Это пройдет? (СИ)

[1] Муслим Магометович Магомаев – народный артист СССР, эстрадный и оперный певец.
  
14
 
Сегодня мой первый рабочий день и это – полный отстой.
День начался неплохо. Утром я сдала свой первый «хвост». Я была единственным человеком на пересдаче. Андрей Петрович, не отошедший от новогодних праздников, так торопился, что махнул рукой и поставил мне трояк. Я была не против. Сдала, и слава Богу.
Потом я поехала в банк по поручению Доры, следом на работу. Когда я подходила к бару, у меня крутило живот от волнения. Во-первых, сейчас я увижу Гришу. Мне кажется, что мы не виделись целую вечность. Его отец улетел в командировку, и празднование Рождества было решено перенести. Дора страшно обиделась. Я слышала, как она выговаривала сыну по телефону:
— Саша, нельзя перенести празднование Рождества на другой день, потому что потом будет другая дата. Это уже не Рождество. Подумай головой. Это традиция. — она делает паузу, видимо слушает сына. — Я все, конечно, понимаю, но я страшно зла на тебя. Не звони мне пока, если не хочешь услышать все, что я думаю про твою работу и Марину. Сама позвоню. 
А во-вторых, мне нужна работа. Сама мысль, что мне придется вернуться домой, претит мне. Мои наличные почти закончились. Оказывается, очень сложно покупать подарки, когда твоему бюджету плевать на твои запросы.
Я скучаю по своей уходовой косметике и походам на массаж. Сейчас мои верные друзья – маска из глины и пятнадцатиминутная растяжка перед сном. Дора не жадничает, но для ее ухода мне пока рановато. 
Гриши сегодня нет на месте. Я испытываю болезненное разочарование. Кира главенствует на работе и получает колоссальное удовольствие. Это видно невооруженным глазом. То, как она заставляет бармена заново отполировать и без того чистую столешницу. Или отчитывает рыжеволосую девочку за синюю тушь.
Выглядит Кира великолепно, это трудно не признать. Черные брюки, красная блузка интересного пошива, волосы собраны в высокий хвост. Ее портит только выражение лица. Она явно не любит эту смену. О каком только профессионализме говорит Гриша.
Сначала она минут тридцать гоняет меня по меню и карте напитков, потом представляет сегодняшней смене. Сегодня будний день, поэтому состав немного меньше обычного.
Спустя два часа у меня отваливаются ноги и спина. Кира чуть ли не дышит мне в затылок при любом удобном случае. Я несколько раз путаюсь в кассе, ввожу не те блюда и напитки. Кира демонстративно закатывает глаза и вырывает чеки у меня из рук. Спустя еще час ко мне клеится какой-то мутный тип, пока его девушка отходит в дамскую комнату.
— Будешь задницей перед гостями крутить – уволю. — шипит Кира, когда я подхожу к барной стойке забрать заказ.
Приехали. Вообще дура, что ли.
— Кира, не знаю как Вас по батюшке, Вы сейчас свои желания на меня проецируете? — кладу поднос на комод рядом с кассой.
Аня, получившая за синюю тушь, кривит губы, сдерживая улыбку.
— Не хами. — Кира скрывается на кухне.
— Вера, ты чего нарываешься? — спрашивает Паша, наливая апероль для моего столика.
Молчу. Умный нашелся, ему бы сказали, что он задницей перед гостями крутит. Приятно бы ему было.
Я очень хочу есть, в душ и вытянуть ноги. До конца смены остается пара часов, когда случается полная хрень. Я проливаю двойной виски на штаны мужчине средних лет. Он весь вечер пытался произвести впечатление на свою спутницу, в надежде уехать вместе с ней из бара. Пока она фотографировала свой салат, он заглядывал ей в декольте, а потом чуть ли не перед носом у нее тряс своими часами. Моя неловкость неслабо ударила по его самолюбию, поэтому он стал орать на меня на весь зал. Не особо задумываясь, какие высказывания использует.
На крик тут же примчалась Кира. Аня смотрит с сочувствием. Зал, как на зло, заполнен. Даже за барной стойкой яблоку негде упасть.
 
«Как хорошо, что Гриша не видит моего позора», – первое, что приходит на ум. Вытираю мокрые от виски ладони о фартук и вижу, что Гриша стоит в дверях, ведущих на кухню, и наблюдает за происходящим, сложив на груди руки.
Прикрываю глаза, чтобы на секунду отгородиться от происходящего. Единственное, что я слышу в этот момент из потока отборной брани – «тварь косорукая».
Я бы, наверное, расплакалась, если бы не прожила до восемнадцати лет с отцом. Он мог одним взглядом выразить весь спектр презрения и разочарования. Мне почти никогда не удавалось отстоять себя.
«Я достойна хорошего обращения», – твержу про себя как мантру несколько раз. Это помогает, желание заплакать сменяется злостью.
Немного наклоняюсь вперёд и концентрируюсь на переносице орущего мужика:
— Я бы извинилась и покрыла Ваш ужин, потому что это называется – нести ответственность за свои поступки. Мне было бы очень стыдно за то, что я пролила на Вас напиток. Но Вы позволяете себе слишком много. И эта девушка, — указываю пальцем на шатенку напротив, — с самого начала никуда не собиралась с Вами ехать, потому что жрала за троих, и мокрые брюки здесь ни при чем. Если бы Вы ей правда понравились, то она бы строила из себя фею и жевала одну рукколу.
Лицо девушки вытягивается. Мужик вращает глазами, соображая, что я только что сказала. Это не так просто, потому что выпил он изрядно.
Перевожу взгляд туда, где стоял Гриша. Его уже нет.
Кира впивается мне в плечо и шипит, как гадюка:
— Пошла вон из зала.
Стремительно разворачиваюсь, прохожу мимо Паши, делающего вид, что он вообще ничего не видел, и иду через кухню в сторону раздевалки. Можно пройти через коридор, ведущий к уборным, но я не хочу столкнуться с кем-то из посетителей бара.
Кухня живёт своей жизнью. Слышен звон посуды и стук ножей о доски. Пахнет жареным мясом и свежей петрушкой. На меня никто не обращает внимания.
Я не знаю, что именно подразумевается под «вон из зала», поэтому беру пальто и выхожу на улицу. Лицо горит. Мне нужен глоток свежего воздуха. Нужно собраться с мыслями, потому что сейчас на меня обрушится лавина Кириного гнева.
Хлопаю дверью заднего выхода. Делаю жадный вдох. Моросит мелкий дождик. Запахиваю пальто и вижу Гришу.
Он курит и разговаривает по телефону, прохаживаясь чуть поодаль. Сигаретный дым вьется в свете фонаря, вздымается вверх и бесследно исчезает. Гриша видит меня и через пару минут заканчивает разговор. Убирает мобильный в карман расстегнутой куртки и подходит ко мне.
— Вера, если ты хочешь здесь работать, — начинает без предисловий, игнорируя приветствие, — тебе придётся научиться взаимодействовать с людьми.
Гриша делает затяжку и выпускает дым в сторону.
— Я хочу здесь работать, но оскорбления терпеть не буду. — даже я сама слышу в своём голосе обиду.
— Ты не совсем понимаешь, — он смотрит на меня, как на неразумного ребёнка, — с людьми работать непросто. Они платят деньги и взамен хотят получить качественный сервис. Я понимаю, ты до этого нигде не работала, но теперь придётся брать ответственность за свои поступки. Придется учиться быть взрослой. — сверлит взглядом моё лицо.
Почему-то на ум приходит, что Лебедев бы сначала дал этому хаму в морду, а потом уже выяснял дальнейшие обстоятельства.
— Григорий Александрович, это Вы не понимаете. Наличие денег не даёт права хамить. И отсутствие у меня рабочего опыта ничего общего с ответственностью не имеет. Я буду усердно работать. Я готова оплатить ужин этого мудака, но работать я буду в уважительной обстановке. Мне хватает моральных поджопников от Киры. От пьяного гостя я их терпеть не буду. Давайте решим на месте: если Вам это не подходит – я буду искать другое место.
Стараюсь говорить уверенно. Хочу, чтобы Гриша видел во мне больше, чем пустую девчонку, не знающую цену деньгам. 
Ещё я ужасно не хочу перемен. Моя жизнь только начала устаканиваться. Для перемен нужны силы и душевные ресурсы, которых у меня на данный момент нет.