прямо на стол. И простыня мгновенно начала пропитываться кровью…
Кто-то завыл…
– Да не убивайся ты так, сейчас подлатают нашего Кошеньку, как новенький будет, – утешила меня книга.
А старшая Яга бросила взгляд укоризненный на меня, не на книгу. И тогда я не выдержала и тихо призналась:
– Мы… поженились.
У одной из Ёжек выпала метла, две тихо ойкнули, старшая развернулась ко мне и как рявкнет:
– Где?!
– Ты чо орешь? – возмутилась книга. – Не, Рит, ну ты видела, у нее пациент кровью истекает, а она орет! На Земле они поженились, на Риточкиной, по законам по ихним. Орать потом будешь, Сашеньку лечи, Ритка без него все равно жить не захочет и не получишь ты ни Яги новой, ни хранительницы верной. Лечи, кому говорят.
Яга бросила взгляд на меня, на Стужева, повернулась и простерла руки над его телом. Легкая сизая дымка и зеленое сияние, вырвавшееся из ее ладоней… И я с замиранием сердца смотрела, как останавливается кровь, как раны затягиваются, как исчезают тонкие розовые линии заживших порезов, оставляя лишь паутинку белесых шрамов.
Остальные Яги также стояли, окружив его и простирая руки.
– А избу очистить от посторонних и запереть забыли, – занудно произнесла книга.
Я метнулась сама и, выставив все еще находящегося в ступоре Генри, остальным крикнула: «Нельзя, идет операция», да и двери на засов заперла. Заперла и, привалившись спиной, вновь не отрываясь, уставилась на Сашу и на Ёжек вокруг стола.
– И чо ты смотришь? – ехидно поинтересовалась книга. – Для ревности поводов нету, он в несознанке.
– Помолчи! – грубо приказала старшая Яга.
– Чай не справляетесь? – полюбопытствовал фолиант.
– Убивали они его, – тихо ответила Ёжка.
Кто-то завыл и сполз по двери на пол. Только на полу обнаружила, что это я…
– Не вой! Сказано было к Кощею-младшему ни на шаг! – отрезала старшая Яга. – Книга тебе дадена была, указания ценные, а ты? Теперь воешь? Думать надо было, Рита. Головой думать. И не вой – коли сама не пожелала бы, ввек тебя Кощею не найти, а раз нашел, значит, к нему перенеслась. Сама.
Я всхлипывать перестала. И тут книжка как вставит:
– А кто-то взял и отпустил. «Сама».
Старшая Ёжка на книгу недобро зыркнула и прошипела:
– А что мне ее тут держать нужно было? У нее сердце от горя рвалось!
– А сейчас, значит, ей, по-твоему, хорошо и радостно очень, да? – с нескрываемым ехидством спросил фолиант.
Ёжка глянула в глаза мои зареванные, тяжело вздохнула и спокойно уже:
– Да выживет он, не плачь. Сильно они его потрепали, так то темные, супротив одного и десять богатырей не устоят. Мечи у них особые, и сталь булатную аки масло кромсают, да быстры, что ветер. С ними одна тактика боя – бежать да хорониться в местах укромных, а твой-то им вызов бросил, дурак.
Я всхлипнула и едва слышно ответила:
– Не дурак… он меня защищал.
– И меня, – вставила книга.
Бабы Ёжки переглянулись, да и сосредоточились на лечении.
Долго лечили. А потом одна Яга вдруг пошатнулась, да и осела на пол, вторая, третья, четвертая, и только старшая держалась, все так же поливая Сашу зеленым светом. Я же встала, переложила книгу на лавку и начала помогать Ёжкам встать да пересесть на лавки. Потом чай всем делала, потом…
– Все, – сказала старшая Яга, – сейчас в себя придет.
Я замерла, держа в руках чашку и заварник, как раз одной из Яг чай доливала. Да и все замерли, не отрывая взгляда от лежащего на столе Стужева.
И тут рев на всю избушку:
– Рита!!!
Я выронила и чашку, и заварник, но фарфор еще разбиться не успел, как Саша рывком спрыгнул со стола и уставился на старшую Ягу. Звон разбившейся посуды. Князь мгновенно развернулся на звук и вдруг оказался рядом, сжав в почти болезненных объятьях. И я уткнулась носом в грудь, плевать на оставшиеся кровавые потеки, и как заревела.
И вот не знаю, сколько бы я ревела, не выдай Стужев «утешительное»:
– Да ладно, ты что, серьезно расстроилась?
Всхлипнув, молча и решительно вырвалась из его объятий. Не то чтобы отпустил, но захват определенно ослабил и весело так продолжил:
– Было бы чего переживать, Ритусь. Я ж тебе и дом, и скелетов, и счет в банке оставил, и даже от темных избавился.
У меня слезы высохли, а челюсть отвисла.
– Ротик прикрой, – ласково посоветовали мне и улыбнулись, лучезарно так.
На это у меня сил не было, ни моральных, ни физических вообще. Убивательные зато появились!
Так и сказала:
– Я убью тебя, Стужев! – и главное, вполне серьезное решение.
– Уже не плачешь? – поинтересовался гад кощеистый. – Вот и умничка, а теперь давай-ка быстренько на выход, а то у меня вдруг возникло странное, но очень неприятное чувство, что количество моих тещ выросло в геометрической прогрессии.
Молча и зло ткнула в него пальцем. А потом поднялась на носочках, обвила его шею руками и обняла крепко-крепко, и снова слезы по щекам, потому что слов не было, а вот эмоции зашкаливали.
– Ритусь… – Стужев осторожно по спине погладил.
– Сволочь! – в сердцах выругалась я.
– Маргош…
– Елдыга с замашками самоубийцы! – меня понесло.
– Риточка, – он уже гладил вовсю, пытаясь успокоить.
– Гад, – простонала я, – буслай хохрикий!
– Маргошик, знаешь, ты бы не общалась с мавыми, они на тебя плохо влияют, – посоветовал Саша.
– Твоя смерть на меня плохо влияет!
Я всхлипнула и… и перестала плакать.
– Извини. – Он осторожно поцеловал в макушку и совсем тихо продолжил: – Я думал, что у меня хватит сил свалить к деду.
Запрокинув голову, посмотрела на него и хмуро спросила:
– То есть ты вообще не собирался мне сообщать, что тебя круто порезали, да?!
Пожав плечами, мне честно ответили:
– Я как-то не ожидал, что они до человеческой формы достали.
Мне вспомнился располовиненный «Феррари»… Потом та секундная битва ледяного змея и восьми черных вихрей… Потом в голове вдруг резко потемнело… и я в обморок свалилась, запоздалый.
* * *