Война без людей (СИ)
Некогда было слушать извинения седого Владимировича и такие же крики пилотов, надо было прыгать. До питерских ограничителей оставалось совсем немного, а умирать всем срановато, это только я чувствую, что лыжи уже готовятся покинуть свое пристанище. Главное сейчас чуть-чуть поднапрячься, прямо чуть-чуть, подковылять к десантному отсеку и встать в ожидании, пока девчонки вместе с Владимировичем и одним из пилотов спихивают грузы в раскрытый люк, освобождая место.
…а затем ушли и мы. Выпали все вместе, обнимая меня со всех сторон.
Расслабиться и получить удовольствие, ну или хотя бы вырубиться, не вышло. Девчонки орут, мне языки гудящего пламени с головы пацана, намертво вцепившегося в кольцо, греют рожу, всё вокруг вращается. Ссыкотно. Всем ссыкотно, конечно, особенно «чистым», всё-таки они не каждый день сигают без парашюта, а летели-то высоко. Жалко их, обычные же девчонки, даже эта рыжая, ведущая себя совершенно не на свой возраст и внешний вид. Всех что-то мне жалко.
Даже из-за смешного. Вот вырубит меня, а они же тащить будут. Ну, когда регенерируют. А я тяжелый…
Свист в ушах, голубое и белое меняются местами. Ветер. Очень холодный ветер.
Внезапная мысль впивается в череп беспощадным ледяным ежом, дышащим на извилины жидким азотом.
А что ты, Изотов, знаешь о возможных травмах тела у тех, кто падает с такой высоты?
…насколько сильно падение может повредить головной мозг?
—…ася! Пора! — раздаётся слабый женский крик, — Как отлетим — дёргай! Понял⁉ Готовься!
Нет. Нет, Витя. Ты не можешь позволить им такой риск. Не можешь позволить себе.
Соберись. Тебе предстоит кое-что сделать.
…НЕМЕДЛЕННО!
Глава 11
…тем больнее падать
Вы когда-нибудь задумывались, что присказка «как в сказке» — нифига не радостная? Что такое любая история о приключениях, пусть даже волшебных? Это дорога. Люди не любят находиться в дороге, точно вам говорю. Прямо железно. Зуб даю. Поднимать жопу, куда-то идти, рисковать собственной шкурой, срать в кустах, мыться в речке-говнюшке… А ведь это сказка, поэтому экзистенциальный ужас у моющегося Иванушки-дурачка, вполне обоснованное боящегося, что ему сейчас русалка яйца откусит — он за кадром, но он всегда, сука, есть! Про комаров, грязь, пот, внезапную стрелу из-за куста, вареную летучую мышь в придорожном трактире, развалившуюся на середине пути обувь, и шлюху, которая тебя банально пырнет ножом за твой кошелек — я вообще молчу.
«Как в сказке» — это ни хера не как в сказке. Это кошмар с расплывчатым концом. Всегда. Все приключенческие романы, фэнтези, бояръ-аниме, попаданство — всё это гребаный кошмар! Всегда! Человек не дурак, человек любит про это читать, любит представлять, как отрубает голову дракону, а чудесным образом подмывшаяся принцесса посреди сраного нигде со срущим на фоне луны койотом приходит к нему в палатку отдаваться. В восхищении. В восхищении, Карл. Она неделю не слезала с лошади, у неё между ног всё болит и онемело, в глазах сплошная зелень, в легких куски слежавшейся пыли от этих ваших дорог, а на волосах в подмыхах три табора вшей, но сказка же!
Поэтому, дорогие мои, когда главный герой какой-то истории приходит в сознание после того, как должен был отдать концы, его первой мыслью, чувством и желанием является именно отдать концы… до конца. Потому что он очень близок к концу, смекаете?
Я выжил. Это была первая рваная и мутная мысль, которая заглянула на еле теплющийся огонёк моей жизни. До этого момента были лишь урывки пробуждений, быстро сменяющиеся приступами тошноты и беспамятством, да слабые вспышки света в темноте, на которые я просто смотрел пару секунд, а затем закрывал глаза. Плохо? Ну, это было плохо, да. Я чувствовал себя котом, попавшим в рабочую стиральную машину… вместе с нехилым пакетом говна. Выпасть из вращения можно было только потеряв сознание, что мой умный организм проделывал раз за разом.
Потом мне пришлось очнуться. В темноте, в спёртом влажном воздухе, полном непонятных, но знакомых запахов, в холоде и грязи. Слабость была жуткая, я еле мог пошевелить пальцами на руке, а первый же импульс превратиться в туман просто… ушёл в никуда. Как второй и третий. Тем временем мне становилось всё холоднее и холоднее, зубы начали активно стучать, поэтому, больше не полагаясь на способности, я начал бороться за живучесть более прозаичными методами. То есть, шевелиться как умирающий червяк, в надежде если хоть не обрести контроль над телом, то согреться.
Успехов никаких не достиг, но и сдохнуть не успел — сверху мелькнуло нечто светло-мутное, появилось нечто круглое и горящее, а потом кто-то детским голосом заорал:
— Он очнулся! Он очнулся!
Тут уже стало повеселее. Набежали сверху люди, стрекочущие что-то озабоченное и свое, вцепились в меня множеством рук, кряхтели, пищали, ругали какого-то Витю, просили какого-то Васю «принести трусы», искали веревки, ругались на мою тяжесть, но гладили меня по голове, поили вкуснейшей холодной водой, шмыгали носом в ухо и, кажется, обнимали. А потом попёрли наверх, как раз обвязав канатом в нескольких местах.
Это было болезненно и бестолково до тех пор, пока в хор голосов не влез скрипучий старческий баритон, отрывисто и сочно матерящийся на «бестолковых девок». С его появлением мой подъём наверх пошёл куда резвее, пока, наконец, моё еле находящееся в сознании тело не оказалось в… избе. Обычной такой просторной и древней избе необычное моё такое тело, извлеченное из подвала.
— Тьфу, ирод! — ознаменовал конец процесса самый обычный дед, сухопарый и согнутый, стоящий около самой обычной бабки, — С коня весом! А ведь одни кости!
Так я и перешел из стадии подвального солёного огурца или Вити Шрёдингера в персональные гости четы Завьяловых, проживающих в деревне Авдеевка. И не просто так, а свободным и в окружении всех своих девчонок, рыжей Ларисы и Васи Колунова.
— Мы уже готовы были лететь вниз, — рассказывала сидящая на койке Вероника, уморительно смешно смотрящаяся в вещах больше неё на пять-шесть размеров, — Уже всё, расцепляться начали, как ты выдал. Превратился в туман, подхватил нас, выдрал Васю из шлейки… и начал спускать. Сюда, вот прямо в тридцати метрах от дома мы опустились, бабушку Веру напугали. Ты нас оптустил, в человека превратился, шаг сделал и мордой вниз упал. Как труп.
Потом, с перерывами на ругань, она поведала остальное. Как уговорили ту же бабушку Веру и её мужа, Игоря, приютить их, и скрыть даже от соседей. Как я чуть было не сдох, превратившись в туман на этой самой койке. Хорошо, что старики мерзляками по зиме оказались, и всё окна были наглухо законопачены. Как меня, размахивая чем попало, загоняли в подвал. Как я там валялся, периодически нагреваясь градусов до семидесяти, и время от времени снова превращаясь в туман. Не новый, компактный и густой, а старый, который большой. Вот меня там и заперли, периодически проверяя и надеясь на лучшее.
— Ты — дурак! — под конец вспылила Вероника, — Полный! Круглый! Идиот! Ничего бы с нами не случилось! Витя! И я Янлинь весим по сорок кило, Лариска сорок пять! Мы бы просто распарусились в воздухе и всё, удар был бы смешной! Даже у простого человека шансы выжить были бы!
— Я не знал, — тихо проговорил я, а потом, подумав, признался, — Да если бы знал, это ничего бы не изменило.
— Просто сдох бы и всё, да? Прощай планы, прощай надежды, прощай ответственность за Васю? — попыталась брюнетка нажать на больное.
— Это всё важно. Но не так как вы, — чистосердечно признался я.
—…ты — подлый эгоистичный моральный урод, Виктор Изотов.
— Поэтому ты меня и любишь, — нагло парировал я.
— Держи карман шире, — криво и жалко ухмыльнулась брюнетка, — На кой ты мне упал, Изотов? Ты постоянно норовишь сдохнуть. Смысл тебя любить? Кончишься ведь скоро…