Лубянская империя НКВД. 1937–1939
Тот же Жуковский в 1933 г. на общем партийном собрании отметил, что «если бы у нас Рабинков начал бы работать раньше, то мы бы сэкономили не один млн. рублей золотом».
Эпизод, в котором Рабинков вполне законным (бизнес есть бизнес) путем извернулся получить отступные вместо того, чтобы заплатить их, чем выгадал для государства огромную сумму, — данный эпизод выпукло изображает специфику подобной работы. Мало того, что человек проявил инициативу, он ведь еще действовал под начальственным прессингом, а в случае относительного неуспеха рисковал грозой. Однако такие прыткие великому Ста-лину, а вслед за ним и всей системе были не нужны. Сначала их выбили, а затем все покатилось по накатанной колее, и — сверху донизу — все научились делать вид, что работают, освоив искусство неспешного бега в мешке.
И как раз пример с Рабинковым — отличная иллюстрация к сказанному.
Вначале Иосифа Семеновича выгоняют из партии (правда, основательно помытарив, восстанавливают со «строгачом»); одновременно резко понижают в должности, в заключение же просто сажают, затем расстреливают.
У меня в руках выписка из протокола допроса от 25 августа 1939 г. Вначале Рабинков якобы со слов Хазанова называет отца одним из участников антисоветской организации. Однако на вопрос следователя «Обращались ли вы к Жуковскому по вопросам антисоветской организации, как рекомендовал вам Хазанов?» отвечает:
«Нет, к Жуковскому по вопросам антисоветской организации и вредительства я не обращался, так как прямой нужды в этом не было, да и вообще к Жуковскому я питал некоторую антипатию и старался всячески избегать с ним беседовать».
По задумке ответ умный и полезный, практически же совершенно бесплодный, если не считать того, что ныне, спустя шестьдесят лет, я получил возможность помянуть Рабинкова, вопреки «антипатии», достойным образом. Зато и отец как бы в долгу не остался, и на последнем допросе, ночном (декабрь 1939), устояв перед давлением следователя, правда, надеюсь, на этот раз чисто вербальным, показал: «С Хазановым я по антисоветской работе в Берлине не был связан, в чем заключалась проводимая им вредительская работа я не знал, и Рабинков ко мне по своей вредительской работе не обращался».
Так что же все-таки с переплатами по внешнеторговым сделкам? Имели ли они место, а если имели, то с противозаконной целью или вследствие некомпетентности, а то и обычной халатности? В поиске ответов Комиссия потрудилась славно, привлекла к делу ряд квалифицированных экспертов вроде Тяпкина, затребовала много документов, постановлений, справок. И что же? Да ничего. Впрочем, Шкирятов постарался извлечь из ситуации максимум возможного. Обратимся к его записке, которая легла в основу итогового документа Комиссии.
«…Ряд документов заставляют предположить, что по вопросам о ценах тогдашние деятели торгпредства давали неверную информацию о невозможности снижения цен». Вот оно! И далее:
«Так, например, в отчете за 1-й кв. 32 г., подписанном Вейцером и Жуковским, доказывается, что поставленные Москвой кредитные условия необходимо изменить и дать возможность самому Торгпредству допускать отклонения. А по вопросу о ценах в этом отчете доказывается, что в переговорах с немцами нет необходимости особенно настаивать на снижении цен. Привожу выдержку…
«Говорить о планомерной и выдержанной борьбе за снижение цен в соответствии с директивами Наркомата при невероятно напряженной и спешной работе, конечно, не приходится».
В протоколе совещания у Торгпреда в Берлине 23.III—1932 г., где присутствовал и Пятаков и т. Жуковский, в отношении цен на импортные заказы было принято решение, которое обосновывало высокие цены и переплаты в следующей мотивировке: «Принимая во внимание спешность размещения заказов, считать, что выполнение заданий по снижению цен в настоящий момент (когда идет борьба за сохранение сроков кредита и проч, действовавших условий поставки) не представляется возможным осуществить полностью».
Хорошо, а откуда же вытекает «неверная информация о невозможности снижения цен»? Кто несет ответственность за условия «невероятно напряженной и спешной работы»? За это наше вечное «давай-давай», над чем впоследствии даже немцы из ГДР издевались.
Члены Комиссии тоже не с луны свалились, так что в итоговом документе — Заключении Комиссии — вопрос о переплатах и тому подобных злодеяниях начисто опущен.
А Матвей Федорович — вряд ли он особенно сокрушался по этому поводу. Ведь впереди была Лубянка, где по наводке и приказу родной Партии добудут признание — в числе прочих фантастических преступлений — также и в переплатах. И Матвей Федорович все это ясно предвидел.
Партстаж
Заинтересовалась Высокая Комиссия правом отца числить свой партстаж с августа 1917 года, хотя ранее ни в ходе чисток, ни в результате тщательных аппаратных проверок, неизбежных при должностных выдвижениях, каких-либо сомнений на эту тему не звучало. «У коммунистов дате вступления в партию придается большое значение», — почтительно отмечают зарубежные советологи. Даже исключительные достижения Троцкого не заслоняли в глазах идейных большевиков позднее вступление Льва Давыдовича в их ряды.
В августе 1917 года отец служил в 274 пехотном полку в чине прапорщика; полк был расквартирован в Таганроге. Нашлись два коммуниста, служившие там бок о бок с отцом, Комиссия поставила перед ними соответствующие вопросы, в результате сегодня есть возможность познакомиться с некоторыми людьми и событиями, связанными с историей Таганрога тех бурных недель. Мы, естественно, обязаны сузить поле зрения интересом, в первую очередь, к главному персонажу.
Все подчеркивания сделаны нами.
Более обстоятельна записка Хилькова С.А.
«Тов. Жуковского я знаю с августа мес. 1917 г…Казармы 274 и 275 пех. полков были расположены в районе Таганрогского ж.д. узла, в котором я вел работу по поручению Таганрогского Комитета большевиков, будучи членом комитета.
Встречать т. Жуковского на общегородских партийных собраниях мне не приходилось…, но в период моей работы в полках в сентябре-ноябре) т. Жуковский, в числе других, оказывал помощь в работе как организационно, так и в групповых спорах с меньшевиками…
К концу сентября меньшевики и соц. революционеры из этих 2-х полков были изгнаны, а по мере их изгнания активизировалась и работа нашей партии. Работа концентрировалась на вопросах: выборов в Учредилку, выделение инструкторов для обучения военному делу отрядов Красной Гвардии, а позже и по передаче из полков оружия отрядам Красной Гвардии.
Мне не помнится, был ли т. Жуковский в числе инструкторов…, но работа по передаче оружия ему поручалась (передача оружия происходила конспиративно).
…я был немедленно командирован в Донбасс с заданием немедленно двинуть в Ростов и Таганрог ре-вол. войска…
Выехав из Таганрога (ночью 27 или 28 ноября), я не знаю, что в дальнейшем делалось в 274 и 275 полках, но могу отметить, что т. Жуковский в эти дни и в ночь подготовки к выступлению вел активную мобилизационную работу, т. е. безусловно шел с большевиками.
Отмечу и следующий факт: начиная с сентября в северных районах Таганрог, округа начала действовать террористическая банда сотника Чернецова. В Макеевке, Чистякове, Иловайске и др. районах террор принял формы, подобные тем, что ныне имеют место в фашистских странах. Таганрогский гарнизон вынес решение послать к Каледину представителей Таганрог, гарнизона с требованием об отзыве из горных районов этой банды. В числе делегации были: вышеотмеченный т. Белов (солдат, командир большевистского отряда. — В.Ж.), т. Жуковский, меньшевик Варшавский и др. Каледин, конечно, не внял голосу представителей… гарнизона (инициатива была явно меньшевистская) и позже мне сообщали, что Каледин давал распоряжение об аресте т.т. Белова и Жуковского, но это распоряжение не касалось меньшевиков…