Подделка

Он зажмурил глаза и заплакал еще сильнее.
Тебя мисс Дженни обидела? Она не нарочно. Или Сесили? Ну и не играй с ней.
Анри был безутешен.
Пожалуйста, Булочка, нам надо туда вернуться. Всего на несколько минут.
Он скорбно покачал головой.
На десять минут, честное слово.
И тут Господь послал нам подарок: по кварталу проехал бульдозер.
Смотри, Булочка, закричала я, и он оживился и замахал рукой, а водитель, настоящий ангел, в ответ приподнял каску. Я вытерла сыну сопли, как могла, стёрла слюни с воротника его рубашки и втолкнула его внутрь. Но к тому времени мы пропустили даже хоровод, на котором всё веселье закончилось.
Мы можем вернуться в другой день? – спросила я мисс Дженни, когда другие родители уходили и уводили своих безупречных, святых детей. Боюсь, что нет, ответила учительница.
Пожалуйста, сказала я. Он очень застенчив. Он единственный ребенок. Он привыкнет к другим детям.
Это наш последний раунд. На следующей неделе начнутся занятия.
А он может прийти на занятие? Или к другому учителю? Мой голос становился всё безумнее. Он правда милый, надо только узнать его поближе.
Не сомневаюсь, любезно сказала мисс Дженни, отчего мне стало еще хуже. Вы найдёте подходящий детский сад, здесь или где-нибудь ещё.
Он должен поступить сюда, сказала я. Мы любим этот сад. Это наш единственный выбор.
Учительница улыбнулась мне, но её глаза не улыбались. Всё получится. Вот увидите.
Наше внимание привлёк грохот. Анри скинул с полки все книги до единой и радостно захихикал, гордясь собой.
Ох, Булочка, ну что же ты наделал? Я упала на колени и стала расставлять книги обратно. Не надо, пробормотала мисс Дженни. Ну что вы, ответила я. Она уже резче сказала: правда не надо, – и вздохнула. Вы неправильно их расставляете. Мне придётся потом ставить заново.
Я поставила на место «Кота в шляпе», встала и взяла сына за руку. Мы подошли к машине, где Мария сразу же забросала нас вопросами: ну как дела? Он справился? Тебе было весело, ми амор? Я покачала головой, она сжала губы и больше ничего не сказала.
Оли, конечно, нельзя было так просто заставить замолчать. Он позвонил, когда я выезжала с парковки, и я включила громкую связь.
Что ты имеешь в виду? Что значит катастрофа?
Я рассказывала ему всё утро.
Это же ребёнок. Они лучше всех должны понимать, что такое дети.
Все кончено, сказала я.
Вовсе нет. Ты объяснила, что это нелепая случайность? Ты просила дать ему второй шанс?
Я отвечала на все его вопросы – да, да, да, пока он наконец не сказал: мы ещё можем это исправить, я не сомневаюсь.
Ну раз ты не сомневаешься, то сам и исправляй, огрызнулась я и взглянула в зеркало заднего вида. Мария вежливо избегала моего взгляда.
Погоди, сказал он. Я услышала, как он говорит неизвестному коллеге что-то резкое и важное. Потом он вновь переключился на меня. Мне пора идти, сказал он. Позвони-ка своей подруге Винни. Она вроде бы работала в детском саду?
Я была обескуражена тем, что он запомнил. И чем она может помочь?
Чрезмерно терпеливо он ответил: ну не знаю, Ава, это уж ты ей позвони и сама выясни.
Винни сразу же ответила на звонок. Прости, что так долго не звонила, сказала я. Да всё нормально, ответила она. Я же понимаю, ты занята.
У меня защипало в глазах. Ко мне уже несколько недель, а может, и месяцев никто не относился вот так по-доброму. Это было ужасно, сказала я, а потом выложила всё. Когда я дошла до того, что учительница была к нам несправедлива, она сказала: не понимаю, почему этот детский сад считается хорошим. По мне так ничего особенного.
Мне сразу же стало чуть лучше.
Вот что я тебе скажу, заявила она, я позвоню своей подруге Флоренс Лин из Академии Мин Лян в Ричмонде.
Я заметила, что уже слишком поздно. Приём заявок во все приличные детские сады закончился ещё в январе.
Винни расхохоталась. Флоренс – моя подруга. Мы вместе работали в «Кальвер Сити». Она примет Анри по моей рекомендации.
Ты серьёзно? Это так просто? Китайские детские сады мы даже не рассматривали, потому что Оли уже начал учить Анри французскому, но Академия Мин Лян считалась хорошей.
 
Анри там понравится, сказала она.
Ты правда думаешь, это сработает?
Раньше Винни не упоминала о своих подругах, и я задалась вопросом, что она сделала для Флоренс, чтобы получить такие возможности.
Конечно. Но если не хочешь рисковать, сделай небольшое пожертвование. Пару тысяч.
Я замялась.
Ну а что такого? Три, четыре тысячи, и хватит. Это маленький процент того, что ты уже тратишь на детсадовские расходы.
Я переживала не из-за денег, а из-за того, как отреагирует муж. Я уже слышала его ворчание: что за бред, Ава, мы не будем давать взятку, чтобы сына взяли в детский сад. Я быстро подсчитала, сколько осталось на моём счету, и поняла, что раз Оли не знает о занятиях Анри с логопедом, то и об этом узнать не должен. Я сказала Винни, что с радостью сделаю пожертвование, а она ответила: отлично, прямо сейчас и позвоню Флоренс.
Спасибо, искренне воскликнула я.
Она лишь фыркнула. Ну а для чего ещё нужны друзья?
К концу недели мне пришло письмо о зачислении в Академию Мин Лян. Муж вновь получил полное право повторять своё «я же тебе говорил», а я ещё плотнее запуталась в паутине Винни.
  
9
 
Винни дала мне пару недель порадоваться зачислению Анри, а потом сообщила, что она в городе. Встречаемся в два часа в «Блюмингейл», торговый центр «Вестфилд». Никаких подробностей она не уточнила.
У вас есть записи с камер наблюдения, детектив; вы видели, как быстро она вернула меня к работе, отправляя на задания хотя бы раз в неделю. Её целью было сделать мои возвраты в магазин привычными, дать мне расслабиться. Она сказала мне, что нужно перестать волноваться, что чем больше я смогу погрузиться в роль, тем меньше шансов, что меня поймают.
И вынуждена признать, как адвокат я оценила элегантность её схемы. Даже самый взыскательный покупатель не мог усомниться в подлинности сумки, купленной у уважаемого продавца. Сила внушения была слишком соблазнительной, эффект предвзятости подтверждения – слишком сильным.
Вскоре Винни заявила, что я готова действовать самостоятельно. Как показывают ваши видеоролики, каждую неделю я в зависимости от магазина изображала разных персонажей. Вот я в «Барнис» в роли нетерпеливой, влиятельной карьеристки, заскочившей сюда в обеденный перерыв; вот в «Сакс» – нерешительный менеджер среднего звена, который только недавно начал покупать предметы роскоши; вот в «Гуччи» – взбалмошная жена олигарха; в «Луи Виттон» – избалованная наследница; и наконец в моём любимом «Нордстром» – практичная домохозяйка, то есть более или менее я сама.
Почему мне так нравится «Нордстром»? Сейчас расскажу по пунктам. У них самая щадящая политика возврата на планете. Их торговый персонал дружелюбен и эффективен, и, что важнее всего, не задаёт лишних вопросов. Он расположен в центре города, здесь достаточно много народу, чтобы я не чувствовала, что за мной наблюдают, и это в свою очередь позволяло мне самой наблюдать.
Притаившись за кассой, я видела, как покупатели возвращали явно ношеную одежду, обувь и даже нижнее бельё без бирок, без чеков, без объяснения причин, кроме каких-то откровенно мутных. Благодаря этим людям я чувствовала себя не такой уж и гнусной. В конце концов, магазин без труда мог продать мою копию «Лонгчамп ле плиаж» (размер L, лимонно-желтого цвета). «Нордстром» не потерял из-за меня ни цента.
Однажды я наблюдала, как белая женщина средних лет достала из бумажного продуктового пакета пару потрёпанных походных ботинок. Они были в таком состоянии, что она, вероятно, не видела смысла скрывать правду и с готовностью заявила, что они были куплены год назад. Она недавно набрала двадцать фунтов (из-за нового лекарства), её ноги стали шире, и теперь из-за этой проклятой обуви появились волдыри.