Опоздавшая невеста

Арабелла не была уверена, помнит ли Роберт Люсьена с тех пор, как тот приезжал к ним десять лет назад, потому что Роберт был тогда совсем ребенком. Ей следовало бы знать, что Роберт помнит все. Он всегда умел ловко доискиваться до истины и разоблачать ложь. И конечно, он не доверял Люсьену.
Что ж, она не будет спорить с Робертом. Она дотронулась рукой до своих губ. Хотя это произошло почти два дня назад, ей казалось, что на них все еще сохраняется вкус его поцелуя. Можно было бы подумать, что все это плод разыгравшегося воображения, но ощущения, которые у нее вызвал Люсьен, говорили о другом. Она провела пальцами вверх по щеке и снова почувствовала у себя на коже его горячее дыхание. По телу прошла дрожь, когда Арабелла вспомнила, с каким пылом ее тело откликалось на его прикосновения.
– Ну? – нетерпеливо спросил Роберт. – Тебе не кажется странным то, как герцог оказался у тебя на пути?
– Ты предполагаешь, что это из-за происков привидения, занимающегося сватовством?
– Возможно.
Ей удалось улыбнуться:
– В следующий раз, когда придет доктор, я попрошу у него горчичников и хорошую порцию рыбьего жира. Это должно избавить тебя от странных фантазий.
Он усмехнулся в ответ и стянул еще дольку яблока.
– Если бы мы нашли эти сокровища, то были бы избавлены от всех наших неприятностей, не так ли?
– Если бы сокровища существовали. – Внезапный блеск в его глазах заставил ее поспешно добавить: – Но ты не хуже меня знаешь, что отец нашел бы их, если бы они были здесь. Он чуть не разобрал весь дом по камешкам, пока искал.
Роберт рассеянно потер колено.
– Может быть, он что-то пропустил.
– Как он мог? Он знал каждый горшок, каждую трещину в Роузмонте. А теперь хватит есть кухаркины яблоки. Она обвинит в этом меня, а я не в том настроении, чтобы выслушивать ее ворчание.
Роберт вяло улыбнулся и направил свое кресло в сторону Арабеллы. Несмотря на то что они были братом и сестрой, сходство между ними ограничивалось каштановым цветом волос. У нее глаза были темно-карие, а у него – серебристо-серые. Она была небольшого роста, со светлой кожей и круглыми щеками, а он становился бронзовым от малейшего луча солнца и был так же высок и атлетически сложен, как и отец.
По крайней мере был до войны. Теперь у Арабеллы сжималось горло при виде его бледной кожи, глубоких кругов под глазами, длинных ног, которые истончались от бездействия.
Она в последний раз дернула вьюшку.
– Думаю, надо сказать Уилсону, чтобы он взглянул на это. Если он найдет спрятанные между камнями сокровища капитана, я тебя позову.
– Точно позовешь? – Он откатился обратно к столу и взял еще дольку яблока. – Ты всегда умела хранить секреты, Белла. Даже лучше, чем отец.
– Секреты? Какие у меня могут быть секреты? – Она взяла веник и начала сметать мусор с плиты под очагом. – Разве что ты назовешь секретом мою растущую ненависть к этой дымящей трубе. Я бы с удовольствием вырвала вьюшку и зашвырнула ее в море.
– Только не ты. Ты скорее переберешь по камешку всю трубу и заставишь ее работать как следует, независимо от того, нуждается она в переделке или нет.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что если кто-нибудь и найдет способ починить сломанную вещь, так это ты. И сделаешь все сама. По кирпичику. – Его светлые глаза блеснули, потом он отвел взгляд и направил свое кресло к двери. На полпути Роберт остановился: – Перед тем как выйти, вымой лицо и руки, Белла, а то кого-нибудь испугаешь.
Она отложила в сторону веник и посмотрела на свои руки. Если хотя бы четверть этой сажи была на ее лице, то Арабелла, должно быть, выглядела ужасно.
– Я сильно перепачкалась?
– Я бы не хотел встретить тебя в заброшенном доме. Арабелла взяла сверкающую кастрюлю и посмотрела на свое отражение. Черные полосы были на щеках и на носу. Хорошо, что Люсьен пока не поднимается с постели. В таком виде она не хотела бы предстать перед «герцогом».
Конечно, не имело значения, видел ли ее Люсьен, когда она выглядела, как посудомойка, даже несмотря на то что он пытался ее поцеловать всякий раз, когда приходил в сознание. Он вел себя, как распутник: сначала бессовестно флиртовал, потом исчезал. И все же ему ни к чему лицезреть ее в таком виде – она была похожа на редкую замарашку. Может быть, подняться в свою комнату и...
– Ты уже налюбовалась собой?
Арабелла поспешно поставила на место кастрюлю и вынула из кармана носовой платок.
– По крайней мере у меня на шее нет мятого галстука! Если ты захочешь выйти из дома, пожалуйста, повяжи салфетку поверх этой мерзости. На одной стороне два бугра, а середина точно смотрит на тебя отвратительным глазом.
Роберт засмеялся, и следы усталости у него на лице разгладились.
– Это я могу устроить: тетя Джейн жаждет отправиться в город. Думаю, мне следует поехать с ней.
– Полагаю, она также просила, чтобы в ее отсутствие я посидела с нашим раненым гостем.
– Думаю, да. – Губы Роберта подергивались. Арабелла еще раз вытерла щеку, затем скатала носовой платок в шарик и бросила его в Роберта.
– А, смеешься над моими страданиями! Тогда не приходи ко мне плакаться, когда сам станешь жертвой ее сватовства.
Его слабая улыбка исчезла.
– Этого никогда не будет.
– Не будь так уверен. Как только я выйду замуж за деревенского кузнеца, чтобы выскользнуть из ее сетей, она сразу примется за тебя.
Его глаза сверкнули, и он страстно воскликнул:
– Какая женщина может захотеть меня?!
Отчаяние в его голосе как нож вонзилось ей в сердце. Она верила, что он проснется однажды таким, каким был раньше, выздоровев так же быстро, как заболел. Однако по его глазам она видела, что у Роберта этой надежды нет. Он считал, что никогда не сможет ходить.
Арабелла прикусила губу. Она старалась заботиться о семье, преодолевать все трудности, которые им встречались. И все же ей не удавалось справиться с одной задачей, самой важной из всех: она, как и отец, была плохим кормильцем.
Отчаянно пытаясь успокоиться и успокоить Роберта, она проглотила слезы.
– Доктор считает, что твой паралич случился от нервного напряжения. Со временем, когда воспоминания...
– Нет. – Его голос перешел в надтреснутый шепот: – Каждую! ночь я вижу все это снова и снова. – Он закрыл глаза и прижал кулаки к закрытым векам. – Я вижу столько, что готов умереть, вместо того чтобы уснуть.
Арабелла протянула руку:
– Роберт, не надо...
– Я ничего не могу с этим поделать! – вырвался у него крик. Роберт уронил кулаки на колени и поднял на Арабеллу измученные глаза. – Воспоминания никогда не оставляют меня. Я не смогу этого забыть.
Она опустила руку и вцепилась в складки юбок, стараясь не шевелиться. Он мог отвергнуть ее сострадание и закрыться от нее, как закрылся от многих. Рана была слишком свежей, слишком болезненной, чтобы к ней можно было прикасаться. С робкой улыбкой на лице Арабелла сказала, пытаясь придать голосу уверенность, которой не чувствовала:
– Нужно время, Роберт. Прошло всего два месяца. Его губы искривились.
– Пойду найду Уилсона.
Арабелла смотрела, как он, наклонив темноволосую голову, выталкивает кресло за дверь. Сердце у нее болело, как будто оно распухло и давило на грудину.
Задняя дверь отворилась, и, громко топая, вошел Нед. Треща без умолку, за ним следовала кухарка:
– Вьюшка застряла и заржавела. Ты должен ее вытащить. Нед важно кивнул.
– Нельзя же оставить герцога без обеда. – Больше ни слова не говоря, он принялся за вьюшку, как будто это была работа огромной важности.
Кухарка напряженно следила за Недом, одновременно обращаясь к Арабелле через плечо:
– О, мисс. Я чуть не забыла вам сказать. Утром заходил мистер Франкот и сказал, что у него для вас есть какие-то бумаги. Он сказал, что зайдет во второй половине дня. – Кухарка сморщила нос. – Мне не нравится этот человек.
– Мистер Франкот? Почему?
– Он непорядочный. Я вижу по глазам. Леди Мелвин тоже его не любит.