Выжить в прямом эфире (СИ)
Не, не буду я ему ничего говорить. Отвечать за то, что сделал, все равно придётся, а так… Хоть никто не скажет потом, что Молодой легавым сапоги лизал. И из легенды Новой Москвы я не превращусь в посмешище.
— Нет, товарищ полковник, — я покачал головой. — Ты и так палку получишь за то, что меня взял, еще больше работу облегчать я тебе не собираюсь. Так что отправляй меня в камеру.
— Ну, как скажешь, — вздохнул он. — Так как спалился-то, знаешь?
— Ну и как? — без особого интереса спросил я.
— Когда матери своей деньги отправил. Надо было криптой высылать, а ты обычным переводом отправил. Совсем дурик, что ли? Не похоже на криптовалютного магната, тебе не кажется?
Ну не объяснять же мне ему, что моя мать криптой пользоваться не умеет и учиться не желает? Все равно не поймёт.
* * *Дни следующего месяца для меня слились воедино. Адвокат отказался от контракта со мной и даже, тварь такая, не выплатил неустойку под предлогом того, что контракт он заключал с Эдуардом Степановым, а я оказался Евгением Петровым. Идентификационные чипы мне перепрошили под старые данные, импланты деактивировали, «руки-базуки» поменяли на самые обычные протезы, которые пусть и позволяли мне, скажем, открывать двери или есть суп ложкой, но никаких сил не прибавляли.
А после недели в одиночной камере в СИЗО меня отправили в Новую Москву. На «летуне» спецрейсом, под охраной все тех же бойцов из «Волка», которых, как я понял, прикомандировали в Краснодар-сити специально, как только на меня вышли.
Там начался ад. Меня хорошенько избили в тамошнем СИЗО. А потом еще раз, и еще. Однако я по-прежнему отказывался давать показания. Не только потому, что я был таким гордым или что-то такое, а просто потому что мне шили еще несколько висяков. Видимо, логика была такая: мне грозит сто пятьдесят лет строгача, и пара-тройка десятилетий сверху мне не навредят. По материалам дела выходило, что я нарушил закон сразу в нескольких местах одновременно, но следаков это не смущало.
Потом дело пошло к суду, и легавые от меня отстали. Исключительно для того, чтобы не портить мне рожу, ведь суд над такой известной личностью, как я, должны были транслировать на всю страну.
Оказалось, у меня были преданные фанаты. Они завалили меня передачками через ФСИН-шоп — посылок было так много, что весь месячный лимит закрылся за день или два, так что я от своих поклонников толком ничего и не получил.
Следили за мной при этом чуть ли не как за президентом. Не только потому что опасались побега — просто контракты на мою голову были еще не закрыты.
Суд прошел быстро. Мне предъявили обвинения, свидетели дали показания, судья толкнул праведную речь о том, какой я злодей, и что моим преступлениям нет и не будет оправдания, а потом мне впаяли пожизненное и отправили обратно в СИЗО. Я еще не знал, куда меня этапируют, но не сомневался, что место будет не из приятных.
За неполный месяц следствия я полностью освоился с мыслью о том, что моя прошлая жизнь закончена. Приятный домик с лужайкой, хорошая машина и прочие блага богатой жизни навсегда остались позади. Дальше меня ждала короткая жизнь в одиночной камере, пока какие-нибудь наемники не спишут меня в переработку. И все, на этом история закончится.
Но не успел я собрать свои нехитрые пожитки, как дверь камеры открылась.
— Уже? — я повернул голову, ожидая увидеть конвойных, но ошибся.
В помещение вошёл пиджак, иначе и не скажешь. Во-первых, он был одет по корпоративной моде, но немного хулиганисто по их стандартам: его костюм, неизменный атрибут любого работника корпораций, оказался клубным, да еще и темно-синего цвета. Во-вторых, лицо у него оказалось уж слишком идеальным, с первого взгляда понятно, что над ним поработал пластический хирург, причем не из худших.
И кажется, что его лощеную рожу я уже видел. Но никак не мог вспомнить, где именно.
Он был связан с «РосИнКомом? Нет. С "ИнвестТехом»? Тоже мимо. Впрочем, чего гадать-то? Сейчас сам скажет, раз уж пришёл.
— Евгений? — спросил он.
— Лучше Молодой, — ответил я. — Так проще. И давай сразу на ты, нет нужды передо мной выставляться.
— Хорошо, Молодой, — он сделал шаг в мою сторону и протянул мне руку.
Интересный парень. А что, если я его сейчас в заложники возьму и попытаюсь наружу прорваться? Хотя, куда мне? Сеть заблокирована, вместо боевых имплантов рук убогие протезы. Да я и пары шагов не сделаю, как меня снова возьмут, а уж на улицах точно не выживу.
Я пожал его руку. Главной проблемой этих протезов было то, что в них практически полностью отсутствовала чувствительность, которая прекрасно имитировалась «базуками». Так что ощущал я себя безруким. Так и до приступа киберфрении недалеко.
— Меня тогда можно называть просто Макс. Я один из представителей канала СТВ. Может быть, ты меня видел?
— Точно, — кивнул я. — Видел.
Вот, где я его наблюдал — по телевизору. А я-то стою и думаю, в прошлом своем копаюсь, а тут все гораздо проще, оказывается.
— Ну и чего руководству СТВ нужно от осужденного преступника-террориста? — спросил я.
— Об этом я и хотел поговорить. Присядем?
Не спрашивая разрешения, он уселся на мою шконку. Я сел рядом.
— Мир нашего бизнеса очень похож на мир наемников, Молодой, — сказал он. — Стоит тебе на секунду зазеваться, как конкуренты обойдут тебя. Подрежут идею, обрушат рейтинги, а то и вообще спихнут на обочину, понимаешь?
— Ага, — кивнул я.
А он явно любитель заходить издалека. Даже непонятно, чего он вообще хочет мне предложить. Серию интервью? А может быть, записать репортаж о моей тюремной жизни?
— Мы запускаем шоу, — наконец, продолжил Макс. — Популярность кровавого спорта давно не даёт покоя нашему руководству. Даже ты ведь в нем выступал.
— Не по своей воле, — ответил я.
— Не суть. Так вот. Людям надоело смотреть, как люди месят друг друга в виртуальной реальности. Эмоции от этого все равно в скором времени притупляются. И они идут на нелегальные трансляции, где все по-настоящему. Но наше шоу снова заставит зрителей прильнуть к экранам.
— Вы собрались транслировать кровавый спорт? — прищурился я. — Это незаконно.
— Нет, — он улыбнулся. — Наше шоу будет о выживании. А уж то, что участникам придется убивать друг друга, так это… Мелочи. Более того, проект уже согласован с Министерством Культуры, площадка подготовлена, и в это ввалены такие деньги, что никто не даст обратный ход. Но есть условие: в шоу участвуют исключительно осужденные преступники.
— Давай более детально, — сказал я. — Что это за шоу? Где будут выживать его участники? В Старой Москве, что ли?
— В Старой Москве слишком много посторонних, — покачал головой этот пиджак с внешностью кинозвезды. — По этой же причине отказались и от Петербурга, хотя обе столицы, конечно, подняли бы рейтинг до небес. Но и стоило бы это совсем других денег. Это будет Казань.
— Но погоди, — сказал я и потер лицо ладонью. От прикосновения холодного металла протеза меня передернуло, но привычка есть привычка. — Казань же закрыта почище Новой Москвы. Ее обработали вирусом, как он там… N-что-то там. Дрянью, которая превращает людей в зомби.
Этим вирусом во время Войны обработали всего несколько городов, в которых находились крупные оборонные предприятия. Казанский вертолетный завод, видимо, посчитали достойной целью. Так или иначе, вход в город был закрыт, хотя имелись смельчаки, которые все-таки забирались туда, чтобы таскать вещи из руин. То, что не успели эвакуировать.
Про вирус этот, кстати, в сети ходили слухи, якобы его создали в России. А уже потом наши западные партнеры украли его прямиком из лаборатории. Я не знал, можно ли верить в эту версию, но полностью её не исключал.
Люблю читать в сети про старые заброшенные города. Есть в этом что-то завораживающее.
— Именно, — кивнул Макс и улыбнулся. — И тварей туда тоже сбрасывали. Ты как, встречался с ними? Приходилось?