Волков. Гимназия №6 (СИ)
Тогда по улицам города катались по большей части «Форды» и «Панар-Левассоры». Еще первых моделей, мало чем отличающиеся от повозок, запряженных лошадьми — и по мощности, и даже внешне. На их фоне даже редкие «Руссо-Балты» выглядели чуть ли не роскошными каретами — да и двигатели имели посолиднее.
Но с машиной Дельвига все они не стояли и рядом. В моем мире такую технику начали делать лет на десять позже — а то и на все двадцать, и даже к сороковым годам она вряд ли оказалась бы чем-то совсем уж доисторическим. Эмблему на капоте я рассмотреть не успел, но ничуть не сомневался: георгиевским капелланам по службе полагалось лучшее, что могла предложить эпоха. Самое мощное, самое быстрое и надежное — и неважно, где оно сошло с конвейера — в Европе, Соединенных Штатах или здесь, в России.
Да и самому Дельвигу со слабым мотором было бы… скучновато: водил он уверенно, быстро и даже лихо, с совершенно не подобающим священнослужителю темпераментом. Садовая и канал Грибоедова промелькнули так быстро, что я едва успел их заметить — и машина вылетела на Невский, к метро… точнее, к тому месту, где станцию откроют лет этак через пятьдесят. Слева сверкнул куполом Казанский собор, пробежали за стеклом дома на проспекте — знакомые, с громадными вывесками чуть ли не в три ряда, и из-за угла вынырнул Зимний. Абсолютно такой же, как в Петербурге начала двадцать первого века — разве что выкрашенный в цвет красноватой охры вместо привычного изумрудно-голубого.
Но любоваться дворцом мне пришлось недолго: Дельвиг заложил крутой вираж, и мы помчались вдоль Александровского сада, обгоняя грузовики и пугая лошадей ревом мотора. Исаакиевский показался лишь на мгновение, и я вдруг почувствовал острое желание пристегнуться… но никаких ремней безопасности не было и в помине. Их то ли еще не изобрели в этом мире, то ли пока не считали чем-то необходимым — несмотря на то, что моторы уже позволяли развить небезопасную для жизни скорость.
Запатентовать, что ли?..
Под арку Сената и Синода Дельвиг заходил как заправский гонщик: на полном ходу, с пробуксовкой и визгом шин — разве что не боком. И тормозил так, что машина буквально встала у тротуара, как вкопанная, а я от неожиданности едва не влетел лбом в торпеду.
Видимо, дела и правда приняли весьма занимательный оборот. Не знаю, что за повод был для такой спешки, но около штаб-квартиры Ордена Святого Георгия определенно творилось что-то… нештатное. Я скорее почувствовал неприятности, чем увидел — однако и косвенных свидетельств оказалось более чем достаточно.
Галерная улица выходила прямо под арку Сената и Синода, откуда и в этом мире, и в моем родном без труда можно было разглядеть набережную, Медного Всадника и золотую громадину купола Исаакия над зеленью парка. В общем, самый центр города: людное место, которое наверняка охраняли. И не только городовые, но и сами георгиевцы — вряд ли вояки с грозными капелланами во главе никак не обеспечивали безопасность собственной цитадели.
И тем удивительнее было видеть хмурые и сосредоточенные лица солдат. Не то, чтобы испуганные — и все-таки жизнь вряд ли готовила их к тому, что творилось здесь каких-то четверть часа назад. Приоткрыв дверцу, я тут же почувствовал висевший в воздухе запах пороха, дыма, бензина от грузовиков… И еще кое-чего.
Большую часть последствий сражения успели убрать, зато пятна темной жижи на камнях мостовой говорили сами за себя — и говорили не менее красноречиво, чем патрули и перекрытая с обеих сторон улица. Машину Дельвига, конечно же, пропустили, но гражданских уже успели разогнать — всех до единого.
Ну, кроме меня.
Явно работали оперативно, в спешке. Подчистили следы так быстро, что сомнительные новости вряд ли успели выбраться за арку — так и остались под сенью Сената и Синода. Солдаты чуть поодаль разве что не бежали, торопясь поскорее дотащить до грузовика закрытые темно-зеленой тканью носилки. И я уже успел было подумать, что сегодня Орден лишился одного из своих служивых.
А потом разглядел свесившуюся из-под брезента руку… точнее, лапу — уродливую и тощую, с кривыми острыми когтями.
— Упырь? — поморщился я. — Точнее, Упыри… Прямо здесь, в самом центре города?
— Помолчи, гимназист. — Дельвиг заглушил мотор. — Ты ничего не видел — ясно?
— Яснее некуда. — Я распахнул дверцу и выбрался наружу. — Но мне-то хоть скажите, ваше преподобие: еще один Прорыв, тут, неподалеку? Или?..
Не то, чтобы я успел так уж хорошо разобраться в местной магии. В этом мире даже привычные ритуалы работали иначе, а боевое пламя капелланов или разномастные проявления Таланта аристократов для меня пока еще выглядели тем еще темным лесом. Не говоря уже о Прорывах и кровожадных тварях, которые оттуда лезли. Я прибил Жабу и в сумме около двух десятков зубастых Упырей, но понимания…
Нет, понимания это пока не принесло — зато догадка напрашивалась, что называется, сама собой.
— Вы притащили к себе ту штуковину… из подвала? — Я на всякий случай даже понизил голос. — И Упыри идут?..
— Тихо! — Дельвиг приложил палец к губам и поманил меня за собой. — Давай сюда.
Через несколько мгновений дверь за моей спиной закрылась, я оказался в коридоре… и потерялся — сразу, буквально свернув за угол. То ли сработала какая-то особая магия капелланов, то ли дело было в самой архитектуре… или в мягких пурпурных коврах, глушивших шаги — да и вообще любые звуки. Я прошел мимо совершенно одинаковых дверей от силы три десятка шагов, но уже не был уверен, что смог бы отыскать выход. Так что единственным ориентиром оставалась узкая спина Дельвига впереди.
Здесь даже время как-то странно размазывалось — мы явно спешили, не поднимались по лестнице и свернули всего пару раз. Путь вряд ли занял дольше нескольких минут — и все равно почему-то показался немыслимо долгим. И я так и не увидел ни единой души, хоть и ожидал встретить капелланов, каких-нибудь вахтеров, караульных…
Впрочем, это место, похоже, неплохо умело защищать себя и само.
Дельвиг остановился перед дверью — совершенно неприметной, ничуть не отличавшейся от тех, что мы миновали по дороге — и потянул ручку.
— Ну… добро пожаловать, гимназист.
Глава 26
Сначала я даже не понял, куда меня привели. По размерам помещение напоминало скорее кабинет, а вот ощущение… Ощущение было такое, будто я вдруг то ли снова оказался в карцере, то ли вообще угодил в кладовку. Не то, чтобы пустую или забитую каким-нибудь бесполезным хламом, но какую-то безжизненную. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел стол, кресло, книжный шкаф и что-то вроде кушетки… или небольшого дивана — видимо, на тот случай, если придется ночевать прямо на рабочем месте.
Значит, все-таки кабинет. Но если и так — вряд ли Дельвиг проводит здесь больше пары-тройка часов. И не в день, а за целую неделю — раз уж аскетичная обстановка казалась то ли давным-давно заброшенной, то ли, наоборот — совсем новой. Со склада или прямо из магазина — окраситься присутствием владельца она так и не успела. Ни отпечатка, ни крохотной искорки могучего Таланта капеллана, который непременно впитало бы и дерево, и металл, и даже сами стены — ничего. Разве что книги на полке в углу чуть «фонили».
Не жилище, не место для работы, даже не келья отшельника — просто бездушные квадратные метры, положенные в соответствии с саном.
— Зачем свет погасил? — проворчал Дельвиг. — Или совсем худо?
Когда под потолком зажглась лампочка, я едва не подпрыгнул от неожиданности.
Нас ждали: худощавый рослый парень в солдатской рубахе с явным усилием оторвал голову от скатанного бушлата и уселся на узком диване. Попытался встать, однако так и не смог — не хватило сил. И неудивительно: весь его вид буквально кричал о тяжелой и продолжительной болезни. Которая не только иссушила тело, но и будто бы вытянула молодость.
Бедняге было лет двадцать, вряд ли больше. Почти ровесник — но среди мокрых от пота и спутанных черных волос поблескивала седина. Кожа высохла, побелела, обтянула скулы — да еще и приобрела синюшный оттенок, как у покойника. Когда-то солдат весил раза в полтора больше меня — а теперь выглядел так, будто всерьез готовился отправиться на тот свет.