Честное пионерское! Часть 3 (СИ)
Логика подсказывала, что новая реальность уже учла усилия Юрия Фёдоровича. Потому что нынешний вариант убийства школьницы точно отличался от того, который произошёл в моей прошлой жизни (об этом прямо говорило появление в «видении» папиной рукописи). «Или мой разговор с Каховским внёс новые изменения? — подумал я, уже лёжа вечером в кровати. — Ведь Света Зотова не умерла…» От роившихся в голове противоречивых мыслей разболелась голова. Но утром мой мозг вновь обрёл способность ясно мыслить. И я вдруг осознал, что в случае с Катей Удаловой пока тоже не всё ясно.
В том, что Юрий Фёдорович помешает Алексею Чуйкину убить сестру, я не сомневался. Вот только понял, что это спасение девицы вряд ли станет «окончательным». Между смертью Оксаны и уже «предсказанным» убийством Нины Терентьевой прошло два с половиной месяца. Я подумал: нападение двоюродного брата на Екатерину могло спутать планы убийце её подружек. Прикинул, а что если… «усыпление» и убийство Удаловой случится в феврале (через те же два с половиной месяца после смерти Нины)? А нападение Чуйкина лишь приблизило и так уже запланированную на начало следующего года дату Катиной смерти.
За дверью раздавались шорохи — проснулась Надя. Виктор Егорович пока не напрашивался к нам на ночёвку (наверное, ему хватало дневного… общения с будущей женой — в те часы, которые я и Паша проводили в квартире Солнцевых). Я слез с кровати, побрёл умываться. На кухне уже шумел чайник (хотя мы с Надей пока и не приступили к утренней зарядке). Я посмотрел в зеркало на своё испачканное зубной пастой лицо. В очередной раз отметил, что брить щёки и подбородок по утрам мне придётся не скоро. Указал на отражение большеглазого светловолосого мальчишки щёткой, с которой капала в раковину пена.
— Твоё дело — присмотреть за отцом, — сказал я. — А с проблемами школьниц разберётся дядя Юра. Каждый займётся своим делом. Это понятно?
Парень в зеркале кивнул — согласился с моими (озвученными вслух) главными выводами из утренних размышлений.
— И следи за тем, чтобы тебе не открутили уши, — предупредил я.
* * *
В комнате, где Нина Терентьева читала папину рукопись, я не видел календаря. Поэтому о дате того события лишь догадывался. Предполагал, что девятиклассница в моём видении лежала на кровати девятого декабря нынешнего года: ведь именно в этот день девица исчезла в прошлый раз. Однако допускал, что теперь события могли и сместится на несколько дней (это же предположил и Каховский — он допустил, что придуманный мной календарь продемонстрировал неверную дату).
Поэтому (при ожидании нового нападения убийцы школьниц) я ориентировался не только на свои воспоминания. Но и на толщину папиной повести. Я по памяти сверял толщину стопки листов отцовской рукописи с той, которая лежала в моём видении перед Терентьевой (каждый раз, когда Виктор Солнцев приносил очередную главу). И всё меньше радовался продолжениям истории об Игоре Гончарове. А Виктор Егорович словно издевался надо мной: приносил новые листы всё чаще.
Без новых приступов и засад дни будто ускорили свой бег. Каждый новый день походил на предыдущий; и проходил стремительно, заполненный рутинной суетой и повседневными заботами. Я по-прежнему «не выделялся» в школе. Проводил внешкольное время либо в квартире Солнцевых (где днём собирался мой отряд). Либо «вкалывал» на тренировках в «Ленинском» и у Каховских. Или беседовал «по душам» с Надеждой Сергеевной (утром и перед сном). Рутиной стали и походы к генерал-майору Лукину.
Я регулярно (трижды в неделю) пил чай на кухне у Фрола Прокопьевича. Невестка ветерана традиционно выпекала к моему приходу блины. А генерал-майор составлял на бумаге план моего «допроса». То его интересовали мировые достижения в космонавтике (таковые я лишь с огромным трудом извлекал из памяти); и мы обсуждали с ветераном войны, летали ли в действительности американские космонавты на Луну, или их экспедицию отсняли в павильонах Голливуда.
То Лукин расспрашивал меня о сельском хозяйстве (вот уж в чём я действительно ничего не смыслил). Беседовали мы с Фролом Прокопьевичем и о политике, и о природных катаклизмах (будущих). Мои рассказы пенсионер конспектировал в тетради; а после переносил на серые листы, которые (я не сомневался) после перекочёвывали в Москву или Ленинград под видом «вещих снов» генерал-майора Лукина (меня такая подача «кому нужно» моих «предсказаний» более чем устраивала).
В воскресенье двадцать пятого ноября в квартире Солнцевых мы отметили день рождения Валеры Кругликова. Устроили вечеринку в антураже советской школы магии и волшебства. Кругликова мы назначили «Игорем Гончаровым». Соревновались в приготовлении волшебных зелий (смешивали компоты и лимонады), устраивали дуэли на волшебных палочках, щеголяли в магических накидках. Валеркины родители тоже заглянули к нам в тот день — ненадолго: но взрослые «не надоедали» своим присутствием.
* * *
С каждым новым днём всё сильнее нервничала Зоя Каховская. Вот только она волновалась не из-за предсказанных в моих видениях событий — девочка переживала из-за приближавшихся соревнований по самбо. Навязчивая идея («запартерить» Свету Зотову) не покидала Зоину её голову. И это притом, что девочки (Зоя и Света) всё больше времени проводили вместе, именовали друг друга «лучшими подругами». На переменах они по-прежнему прогуливались по школьным коридорам рука об руку (игнорировали завистливые взгляды одноклассников). И часто занимали одну сторону в едва ли не ежедневных спорах с мальчишками — с Вовчиком, Пашей и Валерой (мне иногда казалось, что Зотова таким образом подначивала своего конопатого «рыцаря»).
Мои заверения, что шансы победить Свету в поединке у неё уже далеко не нулевые, Каховскую не успокаивали. На домашних тренировках Зоя требовала от меня всё новых «хитрых приёмчиков». Но я отказывался демонстрировать новинки — вынуждал девочку вновь и вновь отрабатывать одни и те же упражнения (подготовленные специально для «работы» со Светой). Много времени уделял стратегии предстоящего боя: втолковывал Зое, как именно ей работать в схватке с Зотовой (как удержать соперницу на дальней дистанции и вынудить совершать ошибки). Тренировки с Зоей Каховской великолепно переключали моё внимание с мыслей об убийце школьниц, пытавшемся «подставить» Виктора Солнцева, на более прозаическую и понятную мне тему: подготовку к соревнованиям по самбо.
* * *
Первого декабря Виктор Егорович вручил мне очередную главу повести-сказки о приключениях юного советского волшебника. Я в тот же день прочёл её поклонникам папиного таланта (от сюжета рассказа Джоан Роулинг в сказке «Игорь Гончаров в школе магии и волшебства» мало что осталось — разве что совы и волшебные палочки). Больше других восторгался новой главой Вовчик. Он тут же попытался повторить подвиг героев повести: вызвать из Мира теней призрачного водного дракона (Света Зотова сегодня к Павлику не приехала, поэтому рыжий мальчишка не сдерживал фантазию и эмоции). Но только забрызгал мыльной водой пол и намочил свою одежду.
Вечером я положил новую главу к предыдущим страницам рукописи — прикинул нынешнюю толщину повести.
И пробормотал:
— Уже скоро.
Глава 12
Бросок получился эффектным (на полках серванта звякнула посуда). Зоя повалилась на пол — ударила рукой по одеялу (хлопок вышел громким, звонким). Я устоял на ногах. Отметил, что Каховская приземлилась на бок, а не на спину (не позволила мне завершить бой). Но уже понял: девочка вновь не успеет. Едва она сфокусировала взгляд на моём лице, как я резко склонился к ней, схватил Зою за кимоно. Демонстративно подёргал за ворот куртки — девчонка попыталась, высвободиться, но, ожидаемо, не сумела. Каховская обижено засопела, тихо (и совсем не по-детски) выругалась. На её глазах выступили злые слёзы. Зоя ударила меня кулаком в грудь.