Холодные песни

Австриец выстрелил в мужчину с младенцем на руках. Джентльмен покачнулся, приподнял сверток с ребенком и растерянно глянул туда, где в темно-коричневом пиджаке дымилась маленькая дырочка. Голову мужчины покрывал цилиндр с узкими полями, возвышавшийся над творящейся на палубе бойней. Раненный в живот, джентльмен снова прижал младенца к груди и стал оседать…
Гаспар Куапель продирался к шлюпочной палубе. Бежавший перед ним австриец выстрелил в офицера, но промахнулся – каморы барабана опустели. Все двадцать камор. Трясущийся от страха Куапель был хорошо знаком с двуствольным револьвером в руке австрийца – держал такой же в собственном ломбарде, расположенном на бульваре Кур-Салейя в Ницце. Револьвер конструкции Лефоше, рассчитанный на стрельбу из верхнего или нижнего стволов, барабан с наружным и внутренним рядом камор под семимиллиметровые шпилечные патроны, складной спусковой крючок, курок с двумя бойками. Револьвер, что хранился под прилавком ломбарда месье Куапеля, был богато украшен гравировкой, палисандровые щеки рукоятки покрывала ромбовидная насечка – всем этим не мог похвастаться револьвер австрийца, с простой отделкой, но не менее надежный и смертоносный. Куапель часто открывал ящик под кассой и доставал тяжелое оружие с маркировкой «Campagnac Arquebusier à Bordeaux» в верхней части ствола, вертел в руках, целился в невидимых врагов, даже вспугнул как-то раз неудачливого грабителя… но никогда не относился к револьверу как к дьявольскому инструменту, способному так легко отнять жизнь… До этой минуты – нет…
Мир кренился в туман. На шлюпке, которая раскачивалась по левому борту вблизи ходового мостика, причитали женщины и плакали в голос дети. Молодой матрос возился с блоком кормовых талей.
– Женщин и детей вперед! – крикнул кому-то офицер, а потом повернулся к матросу. – Эй! Что у тебя?
– Заело! Сломалось! – во всю глотку гаркнул матрос. – А, дьявол! С меня хватит!
– Назад! Стой!
Молодой матрос остановился. Офицер приблизился.
– Куда собрался, мерзавец? На судне двести женщин и восемьдесят детей! А ты!..
– Я не хочу умирать! К черту! Лучше убейте меня!
– Ты их погубишь! Всех, кого бросишь! Всех, кому не поможешь! Кем хочешь умереть: гадом или человеком?! Делай то, что должен!
Матрос попятился. Только сейчас он заметил, что у офицера нет правого глаза… Вернее, есть, но мертвый, желто-красный, вдавленный в глазницу.
– Помоги им! Помоги кому сможешь! – крикнул офицер и бросился к другой шлюпке. Через минуту он умер – спрыгнувший в вельбот австриец выстрелил ему в лицо, аккурат между здоровым и раздавленным глазом. Но сейчас офицер, человек, который делал то, что должен, спешил к пассажирам, а матрос смотрел ему вслед.
«Я не нанимался погибать в этом аду…»
А потом:
«Помоги им».
Молодой матрос попытался.
СЕКОНДО
Пустота визжала.
Секондо не понимал, почему лежит на полу. Голова раскалывалась.
На палубе твиндека итальянец был не один – растерянные лица эмигрантов шарили в поисках ответов по стенам без иллюминаторов.
Секондо пополз вперед и уткнулся в койку синеглазой девушки, которая упорхнула в начале ночи (он долго не мог заснуть и видел, как она уходит), но так и не вернулась. На грязные простыни капала кровь. Итальянец коснулся рукой лба, нащупал липкую рваную рану. Он поранился при падении.
Дверь была открыта. Секондо понял, что твиндек опустел минимум наполовину.
«Сколько я пролежал без сознания?»
Пустота шипела:
«Массо!»
– Корабль во что-то врезался, – сказал пожилой мужчина, пытаясь встать.
– Что он говорит?
– Дева Мария!
– Нет! Это невозможно!
– Мы умрем!
Секондо отмахнулся от нарастающего гула голосов. Но… что сказал старик?
Если пароход тонет, то он не успеет отомстить!
Секондо встал и направился к двери. Мимо пробежали два парня с короткими ножами.
«В тебе нет стержня, Массо… ты падаль… Не смей умирать, пока я не доберусь до тебя».
Он выбрался на палубу.
«Что ты сказал ей перед тем, как ударить ножом? Что ты сказал моей Сэвине?»
 
Секондо обошел разрезанную пополам женщину. Между двумя частями тела лежала кишка, толстая, как трос, ее вытянуло из женщины и тоже разорвало. Обрубки словно тянулись друг к другу серыми щупальцами. На пальцах левой ноги висела черная туфля.
«Она дышала, когда я нашел ее… еще дышала… но все, что смогла сказать, – лишь твое поганое имя…»
Над палубой прокатился тягучий вой гудка. Небо выглядело больным и отечным.
«Она боялась тебя, Массо, боялась и любила…»
Около рубки толпились люди. Секондо наткнулся взглядом на загорелого мужчину и сжал кулаки с такой силой, что проткнул ладони ногтями.
«Ты грязь и нечистоты, которые были рядом с моей сестрой… лицемер и пьяница… ты – мясо, которое я разорву на куски…»
Нет, это был не Массо. Секондо издал стон разочарования. Пустота подхватила.
Помещения, расположенные ниже бридждека, заливало водой. Правый край палубы задирался все выше и выше, катились предметы и люди.
«Ты злой дух… и ты…»
Итальянец оказался в воде, около плота, за который схватился. К плоту гребли люди, хотя места на нем не было. Кто-то пытался отцепить пальцы Секондо.
Нос парохода скрылся под водой с жутким шипением. Набирающий силу водоворот подхватил живых и мертвых. Секондо оттолкнулся от плота, который влекло к краю водоворота.
«Ла Бургонь» погружалась на дно. Следом падал Секондо, черная воронка тянула вниз, но он рвал пальцами ее мягкие стены, колотил ногами, не сдавался, не сдавался, не сдавался…
Рядом мелькнула тень. Он ухватился за нее, за скользкий хвост, чудовище встрепенулось, но Секондо уже полз по бугристому телу, выковыривая зеленовато-коричневую чешую и погружая пальцы в холодную плоть. Туловище было твердым, как дубовая кора, с глубокими шрамами и коростой из мидий. Существо извивалось. Итальянец встретился с ним взглядом, и пустота прикрикнула на хвостатую тварь. Желтые мертвые глаза подчинились. Алый раздвоенный язык исчез в дыре рта.
Секондо оказался на поверхности. Он подплывал к мертвым и еще живым, заглядывал в лица. Некоторые трупы плавали вверх ногами, он переворачивал утопленников; спасательные нагрудники с надписью «Ла Бургонь» были завязаны слишком низко, по талии. Вокруг – обломки корабля, похожие на плоты, и плоты, похожие на обломки. Люди со звериной яростью сражались за спасательные круги, доски, места в шлюпках. За перевернутый вверх килем вельбот держались не меньше тридцати человек. То тут, то там над океаном раздавался крик, и несчастного навсегда укрывали волны.
Секондо искал. Он хрипел, молотил руками и кричал:
– Массо! Массо! Массо!
Итальянец понимал, что, вынырнув из глубин, он погрузился в другие – его пожирало магнетическое безумие. Где-то в океане жило что-то большое и опасное, и оно забавлялось, играя волей людей. Что это – древний гигант, остров или сам дьявол – Секондо не знал.
«Оно снова заснет, но прежде злобой своей собьет волны в кровавую пену».
Он схватился за обломок весла, набрал в легкие воздух и уже собирался снова выкрикнуть имя убийцы своей сестры, но тут увидел его.
Эрик Массо возвышался над заостренной кормой шлюпки и размахивал отпорным крюком. Вот он ткнул острым наконечником в шею мужчины, и тот скользнул под воду. Его место занял другой, люди цеплялись за борта, пытались подтянуться, но их сбрасывали ударами весел и крюков. Безжалостные лица матросов походили на подвижные маски.
Секондо подплыл к переполненной шлюпке с носа. Он схватился за планширь вельбота левой рукой и, когда рыжебородый матрос замахнулся крюком, ткнул его обломком весла в живот. Рыжебородый крякнул, согнулся пополам и повалился в воду. Итальянец ударил его еще раз, по голове, и забрался в шлюпку.
На него набросились сразу двое, замелькали багры. Удары сыпались на низкорослого Секондо, шипы и крюки жалили, из ран лилась кровь, но итальянец не отступал. Обладая редкой силой, он исступленно орудовал обломком весла. Первый упал на тела, которые, точно сардины, вжались в дно лодки, упал замертво. Рухнул за борт второй, из проломленного виска хлестала кровь.