Священник (ЛП)
— Да?
Я протянул руку.
— Я Джек Тейлор. Вы не могли бы уделить мне время?
— Что-то продаете?
Была не была. Я сказал:
— Это по поводу отца Джойса.
На его лице промелькнула чистая мука — кровоточащая голая боль, а за ней — усталость. Он вздохнул.
— Опять эта хрень.
Я попытался изобразить сочувствие — не самая моя сильная сторона, я сразу смахиваю на мошенника, — сказал:
— Я понимаю, вам должно быть сложно.
Он пристально ко мне присмотрелся, спросил:
— Тоже жертва?
Я понял, что он о растлении, ответил:
— Нет.
Он склонил голову набок, сказал:
— Значит, ничего ты не понимаешь.
Пораздумал, затем:
— Ладно, выделю пять минут. Девушка — моя секретарша, она сейчас по уши в продажах.
Я зашел и прикрыл за собой дверь. Он провел меня на кухню, заваленную папками и бумажками. Я спросил:
— Дела, видимо, идут хорошо?
— Да, полный дурдом. Все планирую снять офис, но кто в Голуэе может его себе позволить? Кофе будешь? Есть только быстрорастворимый.
— Мой любимый.
Пока закипал чайник, он спросил:
— Пьешь?
Скорее утверждение, чем вопрос. Я попробовал изобразить негодование, и он сказал:
— По глазам вижу, по затравленному виду — мне это знакомо. И не только это, вспоминать не хочется.
Он всыпал порошок в чашки, влил воды, сказал:
— Молоко кончилось, вообще все кончилось, кроме спроса на персонал. То есть вышибал, если по-нашему.
Мне стало интересно:
— Как ты попал в такой бизнес?
Он предложил жестом сесть. Я сел, он устроился на стул напротив, сказал:
— А ты как думаешь? Сам был вышибалой, устал, что мне все в лицо плюют, если не чего похуже, решил подняться выше. Семь лет назад, когда город гулял вовсю. Будь ты помоложе, мог бы пристроить и тебя на этот вечер.
Вряд ли, если об этом прослышит Кленси.
— Почему? — спросил я.
Он отпил кофе, сказал:
— Выглядишь дуболомом.
Я решил не развивать тему, не спрашивать, что конкретно он имеет в виду. Явно ничего хорошего.
— Меня попросили расследовать смерть отца Джойса.
Снова та мимолетная боль. Он встал, подошел к раковине, с силой вымыл чашку, сказал:
— То есть обходишь тех немногих, кому хватило смелости заговорить. Трое набрались духу — из множества. Кто тебе платит? Церковь? Нам они точно ни хрена не платят. Но это пока. Правительство тоже пытается нас задвинуть — это, видимо, уже узаконенное жестокое обращение. Единственная сочувствующая судья, Ле Фой? Ее ушли.
В его словах были злость, сила, словно остудившие воздух. Пытаясь разрядить обстановку, я сказал:
— Ты преодолел… эм-м… свое прошлое. В смысле, живешь дальше, даже неплохо.
Он грохнул кулаком о стол, спросил:
— Ты-то, сука, откуда знаешь? Видишь тут жену, детей, что-нибудь нормальное? Я сидел на всех таблетках в мире, облысел в девятнадцать. Знаешь, что я делаю на досуге?
Он произнес это слово со всем презрением, на какое был способен, продолжил:
— Гуляю по сраной набережной. Ни с кем не разговариваю, ни с единым человеком. Смотрю телевизор. Комедии — «Сайнфелд», «Друзья», «Саус Парк», «Гриффины» — и знаешь, что? Никогда не смеюсь, ни разу. А «Отец Тед» — это я вообще никогда смотреть не буду, никогда не найду в священниках ничего смешного. Я умер много лет назад, но тело еще ходит, — вот что оборжаться, да? О семье и говорить нечего. Всегда думал, что у меня будет сын, сейчас бы он унаследовал бизнес. Но благодаря святому отцу, этому извращенцу, я сдохну один. У человека должен быть сын, вот в чем истинный грех.
Я не нашелся, что ответить, и он спросил:
— Хочешь спросить, не я ли его убил… За этим пришел, да? Думаешь, еще сто человек не хочет спросить у меня то же самое? Он трахал меня десять раз в неделю, пока кровь из задницы не шла. Начал, когда мне было девять. Когда я рассказал матери, она выпорола меня так, что я ходить не мог.
По его лицу градом струился пот, розовая футболка промокла насквозь. Он не останавливался:
— Иногда для разнообразия он вставлял мне в рот. Думаешь, мне его жалко? Я тебе скажу, о чем жалею, — что ему башку отрезали. Не с того начали.
Я встал, спросил:
— Не налить воды?
Он выдохся, весь обмяк, покачал головой:
— Ты пойдешь к Майклу?
— Да.
Он слабо и криво улыбнулся:
— Майкл тебе понравится, он держится лучше.
Хотелось взять его за плечо и сказать — что сказать? Что все будет хорошо? Будет как угодно, но точно не хорошо. Я сказал:
— Спасибо, что поговорил, и за кофе…
Он как будто не слышал. Когда я уходил, спросил:
— Знаешь слово «глухарь»?
Когда я кивнул, сказал:
— Это он и есть. Дело глухое, как в танке.
Потом добавил:
— Если все-таки найдешь того, кто это совершил, сделай одолжение?
— Да?
— Пожми ему от меня руку.
В тот вечер, по причудливому совпадению, на «Скай Ньюс» сообщили о стрельбе из машины в маленькой деревушке в Саффолке, предположительно — из-за разборок вышибал. Стрельба из машины… американизируемся на глазах.
Переключился на местные новости. Полиция остановила лихачей. У угонщиков, подростков в балаклавах, обнаружили
Два меча
Шесть строительных ножей
Бейсбольные биты
Канистру бензина.
Сладость или гадость.
13
Развлечение.
Коль скоро люди не могут победить смерть, нищету, невежество, то чтобы стать счастливыми, они решили об этом не думать.
У меня теперь был свой мобильный — и да, Коди, включенный. Номер знали только двое — Коди и Ридж.
Вряд ли будет сильно мешать? Сказать по правде, мне он даже нравился. Маленький, серебристый, компактный, на вид как гильза. Я все еще носил пластыри, но старые привычки умирают с боем. Я хлопал по карману и принимал телефон за пачку сигарет.
— Поставь рингтон, — посоветовал Коди.
Я не понял, о чем это он, но звучало так, будто о походе к проститутке.
— Что-что выбрать?
— Твой личный звонок. У меня стоит Franz Ferdinand, но ты можешь поставить, не знаю, Бейонси или Black Eyed Peas.
Я так подозревал, что Джонни Дьюхан там не предлагается, сказал:
— Меня устраивает просто звонок.
Хоть убей, не мог уложить эту концепцию в голове. Компании продают тебе мелодию? То вышибалы, то вот это, куда катится страна? Господи.
Я представил себе церковь, где никто не выключил звук и целый оркестр популярных песенок поет в унисон. Кто знает, может, так и хор заменят.
Коди твердо настроился меня просвещать, спросил:
— У тебя же есть интернет?
— Угадай, блин, с трех раз.
После Тома Рида я дошел до канала, смотрел на уток. И скоро, конечно, на темноту. Закрыл глаза, представил, как мимо проплывает тело Джеффа. Каждую ночь на неделе полиция вытаскивала кого-нибудь из воды, в основном — слишком поздно. Диапазон — все городское население. В воду бросались
Студенты
Пьяницы
Сумасшедшие
Одинокие
Девушки
Больные
Здоровые.
Так споем же песню каналов: отдайте ваших бедных и отверженных.
Ни одного священника.
Пока.
Зазвонил телефон, аж сердце в пятки ушло. Я взял трубку, услышал Коди, спросил:
— Что?
— Просто проверяю, босс.
Босс.
— Есть новости? — спросил я.
— Нет, сэр, но у меня все под контролем, ушки на макушке.
Похоже, ему это нравилось, и я удивленно спросил:
— Тебе это нравится?
— Блин, еще как.
Каждый раз, когда казалось, что я в нем разобрался, открыл очередную частичку, он поднимался на новые уровни клише.
— Не звони с отчетами каждый час, понял?
— Радиомолчание, пока не будет объявлен код «красный»?