Безжалостный соперник (ЛП)

Это была моя последняя ночь в Нью-Йорке за несколько лет.
На следующий день мама постучала в дверь «Вэнса» и бросила мои скудные пожитки в багажник такси.
Она даже не попрощалась. Просто сказала мне держаться подальше от неприятностей.
Меня отправили в Академию Эндрю Декстера для мальчиков на окраине Нью-Хейвена, штат Коннектикут.
Все из-за одного глупого поцелуя.
ГЛАВА 11
Кристиан
Прошлое.
Она собиралась прийти. Она должна была.
Я больше не смел мечтать. Во всяком случае, не часто. Но я сегодня я мечтал.
Может быть, потому что было Рождество, и какая-то часть меня — пусть и маленькая — все еще верила в праздничную чепуху, которой нас кормили с ложечки, когда мы были детьми. Я не был хорошим христианином, даже если напрячь воображение, но на улице говорили, что Бог проявил милость ко всем своим детям, даже к несчастным.
Ну, я был ребенком, и мне чертовски нужен был перерыв. Это было его время, чтобы выполнить свое обещание. Чтобы показать, что он существует.
Я не видел маму шесть месяцев. Дни приходили и уходили в шквале домашних заданий и команды по плаванию. На свой пятнадцатый день рождения я купил себе на заправке расфасованный кекс и загадал желание дожить до следующего дня рождения живым. С тех пор как меня отправили с Манхэттена, я не получил даже полусотенного телефонного звонка с вопросом "как дела, жив ли ты". Только одно скомканное письмо два месяца назад, испачканное дождем, отпечатками пальцев и неопознанным соусом, в котором она написала мне своим фирменным курсивным почерком.
Николай,
Мы проведем Рождество в моей квартире. Я возьму напрокат машину и заберу тебя. Жди меня у входа в четыре часа 22 декабря. Не опаздывай, иначе я уйду без тебя.
— Руслана
Это было безлично, холодно; на похоронах можно было найти больше энтузиазма, но я все равно был в восторге от того, что она помнила о моем существовании.
Постучав своими дырявыми туфлями о бетонную лестницу у двустворчатого входа Эндрю Декстера, я взглянул на часы. Рюкзак был зажат между моих ног, а все мои мирские пожитки были в нем. Ожидание времени, чтобы идти вперед, напомнило мне обо всех случаях, когда я ждал маму на кладбище возле дома Арьи. Только вот у меня не было симпатичной девушки, с которой можно было бы провести время. Та конкретная хорошенькая девушка оказалась ничем иным, как мешком со змеями. Я надеялся, что где бы Арья Рот ни была в эти дни, карма трахала ее долго и упорно, без презерватива.
Пинок в спину вырвал меня из ментального тумана. Ричард Роджерс — Дикки для всех, кто его знал, — подкрепил этот жест, щелкнув меня по затылку, когда он мчался вниз по лестнице к ожидающему черному «Порше», остановившемуся перед входом в школу-интернат.
— Мама!
— Милый! — Его светская мать вышла из пассажирской двери с распростертыми объятиями, на ней было достаточно натурального меха, чтобы укрыть трех белых медведей. Мой одноклассник бросился в ее объятия. Отец ждал за рулем, мрачно улыбаясь, как ребенок на воскресной службе. Трудно было поверить, что Ричард, претендовавший на славу, пукая алфавит подмышкой, был достоин любви этой горячей женщины. Мать Дикки отстранилась, чтобы получше рассмотреть его, обхватив его лицо своими наманикюренными руками. Мое сердце дрогнуло и дернулось, как пойманный червь. Было больно дышать.
Где ты, черт возьми, мама?
— Ты так хорошо выглядишь, любовь моя. Я приготовила тебе твой любимый рассыпчатый пирог, — проворковала мать Дикки.
Мой желудок заурчал. Им нужно было убраться отсюда и перестать блокировать дорогу. Ричард запрыгнул в машину и уехал.
Она придет. Она сказала, что будет. Она должна.
Прошел еще час. Ветер усилился, небо из серого стало черным. Мамы по-прежнему не было видно, а моя и без того пошатнувшаяся уверенность рассыпалась, как черствый пирог, который уборщик подсунул мне в комнату на следующий день после Дня Благодарения, потому что знал, что я единственный ребенок, оставшийся на территории школы.
 
Четыре часа и шестнадцать шлепков по спине и «увидимся в следующем году» спустя, было темно и морозно, снег падал с неба толстым и пушистым, как ватные шарики.
Озноб не регистрировался. Ни тот факт, что мои дырявые мокасины промокли насквозь, ни то, что две слезы, выскользнувшие из моего правого глаза, замерзли на полпути. Единственное, что мне запомнилось, так это то, что мама подставила меня на Рождество и что, как обычно, я был один.
Что-то мягкое и пушистое упало мне на голову. Прежде чем я успел обернуться, чтобы посмотреть, что это такое, мальчик, которого я знал из команды по плаванию, Риггс, плюхнулся на ступеньку рядом со мной, подражая моему жалкому предчувствию.
— Как делишки, Иванов?
— Не твое дело, — прошипел я, срывая красную бархатную шляпу с головы и швыряя ее на землю.
— Это слишком заносчивое отношение для человека, который весит сорок фунтов. — Симпатичный ублюдок присвистнул, оглядывая меня.
Я повернулся, сильно ударив его по руке.
— Ох. Дерьмо. Зачем ты это сделал?
— Заткнись к черту, — прорычал я. — Почему еще?
Что он вообще здесь делал?
— Умри в аду, — весело ответил Риггс Бейтс, находя ситуацию бесконечно забавной.
— Уже, — ответил я. — Я здесь, не так ли?
Академия Эндрю Декстера была католическим учреждением для мальчиков прямо посреди сельской местности Коннектикута. Он был построен в 1891 году железнодорожным финансистом. Предполагалось, что он станет роскошным отелем номер один на Восточном побережье, но из-за финансовых неудач строительство было приостановлено на несколько лет, прежде чем кучка богатых новичков, стекавшихся из Европы после Первой мировой войны, бросила на него деньги, пихая в это место нескольких священников, учителей и их проблемных отпрысков. Одним из этих священников был Эндрю Декстер, и именно так появилась школа-интернат номер один для мальчиков в Штатах.
Не было никакого способа приукрасить это — Академия Эндрю Декстера была дерьмовой дырой. Чтобы добраться до ближайшего 7-Eleven, нам пришлось пройти десять миль в одну сторону. Мы были изолированы от мира, и не зря. В этом месте жили одни из самых отъявленных подростковых придурков в стране. Положительный момент: на случай зомби-апокалипсиса у нас будет буфер, прежде чем за нами придут пожиратели мозгов.
Было очевидно, что мама не придет. Тем более, что это Рождество я собирался провести в одиночестве, как и предыдущее. В прошлый раз единственным человеком, составлявшим мне компанию, был садовник, который в основном проверял, чтобы я не покончил с собой. И я не покончил. Вместо этого я читал и распечатывал хорошие примеры заявлений в колледж. Целью было стать миллионером. Если все идиоты вокруг меня и их родители были — почему я не мог?
— Какого черта ты вообще здесь делаешь? — Я обхватил руками колени, глядя на Риггса.
Он поднял одно плечо.
— У меня нет семьи, помнишь?
— Вообще-то я не помню. — Я изогнул бровь. — Следить за твоей задницей — не мое любимое хобби.
Я почти никогда не разговаривал с Риггсом или кем-либо еще в школе. Общение с людьми приводило к привязанности к ним, а ни одна часть меня не хотела привязываться. Люди были хлипкими.
— Ага. Мой дедушка, который меня вырастил, на прошлое Рождество избавился от кислородной привычки.
— Дерьмо. — Я пошевелил пальцами ног в мокасинах, пытаясь избавиться от онемения. Я начал чувствовать холод. — Ну, я уверен, что ты можешь купить нового дедушку или что-то в этом роде, — предложил я. Ходили слухи, что в нем плавал Риггс.
— Неа. — Риггс, казалось, прохладно относился к моим раскопкам, хотя я заслуживал того, чтобы меня за это выпороли. — Оригинал был незаменим.
— Это отстой.
Риггс пыхтел конденсатом изо рта от холода, пытаясь создать кольца дыма.
— Рождество — худший праздник в мире. Мы должны защитить его. Если я когда-нибудь открою благотворительный фонд, он будет называться «Убить Санту».