От Альбиона до Ямайки
– Нет уж, говори, раз собралась, – приободрил нашу подружку папа.
– Там, на севере, где живут бобры, тоже ведь есть человеческие поселения. Откуда они железо берут? Сюда, на Ямайку, его привозят через океан. А туда?
– В той деревушке, в устье Потомака, где мы останавливались по дороге, Хокинс приволок на борт пару железных скоб, – припомнил папенька. – Помянул, что купил недорого. Похоже, тамошнее железо. Или привезли из недалекого места. А здесь его сбыть несложно. Двумя кораблями пойдем? Или проверим «Энтони» в одиночном плавании?
Видно было, что отец колеблется, но в море его определенно тянет.
– Хокинс присмотрит за флейтом, – продолжил вслух рассуждать отец. – Оставлю с ним семерых, а остальных возьмем с собой, чтобы они тут вконец не спились от безделья. С другой стороны, из Ипсвича мне не удалось забрать всех, очень уж быстро мы собрались, а люди разъехались кто куда. Мэни вообще кабак купил и решил остаться на берегу. А нам пара десятков крепких мужчин на борту не помешает. Это тут, в Порт-Рояле тихо и благостно, а в других гаванях могут и напасть. Воды-то здесь беспокойные. Вторым лейтенантом пойду, – добавил он в ответ на огорченный Софочкин взгляд. – Боцман тоже твой. Мой все равно в ваших рукоятках не разбирается.
– Тогда я пошлю за юнгой на гасиенду, – спохватилась Софи. – Съест ведь меня без соли, если я ее забуду у дедушки и бабушки.
– Лучше сама заедь за ней, маму успокой, деда с бабушкой проведай. Какие будут распоряжения, лейтенант-мэм? – перевел он взгляд на Мэри.
– У нас всего шесть лишних подвесных коек, – уверенно сообщила подружка. – Пусть захватят с флейта. Еще нужно четыре бочки для воды и шлюпку шестивесельную. А то наша недостаточно вместительна.
– А войдет она на палубу? – забеспокоилась Софи.
– Наискосок под фока-гик положим.
* * *Ветер неустойчивый, волна высокая, погода рваная, в облаках, местами похожих на тучи, то и дело образуются прорехи, через которые на море обрушиваются потоки яркого солнечного света. Нас натурально валяет, а пенные гребни частенько переваливают через невысокий борт, окатывая палубу. Если в затянутом брезентом переднем артиллерийском кокпите от этого ничего неприятного не происходит, то в заднем вода стоит по колено, шпигаты системы самоотлива не успевают выпустить за борт то, что докатилось до места, где устроен рулевой. Сюда сама просится будка со стеклами.
– Течи нет, – доносится из переговорной трубы голос Питера Смита. – Сочится через палубу и из-под двери заднего трапа. Посмотрите, там через шпигаты вода к вам не заливается?
– Заливается иногда до щиколоток, – отвечает Софи. – Но быстро уходит. А вот та, что через палубу захлестывает, до пояса иногда достает. Хотя тоже потом сливается.
– На шпигаты кокпита нужно клапана ставить, чтобы только на выпуск работали, – доносится тоже из трубы голос Арчи. – В дейдвуде течи нет.
– Справа по курсу угловой пятнадцать крупный корабль, – поступает по тем же трубам из носового копита доклад юнги.
– На румб правее носа галеон, – подтверждает сообщение голос взрослого матроса.
Нам с кормы сквозь мачты его не видно. Сонька, сместившись вправо, направляет на встречного подзорную трубу. То же самое проделывает отец, сместившись влево.
– Испанец, – говорит он, оторвавшись от окуляра, – к Гаване ломится правым галсом.
– Принимаю вправо, – с согласными интонациями в голосе отвечает Сонька. Она уже поняла, что нас, малолеток, продолжают плотно пасти. – Разминемся на расстоянии около мили. Два румба вправо, – говорит она рулевому – наша картушка размечена не только в градусах, а у штурвала – взрослый. Сама же принимается вращать рукоятки лебедок гик-талей, четче подстраивая паруса под ветер. – Машинное! Растапливайте. У фок-мачты! Кливер-шкот трави помалу. Стоп.
Волшебная легкость, с которой управляется куттер в варианте шхуны, просто обворожительна. Все сидят в сухости – мокнут только рулевой и вахтенный начальник. Даже сигнальщики укрыты брезентом, из-под которого торчат одни головы.
Некоторое время следуют доклады о смещении галеона влево, о сокращении дистанции до него, но потом ситуация резко меняется: оказавшись у нас над ветром, пузатый корабль четко разворачивается и быстро идет на сближение.
– Арчи, заводи шарманку! Паруса долой! Джек, Питер, Мэри, к орудию. Кэти – в машинное. Остальным приготовиться к досмотру приза.
– А мне что делать? – доносится из трубы растерянный голос Консуэллы.
– Рагу, – ответствует Софочка, глядя на то, как, быстро исчезают наши паруса. И тут в воду плюхается ядро. Виден клуб дыма на носу галеона, и слышен звук выстрела. – Шесть румбов влево, – командует Софи, – поднять красный сигнал, – она выходит из-под прицела еще не выстрелившей второй погонной кулеврины испанца и показывает, что готова к открытию огня – этот флаг моряки многих стран уже понимают однозначно.
Галеон сейчас идет в фордевинд, а мы в левентик. Но делаем, как и он, семь узлов.
– Книппелями по готовности беглый огонь, – наша капитан-мэм приказала снести агрессору паруса и снасти, как только расстояние позволит. Вот, довернула влево, вводя неприятеля в сектор обстрела трехдюймовки, которая буквально через секунду выплюнула снаряд, сложенный из семи железных прутков, скрепленных кольцами. Полутораметровые семисекционные нунчаки угодили левее знака «крести» на фоке галеона, попутно разорвав блинд. Второй выстрел попал в марсель, наполовину отделив его от рея. Сонька приказала ворочать влево, чтобы не угодить под бортовой залп. Нового прохода перед носом хватило еще на два продольных выстрела по такелажу. Дистанция сократилась с трех кабельтовых до менее чем одного, и мы отвернули – было отчетливо видно, как из борта вылезло дуло смотрящей в нашу сторону кулеврины. Туда и пошел пятый снаряд, выбив несколько щепок из толстых досок обшивки. Тем не менее испанец выпалил – тяжелое ядро разнесло нашу шлюпку.
Мы продолжили разворот и теперь убегали от потерявшего ход галеона. Но через пять кабельтовых развернулись и снова пошли на сближение. На этот раз начали обстрел издалека, посылая книппели по навесной траектории. Попадали через раз. Дважды воду вспенили ядра носовых кулеврин жертвы, а мы буквально избивали противника, паруса которого уже висели лохмотьями. Обездвиженный неуправляемый пузатый галеон беспомощно покачивался на нестрашной для него умеренной волне. Софи снова развернулась, чтобы отойти и начать новый заход с пальбой на сближении с носа – бортового залпа она старательно избегала, потому что нам хватит и одного случайного, по закону больших чисел, попадания. Даже из не самых крупнокалиберных пушек, порты которых на галеоне остались закрытыми – они слишком близко к воде, а волнение достаточно значительное, чтобы захлестнуть нижнюю палубу.
– Шлюпку за борт вывалили, – доложил сигнальщик. – Машут какой-то пальмой в горшке, орудия втягивают и порты закрывают.
Софи прильнула к подзорной трубе, хотя на такой дистанции и без нее все прекрасно видно. Ну да, пальмовая ветвь – символ мира. И еще с борта белым машут, поскольку спустить флаг не могут – он снесен. Прав оказался наш профессор-бомбардир – дюймового диаметра железные палочки не ломаются и при их значительной скорости буквально сбривают все, с чем встречаются. Такелаж после десятка попаданий годится только на швабры. Даже ванты грот-мачты перерублены на правом борту у самого марса и теперь свисают до воды на манер невода.
* * *Мы под всеми парусами натужно буксируем захваченный галеон, на котором папины матросы с трудом поставили блинд и из обрывков собрали грот. Но все равно скорость и до четырех узлов не дотягивает. Поредевший в результате обстрела экипаж покинул свой корабль на гребных судах у восточной оконечности Кубы. В три захода перевезлись – народу тут было напихано, как сельдей в бочке.
Мы ведь своих людей к ним на борт послать не могли, пока не высадили всех испанцев, потому что их там многие сотни против пары десятков наших. Чуть не вышло, как в детском рассказе Толстого: