Финита ля трагедия
– Это плохо, – заметила Надежда, – потому что раз крепкий и относительно молодой мужчина не сумел отбиться от двух мелковатых парней – стало быть, эти двое – профессионалы.
– Ох, Надя, чует мое сердце, что не побывать мне этим летом в Париже! – вздохнул Павел Петрович.
Надежда тоже уверилась, что дело тут непростое, но вслух сказала, чтобы Павел не отчаивался, а следил за машиной, мол, может, что и удастся выведать.
Они увидели, как в дальнем конце улицы черный автомобиль свернул с проезжей части и въехал в ворота. Павел Петрович подъехал туда же и остановился. Перед ним был опущенный шлагбаум и будка охранника.
В окошко выглянул заспанный хмурый мужик и недовольно проговорил:
– Пропуск!
За воротами виднелись складские корпуса, пандусы, заросшие травой подъездные пути. Черная машина мелькнула последний раз и скрылась за одноэтажным кирпичным зданием.
– Пропуск! – повторил охранник, багровея.
Павел Петрович принялся мямлить что-то невразумительное. Сзади подъехала длинная грузовая фура, ее водитель начал нетерпеливо сигналить.
– Или быстро предъявляй пропуск, или освобождай проезд! – рявкнул страж ворот.
Соколов вывернул руль, отъезжая в сторону.
– Ну вот, – протянул он, – последняя ниточка оборвалась!
– Паша, а какие бумаги в той папке, которую оставила у тебя вчерашняя девушка? – поинтересовалась Надежда. – Может быть, по ним можно выяснить ее координаты?
– Вот смотри, – Соколов остановил машину возле тротуара и протянул розовую папку, – какой-то список…
Надежда отстегнула кнопочку и вытряхнула единственный листок. На нем в колонку были отпечатаны несколько фамилий и адресов.
– Севрюгина Л. Б., – прочитала Надежда, – улица Сверхсрочников, дом семь, квартира двадцать восемь… Варенец О. Т., Фиолетовый бульвар, дом шестнадцать… Туманян А. А., поселок Веселое… и еще несколько фамилий, – Надежда пересчитала, – всего десять человек.
– Ну и что мне делать с этим списком? – растерянно проговорил Павел Петрович. – Приходить к людям и спрашивать – не знаете ли вы такую девушку… да меня в лучшем случае за дверь выставят, скажут: зачем этот старый хрыч девчонку разыскивает?
– Действительно, – проговорила Надежда Николаевна, проглядывая список по второму разу, – то есть ты, конечно, вовсе не старый хрыч, но вряд ли нам так что-то удастся разузнать… мы даже не знаем, о чем спрашивать людей. Что это за список? Кто такие эти люди?
– Может быть, сотрудники ее фирмы? – предположил Павел Петрович. – И одна из этих фамилий – ее? Например, Севрюгина…
– Может быть, – с сомнением протянула Надежда, – но только я почему-то сомневаюсь. Ты же сказал, что эта девушка бережно обращалась со своей папкой, как будто это что-то очень важное. Вряд ли она так носилась бы со списком собственных сослуживцев! Нет, здесь что-то более серьезное… нам нужно понять, что общего между этими людьми…
– Пока мы во всем этом разберемся, – грустно произнес Соколов, – мой самолет улетит в Париж… без меня.
– Ладно, Паша, не огорчайся заранее, у нас с тобой еще есть немного времени. Давай-ка для начала сделаем вот что… когда я хочу что-нибудь вспомнить, я прихожу на то же самое место, где думала об этом прошлый раз. Давай и мы с тобой вернемся…
– Куда – к китайскому ресторану?
– Да нет, там мы сегодня уже были. Мы вернемся на то место, где ты вчера высадил девушку, на Обводный канал.
– Ладно, – согласился Павел Петрович, – на Обводный, так на Обводный, все равно никаких других мыслей у меня нет… тем более что нам дотуда совсем недалеко. И время как раз то же самое, что вчера.
Он больше не ворчал на Надежду и не спрашивал, с какой стати она лезет не в свое дело. Она тоже решила не поднимать этот вопрос, а притвориться, что у ресторана «Цветок сливы» они встретились совершенно случайно.
Павел Петрович развернулся, снова выехал на Московский проспект, доехал до Обводного, пересек его и свернул направо. Через несколько минут он притормозил возле мрачного дома из красного кирпича и вполголоса проговорил:
– Вот ведь незадача! Опять он здесь!
Метрах в двадцати от них возле тротуара стоял малиновый джип «Чероки». Обычно такой краской красят только пожарные машины, да и у тех оттенок несколько сдержаннее. Рядом со своим автомобилем, по-хозяйски облокотившись на него, возвышался невероятно рослый и широкоплечий парень с круглой, как блин, физиономией. Физиономия лучилась гордостью. Ясно было, что ее обладатель чрезвычайно гордится и своей могучей мускулатурой, и своей яркой машиной, и своим летним костюмом, едва не лопающимся на бицепсах, и дорогими часами, на которые он то и дело поглядывал, явно кого-то поджидая.
– Это именно тот бандит, который вчера согнал меня с места… ну, тот, который сказал, что здесь только он может ставить машину! – добавил Павел Петрович. – Надо же, как не повезло!
– А по-моему, как раз очень повезло! – отозвалась Надежда Николаевна, выбираясь из салона. – Не такой уж он с виду страшный, и может быть, мне удастся что-нибудь у него узнать.
Не слушая слабые возражения Павла Петровича, она подошла к владельцу малинового джипа и непринужденно обратилась к нему:
– Извините, ведь вы – знаменитый борец? Я вас видела по телевизору… можно попросить ваш автограф для моего племянника?
Гора мышц повернулась и молча уставилась на Надежду. Не найдя в ней ничего интересного, парень снова повернулся в сторону двора и застыл. Надежда решила не опускать руки, обошла парня и возникла перед его глазами снова. Не поленилась она и повторить вопрос.
Дошло с третьего раза, и парень неожиданно зарделся.
– Ну, я вообще-то не борец, – ответил он, – я хоккеист… и не такой уж знаменитый… хотя пару раз по телику меня показывали, было дело… ну, давайте, напишу вашему пацану… как его зовут?
– Вовка, – Надежда протянула спортсмену блокнот и шариковую ручку.
Тот обхватил ручку неловкими толстыми пальцами и размашисто написал на клетчатом листке блокнота: «Владимиру на память от Виталия Моржова».
Надежда Николаевна прижала руки к сердцу, выражая этим свою признательность, потом спрятала блокнот в сумочку и проговорила:
– Жарко как сегодня! А вы в этом месте часто бываете?
– Бываю, – скромно ответила звезда экрана.
– А вчера в это время не были?
– И вчера был. А только вам зачем? – спохватился парень.
– Понимаете, Виталий, – протянула Надежда, ухватив хоккеиста за пуговицу, – мой друг, – она бросила взгляд на скромную «девятку» Павла Петровича, – подвозил вчера девушку, как раз до этого места, и она у него в машине оставила бумаги. А его папку как раз забрала…
– Бывает… – неопределенно вымолвил Виталий.
– Так вот он хотел бы их вернуть, а свои назад получить, понимаете? – втолковывала Надежда. – Но там нет ни адреса, ни телефона… так вот я подумала, может, вы случайно что-нибудь заметили… Вы человек, я вижу, наблюдательный… – на всякий случай польстила она.
– Видел я вчера вашего… друга, – Виталий тоже покосился на «девятку», – мое место он занял… но врать не буду, заедаться не стал, сразу освободил… а девушку – нет, девушки никакой не видел…
– Та-ак! – раздался за спиной у Надежды Николаевны раздраженный голос. – Это кто тут у нас к посторонним мужчинам клинья бьет? А ты, Виталя, тоже хорош – на минуту нельзя одного оставить…
Надежда обернулась и увидела девицу, стоящую метрах в пяти от них, уперев руки в бока. Девица была хороша, ничуть не хуже малинового джипа. Румянец во всю щеку, круглые, как пуговицы, голубые глаза, светло-рыжие кудри облаком вокруг головы, короткое, под цвет джипа, платье, усыпанное искусственными камушками и едва не лопающееся на высокой груди. Казалось, на этой девице красовался отчетливый штамп: «Собственность Виталия Моржова».
Камушки на платье, в ушах и на пальцах сверкали, а глаза девицы метали громы и молнии.
– Зоенька! – заворковал хоккеист. – Да ты чего подумала? Женщина автограф для племянника попросила… по-хорошему…