Пятая труба; Тень власти

Фрау Штейн быстро составила свой план действий. Леди, очевидно, интересуется Магнусом. Если ей удастся хоть один раз заставить его отступить от своих принципов, то она впоследствии сумеет использовать для себя это обстоятельство. Рассчитывать же на брак с Фастрадой ей не хотелось. Прежде всего, она ей не нравилась. Во-вторых, Магнус мог бы сделать лучшую партию: у Фастрады, правда, были деньги её покойной матери, но это было не бог весть что. Отец же её был бургомистром только на определённый срок, и фрау Штейн не считала его способным сделать дальнейшую карьеру. Учитывая всё это, она решилась как можно лучше воспользоваться влиянием этой прекрасной дамы, которая говорит с нею так любезно и мило.
— С волками жить — по-волчьи выть? Не так ли? — спросила, улыбаясь, фрау Штейн.
— Если этого не делать, то волки от нас уйдут, — весело сказала леди Изольда, как бы отвечая не ей, а самой себе.
— Неправда ли? — живо подхватила фрау фон Штейн.
— А если будем делать это, то погубим самих себя. Другого выхода нет, — продолжала леди, не обращая внимания на свою собеседницу.
— Виновата, что вы изволили сказать?
— Что погибло, то погибло! — молвила леди Изольда едва слышным голосом.
Впереди неё в апартаментах, дверь которых была открыта настежь, празднество было в полном разгаре. Страстнее становились танцы, смелее взоры и жесты танцующих. Слуги сновали во все стороны, разнося графины с вином. Жизнь, казалось, потеряла все свои трансцендентальные радости и надежды, и люди старались заполнить скорее страшную пустоту. С неутомимой жаждой пили они из чаши наслаждений и не отнимали её от уст, пока не делалось горько. Быстрее и страстнее становились танцы. Время от времени слышался звук падения, резкий смех, звон разбитого стекла. Всё это терялось, впрочем, в шуме и водовороте танцев.
Леди Изольда смотрела на всё, что происходило вокруг. Воздух отяжелел от дыма люстр, запаха увядших цветов и испарений толпы. В залах стоял словно туман. Наверху мерцал какой-то свет, подобный отражению луны в волнах. Чем ниже, тем он делался плотнее, материальнее, затмевая блеск бриллиантов и улыбки их обладательниц. Щёки, раньше свежие, как весна, теперь пылали от жары и вина и покрылись грубыми красными пятнами, которые портили их красоту. Глаза, в начале вечера ясные, как горные озёра, теперь светились лихорадочным блеском, и в их прозрачных глубинах виднелось что-то мутное и взволнованное. Уши не без удовольствия выслушивали вольности, и духовные и светские люди одинаково радовались в сердце, видя, как грех и порок собирают обильную жатву.
— Извините, леди! — начала опять фрау Штейн.
Леди Изольда вздрогнула и очнулась. Не вспомнился ли ей бал, данный в аббатстве Сен-Дени, — это было до её появления в свете, но память об этой оргии была ещё свежа при французском дворе, — на котором все женщины, чтобы не краснеть, надели маски, а герцог Орлеанский хвастался тем, что овладел женою Иоанна Бургундского, пока за это хвастовство страну не постигло посрамление и разорение? Конечно, Констанц был далеко не Сен-Дени, хозяином здесь был не французский король, да и гости были все рангом ниже. Но иногда мысль невольно перескакивала от этого празднества во Францию. Или, может быть, в её воображении предстала фигура дофина, который дотанцевался до смерти, не заставив забыть этим бедствий своего королевства.
— Извините, — опять промолвила фрау фон Штейн.
Леди Изольда очнулась от своих дум.
— Мне передавали, что у вас есть дочь, — спросила она, блуждая взглядом по толпе. — Я уверена, что она у вас красавица. Покажите мне её?
— Увы! Бедная девушка недостойна вашего внимания. В детстве она была сильно испугана, и с тех пор она не в своём уме. Это великое моё горе, и я должна теперь из-за неё сплошь и рядом сидеть дома. Когда же приходится брать её с собой, то я никогда не знаю, что из этого выйдет. Сегодня я хотела оставить её дома, так как самой-то мне нельзя было отказаться от приглашения фрау Мангольт. Но, услыхав о нём, она тоже захотела ехать. Да и Магнус настаивал на этом. Он всегда исполняет все её капризы, и это только ухудшает дело. Я её оставила вот там, у дверей, в обществе нескольких других девиц, среди которых, надо надеяться, она будет вести себя спокойно.
 
Леди Изольда посмотрела в ту сторону, куда ей показала фрау Штейн. Но в эту минуту грянула музыка, возвещая прибытие короля.
Вошёл король — почти уже император. Он явился, чтобы своим присутствием дать императорскую санкцию попойке, каковой большинство гостей и считали сегодняшнее празднество. Танцы прекратились. Поднялись суматоха, толкотня, крики, при которых нельзя было разговаривать. Шумный поток людей от наружных дверей скоро хлынул внутрь, в комнаты, странный, фантастический поток: женщины в огромных головных уборах с высокими тульями, которые, как башни, возвышались над толпой, колыхаясь то там, то сям, словно судёнышки, бросаемые волнами; мужчины с привешенными к загнутым носкам звоночками, производившими музыку, достойную этого дикого маскарада. Впереди всего этого шёл король, одетый в такой же фантастический костюм, как и все другие. Король Сигизмунд никогда не отказывался разделить удовольствия своих подданных.
Направо от кресла, на котором сидела леди Изольда, поднялась настоящая живая волна.
— Прекрасная леди, — галантно поклонившись, начал Сигизмунд, — не удостоите ли председательствовать на этом празднестве рядом со мной? Моя супруга не могла прибыть сюда. Не угодно ли вам занять её место? У празднества есть король, но нет королевы. Взгляните, ваши подданные горят нетерпением увенчать вас короной.
Он сделал знак своей свите, которая держала венок из цветов.
Леди Изольда поднялась и в свою очередь приветствовала короля.
— Ваше величество делает мне слишком много чести, — с внезапной энергией сказала она. — Выберите другую, более красивую и более достойную этой чести.
— Другой здесь нет! — отвечал король, не замечая, что своими словами он многим наносит обиду. Он действовал большей частью под впечатлением минуты, нередко теряя в одну минуту то, что ему удавалось приобрести годами.
— Мы все согласны в этом! Не правда ли? — спросил он, обращаясь к толпе.
— Все согласны! — послышался ответ хором.
Когда король что-нибудь утверждает, то кто посмеет ему противоречить?
— Vox populi vox Dei! — воскликнул король, видимо находившийся в беззаботном настроении. — Слышали это, прекрасная дама? Вы будете коронованы самим королём, который на сегодняшний вечер делается вассалом вашей красоты.
Отказаться было невозможно. С холодной усталой улыбкой она приняла гирлянду при криках своих не совсем уже трезвых подданных.
Что касается Магнуса Штейна, то она видела его всего один раз, но и тут не успела заговорить с ним. Он тоже старался держаться подальше от шумного веселья. Пока её короновали, он стоял в дверях с мастером Шварцем, глядя на импровизированный трон, на котором восседал король и женщина лёгкого поведения.
— Вот прелесть-то! — воскликнул Шварц. — Боюсь, мастер секретариус, что вам не удастся изменить этого мира.
— Конечно, — отвечал тот, грустно глядя на развертывавшееся перед ним зрелище.
Он вышел в другую комнату, а когда вернулся в большой зал, короля уже не было, а леди Изольда стояла посредине, окружённая своими поклонниками. Магнусу показалось, что на другом конце зала он заметил белокурые волосы Фастрады. Он было пошёл к ней, но толпа оттеснила его к леди Изольде. По какому-то необъяснимому побуждению он поднял глаза и встретился с её взором. Она как будто приглашала его остановиться и заговорить с нею, но он, внутренне сердясь на себя за то, что поддался этому импульсу, важно поклонился ей и прошёл мимо. Леди Изольда следила за ним глазами, пока он не подошёл к Фастраде, а затем ловко двинула толпу вперёд, так что могла не только видеть обоих, но иногда и слышать обрывки их разговора.
— Наконец-то! — промолвил секретарь, останавливаясь перед Фастрадой. — Я уже отчаялся было вас видеть. Как бы я хотел, чтобы все убрались отсюда, кроме вас.