Дом без воспоминаний
Тогда Джербер сел рядом с ним, ласково погладил по голове, ероша белокурые волосы.
– Ты рад, что я пришел тебя проведать?
Николин даже не взглянул на него, он как будто впал в кататонический ступор.
– Конечно рад, – ответила за него сотрудница тем снисходительным тоном, каким многие взрослые кстати и некстати говорят с детьми.
Однако Джербер не был уверен, что Нико счастлив снова видеть его. Это явно не так. Он даже не знал пока, с каким странным феноменом имеет дело и так ли безобиден Николин, как хочет казаться. Обычные вопросы задавались в расчете на сотрудницу, которая и в самом деле вскорости ушла.
– Вернусь через полчаса, – радостно сообщила она. – И возможно, принесу вам чего-нибудь позавтракать.
– Грандиозно, – разулыбался Джербер. Но как только сотрудница удалилась, улыбка сошла с лица.
Он обещал Бальди, что не станет гипнотизировать Нико, но только потому, что был убежден: повторять обычный ритуал с метрономом и обратным отсчетом не потребуется. Не теряя времени, он вытащил из кармана смартфон. Пронести иголку в здание колонии невозможно из-за контроля. Но психолог был уверен, что кто-то, предусмотрев такое препятствие, подсказал иное решение.
Если его предположения верны, он знал, как снова активировать мальчика.
Он нашел в телефоне видео с голом Брессана, который тот забил во время матча между «Фиорентиной» и «Барселоной», и показал экран Николину. Включил воспроизведение.
Джербер и надеялся на результат, и пребывал в смятении. Думал о Лавинии, о том, что девочка так и не смогла отворить запертую дверь внутри своего сознания. Как можно предполагать, что у нее это получится, если ее доктор сам не в состоянии это сделать? Разве что порог, через который спешил переступить Пьетро Джербер, вел в неизведанную бездну. И он не знал, уповать ли на Бога или на собственные опыт и знания.
Ролик уже подходил к концу, но Джербер заметил, что Нико расцепил руки, расправил плечи. Это знак. Дверь в его сознание открылась, чтобы гипнотизер мог проникнуть туда.
Он убрал смартфон.
– Как видишь, я выяснил, кто такой Арнау, – произнес он, обращаясь к мальчику. – И кажется, понял, почему ты счел нужным сообщить мне об этом… Думаю, это какая-то проверка, ты хотел испытать меня. Или я не прав?
– Прав, – невозмутимо проговорил Нико.
– Ты выбрал эпизод из прошлого, давая понять, что я говорю не с двенадцатилетним мальчиком, а со взрослым… Ведь я сейчас говорю не с Николином, правда?
Мальчик молчал. И молчание это вгоняло Джербера в дрожь.
Потом, как и в первую их встречу, пациент монотонно повторил:
– Сначала три условия, потом вопросы.
Смятение психолога дошло до предела. Но он, хотя и был напуган, старался говорить спокойно:
– Хорошо: скажи, что это за условия…
Мальчик как робот принялся перечислять:
– Первое: ты не должен ни с кем говорить обо мне. Второе: ты выслушаешь все, что я имею сказать… до самого конца. – Последние слова он особенно выделил.
Джербер взвесил в уме все затруднения, какие встретит он, пытаясь выполнить эти требования. Он не имел возможности встречаться с Нико как и когда заблагорассудится и не имел права держать эти встречи в секрете. Он не был уверен, что может заключить подобный договор, но все же спросил:
– Какое третье условие?
– Ты не должен искать меня там, снаружи.
Последняя фраза подтвердила теорию, которая зародилась у психолога с самого начала. Устами ребенка говорит тот, кто похитил его и удерживал у себя восемь долгих месяцев. Поэтому, когда в игровой комнате Нико сказал: «Это сделал я», свою вину признавал тот, другой.
– Что стало с матерью Николина? – робко осведомился Джербер.
Но вопрос не вызвал никакой реакции: похоже, на какие-то ответы ребенок не был запрограммирован.
Джербер тревожился все сильней.
– Если я приму твои условия, что получу взамен?
Никакого ответа.
– Ты заходил вчера ко мне в мансарду, оставил иголку в яблоке… – Это утверждение не вызвало отклика, но Джербер заранее знал, что так будет. Тот визит преследовал двойную цель: предоставить инструмент, чтобы запустить речь мальчика, и дать понять, что манипулятор близко, гораздо ближе, чем Джербер мог себе представить. – Если ты как-то затронешь моих пациентов, будешь иметь дело со мной, – пригрозил он, зная, что это бесполезно, ведь тот, с кем он на самом деле говорил, не мог его слышать.
Нико был чем-то вроде устройства, воспроизводящего то, что было записано в его разуме, будто на магнитной пленке. Вот почему он говорил без акцента.
Но по той же причине Джербер понял – в данный момент можно пообещать все, что угодно: любая договоренность просто позволит выиграть драгоценное время, чтобы лучше осознать, что происходит и насколько это опасно.
– Хорошо, – проговорил он. – Сделаю так, как ты просишь.
На лице Николина не дрогнула ни одна черта, мальчик дышал размеренно, погруженный в состояние покоя, как золотая рыбка в аквариум.
Джербер хотел задать еще один вопрос, но боялся того, что может услышать на этот раз. Все-таки выбора не было, хотя побуждало его не любопытство, а, парадоксальным образом, тот же страх, который сковывал уста.
– Кто ты такой?
Слабая улыбка.
– Ты сам знаешь, кто я…
Да, так и есть: Джербер знал.
– Ты – гипнотизер.
13
Пьетро Джербер и подумать не мог, что так быстро вернется в нагоняющий тоску коридор суда по делам несовершеннолетних, но он прервал сеанс с Нико, чтобы обо всем доложить Бальди. В конечном счете он ей это обещал. Но в данный момент судья была занята как раз на пресс-конференции по этому делу, и Джерберу пришлось дожидаться.
– Тебя плохо слышно, мы можем созвониться позже? – Из-за того, что стены старинного здания были слишком толстыми, сотовая связь работала плохо. Поэтому Джербер нервно расхаживал взад-вперед, ища какое-то место, откуда можно поговорить.
– Нет, мы должны решить этот вопрос сейчас, – твердо ответила Сильвия.
Бывшая жена выбрала для звонка самый неподходящий момент, но Джербер решил дать ей выговориться. Тем более что знал, о чем пойдет речь. Пока сигнал то появлялся, то пропадал, он обдумывал, как лучше преподнести Бальди то, что произошло. Непросто будет это обобщить, тем более подать так, чтобы неспециалист мог поверить. Одно объяснение пришло ему на ум, и психолог, прижимая неработающий мобильник плечом к уху, извлек авторучку и попробовал набросать свои мысли в черном блокноте:
Николин кажется невозмутимым потому, что его сознание на время отключено, он находится в состоянии непрерывного транса. Он как будто под гипнозом, в который его погрузил похититель, и этот гипноз работает постоянно.
Джербер верил, что сможет освободить мальчика, но человек, проделавший это с ребенком, кем бы он ни был, заслуживал наказания. Поэтому психологу было плевать на три условия оголтелого безумца. И если иголка была воткнута в яблоко еще и затем, чтобы его устрашить, этот тип сильно ошибался: Джербер не позволит давить на себя.
– Ты никогда не звонишь, – упрекала Сильвия. Ее голос то прорывался время от времени, то снова пропадал. – Если бы я тебе не писала, ты даже не знал бы, как дела у твоего сына.
Перед Джербером предстали желтые тюльпаны, которые он купил для жены прошлым вечером и которые теперь увядали в мусорном ведре. Он хотел бы сказать жене, что не звонит по одной простой причине: в его сознании и она, и Марко до сих пор живут в их доме во Флоренции и он вынужден каждый день заниматься самогипнозом, дабы устранить тот факт, что их больше нет в его жизни. Бросить ей в лицо, что ему осталась лишь проклятая видеокассета, жалкие сорок минут мучительных воспоминаний, к которой он прибегает каждый вечер, словно наркоман к метадону, чтобы побороть зависимость от прошлого. Но так ничего и не сказал; пусть Сильвия перечисляет все его изъяны как бывшего мужа и отца.