Волков. Гимназия №6 (СИ)
В полумраке лестницы блеснул револьвер — отлично знакомый мне по обоим мирам «наган». Видимо, дешевая версия, солдатская — если уж урке пришлось взводить курок прежде, чем пальнуть. Только благодаря этому я и успел увернуться: сместился вбок, скользнул плечом вдоль стены и почти наугад схватился за ствол. Раздался грохот, раскаленный кусок свинца ударил в ступеньку, отрикошетил — и с сердитым визгом унесся куда-то вверх, к потолку.
Я не стал дожидаться, пока урка снова выстрелит — дернул на себя, врезал в челюсть локтем и что было силы крутанул «наган», с хрустом ломая скобой палец. Через мгновение оружие перекочевало в мои руки — и расклад изменился.
Окончательно и бесповоротно.
— А ну назад! — рявкнул я, взлетая по ступенькам. — Или всех перестреляю!
Не знаю, что оказалось более убедительным — мой крик или щелчок, с которым провернулся барабан. Теперь дуло «нагана» смотрело на уголовников сверху вниз и уж точно успело бы выплюнуть парочку пуль куда раньше, чем кто-то из них сделал бы шаг.
Впрочем, желающих геройствовать уже не осталось — да и здоровье, можно сказать, не позволяло. Главный урка все еще ворочался на лестничной площадке снизу, тоскливо выплевывая из ноздрей алые фонтанчики, да и самые крепкие из его подручных выглядели не лучше: один с руганью и стонами пытался вытащить из ноги финку, второй скрючился на ступеньках, нянча изувеченную скобой «нагана» руку, а третий и вовсе лежал без движения — то ли приложился головой, то ли и вовсе свернул шею, когда падал вниз через пролет.
Более-менее невредимым остался только старый знакомый — молодой и, похоже, самый сообразительный из всей банды. Он уже имел со мной дело — на безусом лице до сих пор красовался здоровенный, расходящийся в обе стороны от пунцового носа синяк. Зато свежей порции травм парень как будто избежал. Видимо, успел быстрее прочих смекнуть, чем закончится дело, и благоразумно не лез на рожон, отсидевшись за спинами многострадальных старших товарищей.
— Тихо, тихо… — простонал старший урка, кое-как приподнимаясь на локте. — Уймись, студиозус… Сейчас уйдем.
Поверженное воинство каторжан больше не выглядело угрожающим. Скорее жалким, но я и не думал опускать оружие — и внимательно наблюдал за руками всех шестерых. И особенно за тем, что наконец смог выдернуть из ноги окровавленную финку. Между нами было не меньше полудюжины ступенек, но я отлично знал, что в умелых руках нож опасен и на расстоянии. Одно короткое движение, гулкий свист — и короткое лезвие войдет мне в живот или грудь чуть ли не целиком. Выстрелить я, пожалуй, успею и после этого, а вот залечить такую рану или хотя бы дождаться кареты с медиками — уже не факт.
Но на мое счастье урка то ли не владел искусством метания ножей, то ли не стал рисковать. А может, его уже мало волновало что-либо кроме спасения собственной и без того продырявленной шкуры. Уголовники со стоном переползали вниз — и только там кое-как поднимались на ноги и, держась за стену, спускались дальше.
— Еще свидимся, студиозус, — проворчал старший, скрывшись за пролетом. — Узнаешь, с кем связался… Узнаешь, дурья твоя голова. Прохор Михайлович обид не прощает.
— Топай давай, — буркнул я, на всякий случай чуть отойдя от перил. — И чтобы ноги вашей больше тут не было!
— Мы тебя еще достанем, — донеслось с этажа ниже. — Так, что небо с овчинку покажется. Еще просить будешь, чтобы…
Видимо, уркам очень уж хотелось, чтобы последнее слово осталось за ними — раз уж не получилось одолеть меня в драке. Я не возражал и уж тем более не боялся, что им взбредет в голову вернуться, но все же убрал «наган», только когда где-то внизу хлопнула входная дверь.
— Да уж… Я думал, это у нас Петропавловский без царя в голове, — Фурсов вздохнул и устало опустился на ступеньку. — А ты, оказывается, еще хуже — совсем дурной.
— Угу… А где мое «спасибо»? — съехидничал я. — Вот так — стараешься, помогаешь людям, а они…
— Да от такой помощи, братец, как бы хуже не стало. Так эти хмыри только мне бы руки-ноги поломали, а теперь и мать зарежут, и квартиру сожгут… И тебя Прошка хоть из под земли достанет.
Видимо, моя способность заводить влиятельных и крутых друзей пока оставляла желать лучшего — зато враги разных калибров буквально слетались ко мне, как… ну, допустим, как пчелы на мед. Прежний я наверняка проявлял бы куда больше осторожности. Может, даже сбежал от драки, попробовал спрятаться и спрятать других, не лез на рожон без надобности. Нет, я и раньше никогда не считал себя трусом и едва ли прошел бы мимо чего-то подобного — но и бесшабашная отвага в число моих пороков, пожалуй, все-таки не входила.
А вот нынешнего меня почему-то отчаянно тянуло на приключения, сомнительные и порой совершенно ненужные. Я пока еще не разучился мыслить, и все же порой действовал так, будто мне снова исполнилось семнадцать лет…
Впрочем, — почему «будто»?
— А доставалки-то хватит? — Я поднялся на пару ступенек и устроился рядом с товарищем. — Что это вообще за Прошка такой?
— Хорошо ж ты живешь, брат, если Прошку Рябого не знаешь. — В голосе Фурсова прорезалось неподдельное удивление. — Бандит он, вот кто. И не из мелкой шушеры, а серьезный человек. Половина торгашей с Апраксина двора, считай, под ним ходит. И склады его урки охраняют — вот вроде тех, которых ты покалечил.
— Охраняют? — на всякий случай уточнил я.
— Ну… Следят, чтобы работяги себе в карман ничего не сунули. Ворье гоняют всякое… только сами похуже любого ворья будут. — Фурсов сердито сверкнул заплывшими синевой глазами. — Наберут ящиками, а хозяева потом с нас спросят. А будешь оправдываться, так разговор короткий — по зубам, и все дела. Сам видел.
— Видел, — вздохнул я. — И что — совсем на них никакой управы нету? Неужели никто не пробовал?..
— Мы с тобой, считай, попробовали. — Фурсов снова посмотрел на меня, как первоклассника — да еще и явно не самого сообразительного. — И вот чего вышло. Каторжане люди лихие, им человека убить — раз плюнуть, а других Прошка не держит. За ним сила настоящая — он и с полицейскими приставами знакомства водит, и с благородными на короткой ноге… И с Кудеяром-старшим у них дело общее.
— Вот оно чего, — закивал я. — Значит, вот кто тебе подгадил… Не просто так.
— Да уж куда проще, братец. — Фурсов попытался изобразить на изуродованном лице что-то вроде улыбки. — Говорил я тебе — не лезь, хуже будет. А ты не послушал. Теперь нам обоим, считай… в общем, сам понимаешь.
— Ну и чего теперь — самому в простыню заворачиваться? — рассердился я. — И на кладбище ползти?
— Зачем ползти? Отвезут, поди… — Фурсов толкнул меня локтем в бок и хрипло рассмеялся. — Да ладно тебе, брат, я не в обиде. Здорово ты им задал — будет, чего на том свете рассказать.
— Ты погоди на тот свет. Побарахтаемся еще. — Я достал из кармана «наган». — Держи, тебе нужнее. Не думаю, что сегодня кто сюда сунется — но мало ли…
— А ты куда?
— А я, брат, домой. — Я хлопнул Фурсова по плечу и поднялся на ноги. — Если по дороге не убьют — так хоть посплю, как человек.
Глава 29
Домой я в тот вечер так и не попал. Да и поспать получилось… уж точно не вдоволь — но причина на этот раз оказалась приятнее беготни или очередного мордобоя. И уж тем более приятнее Упырей, подвалов, проклятий и прочей потусторонней гадости.
Открыв глаза, я увидел прямо перед собой светлую макушку — и тут же нахлынули воспоминания. Бестолковые, сумбурные, но от этого еще более жаркие.
Вот я шагаю по улице. Усталый, как собака, измотанный, выжатый до капли. Дом уже совсем рядом, остается только дойти до следующей парадной и, наконец, повалиться в постель. Но вдруг меня зовут — знакомый голос, почти шепотом. Марья появляется буквально из ниоткуда, оглядывается по сторонам — то ли испуганно, то ли осторожно… Никого нет — и она закидывает руки мне на шею. Первый поцелуй выходит каким-то смазанным, слишком торопливым и неуклюжим. Случайно прикусываю ей губу… кажется. Потом мы поднимаемся по лестнице. Я теряю фуражку, Марья спотыкается, едва не падает, но я успеваю подхватить ее на руки — легкую, как пушинку — и не отпускаю до самой двери. Щелчок замка — и на пол летит сначала шаль, потом моя гимназическая куртка, потом платье…