Будь моей ведьмой
– В хранилище, там столик с золотым ларцом, а Летопись в самом столике, не в ларце.
И опустилась, заглядывая в обалдевшее лицо Стужева. Выглядел он потрясенным. Я подумала и решила потрясти его еще раз, для чего, вновь приподнявшись, прошептала:
– Бери драконов, во-первых, они границу пересекают беспрепятственно, во-вторых, хранилище тебе взломают. – Подумала и добавила: – Котика и Волчика тоже возьми.
– Зачем? – переспросил окончательно потрясенный Сашенька.
– Думаешь, я одна домик няшек грабила? – ответила вопросом на вопрос.
Стужев ничего не думал, Стужев вдруг сжал в объятиях и стремительно поцеловал. А потом, не давая опомниться, еще раз поцеловал, и уже не прерывался на всякие мелочи, типа там Летописи, темные, избушки, зверюшки… Только он, его дыхание, сильные жаркие объятия и поцелуй – требовательный, властный, плавно переходящий в нежный, опьяняющий, настойчивый… в котором я растворилась, целиком и полностью отдаваясь любимому.
Я очнулась под грохот своего сердца и взбешенный рык Стужева:
– Через шредер пропущу, лично!
Выплывая из тумана нахлынувших эмоций, осознаю, что мы все так же стоим посреди избушки и целуемся, причем его руки все так же на моей талии, мои обвивают его шею, и непонятно с чего возмущается Ядвига.
– А дальше чего? Целуются и целуются, полчаса уже только целуются и ничего. А зрители, между прочим, продолжения требуют. И что, вы там уже нацеловались?!
Мы переглянулись. Потемневшие от страсти, чуть рассредоточенные синие глаза Саши окончательно лишили любых посторонних мыслей меня. Князя мои зеленые, кажется, тоже, потому как он тихо прошептал:
– Еще нет.
И снова склонился к моим губам. Нежно прикоснулся, властно захватил в плен, искушая, завоевывая, провоцируя на столь же страстный ответ. Мой змей искуситель, мой сказочный злодей, мой самый невероятный Стужев.
– Эй, да хватит вам! – не унималась Ядвига. – Кому-то там куда-то спешить как бы надобно.
Прорычав ей в ответ что-то ругательное, Саша, не отрываясь от поцелуя ни на миг, подхватил меня на руки и вынес из избушки. Там, стоя на пороге под навесом и удерживая меня, продолжил дело с поцелуями, правда, теперь целовал нос, щеки, скулы, подбородок, волосы, глаза…
– Счас съест, – меланхолично заметил Серый Волк.
Я рассмеялась, Стужев остановил свою поцеловательную деятельность и сообщил:
– Уничтожаю Летопись, запечатываю переходы и валим в медовый месяц… на год.
– Э-э… – протянула я, – а как же учеба, дом, ужин у моих родителей, моя ягушенская карьера?
– Я сказал – медовый месяц… тьфу ты – год!
– Сашенька, год – это как-то много, – не могла не заметить я.
– Ритусик, – он снова прикоснулся к моим губам и выдохнул, – я не то чтобы не нацеловался, я еще и не насмотрелся на тебя. Год. А будешь вредничать – два.
И только хотела ответить, как Князь решительно подытожил:
– А лучше даже три на необитаемом острове, и чтобы ни одна, – злой взгляд на избушку, – книга рядом не отсвечивала.
Улыбнувшись, я укоризненно головой покачала, но все-таки не смолчала:
– Стужев, насмотреться и в универе мог, времени хватало.
А он вдруг стал совершенно серьезным и тихо ответил:
– Не мог.
– Что? – не поняла я.
Саша мягко отпустил меня, помог встать на ноги, придержал, когда в длинном подоле сарафана запуталась и распутаться потребовалось, а потом вдруг крепко-крепко обнял, сжал так, что дышать стало сложно, и прошептал едва слышно:
– Ничего ты не понимаешь, Маргош. Не мог я на тебя смотреть. Никогда не мог. Всегда сердце замирало, дыхание перехватывало, а в голове всего одна страшная мысль: «Эта девушка не для меня».
И отпустив оторопевшую от подобного признания начинающую Ягу, обошел, сбежал по ступеням вниз и скомандовал:
– Ты, медный, и ты, с зелеными крыльями, ко мне, мы на задание. Кот, Волк, вы со мной, остальным охранять избушку.
Причем никто даже не возражал! На медного дракона Саша взобрался сам, на зеленом Кот Ученый и Серый Волк уместились, и они все взлетели и умчались в ночное небо, оставив потрясенную меня босиком стоять на пороге.
Издали вдруг донеслось:
– Рита, в дом, живо, простынешь!
Медленно повернувшись, я вошла в избушку, задумчиво прошла к печке – огненный вихрь засосал внутрь. Там сидел ураг Херард с четвертой, если учесть наличествующие пустые, кружкой медовухи. И рядом с ним Мислава, а чуть поодаль Ядвига, а я… Я стояла растерянная и все поверить не могла в его слова.
– Опять гадость сказал? – Книга всплеснула призрачными руками. – Вот гад гадский, любит же, больше жизни любит, а за языком последить не додумался! Няшка вреднючая!
Мотнув головой, пробормотала:
– Не гадость…
И с тоской вспомнила, как часто, глядя на него, я думала, примерно то же, что и он: «Этот парень не для меня». И при таком подходе ведь даже не влюбишься… а хотелось.
– Рита, – позвала меня Ядвига, – что-то случилось?
– Да, – отозвалась рассеянно, – я влюбилась… окончательно.
Тишина в помещении и осторожный вопрос Миславы:
– Только сейчас?
– Да погодь ты, она всего второй день замужем. – Книга мечтательно вздохнула. – А свадьба-то такая оригинальная была…
Я с подозрением на Фолиантовну взглянула, потому как о том, какая была свадьба, могут знать только двое – я и Стужев, в остальном… Взгляд мой упал на котелок, на книгу, на котелок, на… И ведь кое-кто все словечки слэнговые знает, и историю моего мира…
– Ягусь, – подозрительно смотрю на нее, – а ты точно не айфон, не?
Яга руками развела, да и улыбнулась загадочно. А после обратилась книгой, из книги призрачная рука появилась и пальцем поманила. Осторожно подойдя, взяла фолиант, книга открылась, несколько страниц перелистнулось, и появилась надпись: «Я круче, я впитываю нрав, воспоминания, мировоззрения каждой Яги. А как иначе прикажешь обучать вас, это же под каждую подстраиваться надо».
Стою в шоке. В книге появилось еще несколько строк:
«Урага дожимай, мне идея революции в империи нравится, пущай между собой отношения выясняют, а на чужой огород не зарятся. Ибо их сила токмо в единстве, а наша в банальном: «Давайте жить дружно». Опять же, опосля морока Таэлона появились сомнения в цельности Темного двора, так что… Чего стоишь? Работай. Как говорится, назвалася Ягусей – залазь в ступу и не вякай».
– Какая ты… вредная, – не сдержалась я.
– Вся в тебя, – гордо ответила книга.
– Да не, я смотрю, тут такой самобытный характерец нарисовался. – Просто не люблю, когда мной командуют.
– Да, я тебя тоже люблю, – выдала Ядвига, а далее исключительно словами по бумаге: «Обработай урага, он токмо тебя слушает… знаешь, есть такие дураки, которые правду говорят, и умные их обычно слушают».
– Это ты на себя намекаешь? – разозлилась я.
– О чем вы там беседуете? – поинтересовался Херард.
– Она надо мной издевается, – честно призналась я.
Затем прошла, села рядом с урагом, тот даже кружки к себе пододвинул, чтобы у меня место было, и грустно сказала:
– Демона тоже жалко.
Ядвига громко фыркнула. Хмуро глянув на нее, продолжила:
– Все равно жалко. И отряд няшенский.
За окнами притихло потрескивающее пламя, у нас здесь было тепло, хорошо, сухо, уютно даже, вдруг темный произнес:
– Они живы, но мы не можем их достать.
Вот теперь мы все втроем повернулись и посмотрели на урага, даже Ядвига призрачную голову из книги вытащила.
– Котелок ваш. – Херард указал на очаг.
Но мы все продолжали смотреть на темного, он встал, взял казан, принес, поставил на пол передо мной, потом сходил за прутиком, мне в ладонь вложил и сказал:
– Смотрите, я покажу то, что известно мне.
Я, естественно, тут же прутик в воду, поверхность мигнула, и мы увидели надпись белым на тьме, состоящую всю сплошь из непонятных закорючек, рун и иероглифов.
– Да, мы все поняли, – ехидно вставила Мислава.