Ретроспектива (СИ)

— В твоём государстве так? — готовилась, что он взъярится на моё панибратство. А он только улыбнулся.
— Если бы ты стала вдовой в моём государстве, то по смерти супруга стряпчий нашёл бы его старшего родственника, передал бы тому всё имущество, вместе с заботой о тебе, — как он говорил, всё более хмурился. На последнем слове совсем сдвинул густые брови.
— А если бы он запер меня, или голодом заморил?
— Если бы ты провинилась только…
Интересные у них там порядки.
— А если бы…
— Полёвка! — король сел на постели. Лёгкая простыня сбилась у паха, обнажая сильную грудь и руки. — В моём государстве женщин не обижают! Наказать могут, если баба виновата, но не зверствует никто!
— А кто ж решает, виновата она или нет?
— Старший и решает.
— Опекун тот, значит…
Мать-Земля! Небось ты сама меня уберегла, сама мне те мысли вложила, чтобы спрятаться, да отсидеться… Будь я сейчас княгиней — ни в жизнь бы не поладила с ондолийским деспотом. А они говорят, что мы отсталые, да непросвящённые.
— А если бы стряпчий тот всё же не нашёл никакого родича?
— А тогда, Полёвка… — Файлирс коварно улыбнулся, от краёв глаз побежали лучики. Подхватил меня на руки, усаживая на себя, — тогда бы пришлось королю взять на себя заботу о вдове и её делах.
— И как бы это ты заботился? — спросила, уворачиваясь ото рта, тянущегося к моей шее.
— Крепко, да часто. Так, чтобы ты ни о чём не тревожилась, — звучит неплохо, но — как и положено любой леди в моём государстве.
Всё не то. Любое слово, что ни возьми — плохо каждое по отдельности, а за всё вместе хочется…
Сама не знаю, чего хочется, но не игрищ точно.
Надо подумать, да препарировать услышанное. О ледях своих он заботится…
— Пора мне, — не глядя ему в лицо, выбралась из объятий.
Мужчина спокойно разжал руки.
— Полёвка? Это что ещё такое? Куда пора?
— Дела у меня… да поздно уже. Пойду, — натянула рубашку.
— Как это пойдёшь? Куда пойдёшь? Ещё ж ночь впереди.
— Угум. Спать пора вам, вашство. А меня княгиня ждёт, — вот и платье.
Он, верно не опомнился ещё. Ну пусть. Пусть поостынет.
Да и мне надобно.
Ретировалась, даже не обернулась.
Потому что такое только дурак может думать. А ондолиец не дурак, он истинно верит в то, что говорит: что не способна женщина дела вести да хозяйство, что уродись я, не дай Мать-Земля, ондолийкой — без разрешения мужа или ещё какого самодура и слово нельзя было бы молвить.
А забота его? Это он так о всех своих вдовых там так заботится?
Загостился ондолиец. Крепко загостился. Пора ему в путь-дорогу.
Не надобно было с ним разговаривать. Я к нему за другим ходила, то и надо было брать!
_______________
Файлирс.
— То есть как? Что значит “нет лекаря при княгине”? Кто же её пользует?
Главный над княжеской дружиной спокойно выдерживает взгляд монарха.
Это особенно нервирует. Я привык, чтобы глаза опускали и голову склоняли. А этот — как с равным говорит.
Знает дружинник — я ему не указ. И я знаю.
— У твоей княгини есть лекарка, — принялся ему вновь объяснять. Вдруг, он просто не понимает. Отбило мозги в тренировках, или глуховат. — Молодая, рыжая девка. Магичка, — смотрю, пытаясь распознать ложь.
И ухом не ведёт.
— Нет её. Была, да уехала. Замуж княгиня её выдаёт.
Я сосчитал до пяти.
— Мне нужно увидеть княгиню!
— Плоха княгиня. Не встаёт который день.
— А кого же ты на праздник сопровождал, если княгиня болеет?
— Лекарку, — как лекарку? Полёвку? А лицо спокойное, холёное. С таким не в дружине, а… впрочем, он тем и занимается. — А замуж она, часом не за тебя выходит?
— За меня. Княгиня благословила.
— И что она… согласная?
— У нас женщин не неволят, — так сказал, шельмец, будто у меня неволят.
Защищать, оберегать и неволить — разные вещи.
— Я бы хотел увидеть твою… — скрип собственных зубов услышал и сам, — невесту.
— Зачем?
— Она мне помогла, боль сняла. А нынче снова плохо.
Кивнул.
Паскуда. Был бы ондолийцем — уже трясся бы в седле на границу.
 
— Я передам ей, — кивнул, всё так же не меняясь в лице.
Отпустил дружинника, а сам остался недоумевать.
Какая ещё свадьба? Чего Полёвка там придумала?
Уж не знаю, что взбрело в её голову в последнюю встречу, но подумал: да пусть. Знамо дело — баба перебесится и успокоится.
Но следующей ночью она не пришла. Как и последующие шесть. На записки не отвечала: аж два магических вестника ей послал, всё без ответа. Забеспокоился, подумал, что точно, что-то случилось. Чего бы ей перестать приходить?
То и вышло. Случилось.
Замуж собралась моя Полёвка. И всё бы ничего, будь мы в Келсе. Так даже лучше: леди замужем — не девица и не молодая вдова, за коими во все глаза глядят. Мужа на службу подальше. Леди поближе. Опосля мужа вернуть, всех наградить. Все довольны.
— Норен, — кликнул брата, — фрукты, рыба и вино. Запиши: сбить цену на семь процентов.
Именно столько ночей Полёвка где-то шастает.
Брат закашлялся.
— Рехнулся? С чего бы им снижать цену? Зачем тебе это вообще? Просто перезаключить договора и вся недолга! Мы итак выгоднее нигде не купим.
— Норов сбавь. С королём говоришь. Такая моя воля.
— Эдак ты уже не король, а купец и торгаш.
Пустой кубок с моего стола полетел в весельчака.
— Всё, всё! Не лютуй! Страшный грех братоубийство!
— Всё чаще и чаще задумываюсь, что надо бы собрать святые писания по монастырям да аббатствам. И пересмотреть! — почесал заросший подбородок, будто бы и впрямь задумался.
— Видать и правда, самолично пересмотришь. Как только все торговые договора ондолийские закончишь пересматривать. Ты прикидывал, сколько времени такие торги займут? Мы тут ещё пару месяцев просидим. Как пить дать!
— А чем тебе плохо? Морем дышим… красота!
— Целибат блюдём… скукота!
— Ладно. Можете чутка гульнуть, — Норен аж взвился на месте. Как и не бывало ленности: вытянулся на стуле, скинул ноги со стола. — Не усердствуйте только. Чтобы никакого дипломатического казуса не вышло.
Снедали снова одни. Княгиня их так и не вышла. И мне не то, чтобы надобно было её общество… небрежение такое. Словно не король огромной страны у ней в гостях, а так, приблудный купец.
И ужин этот ещё. Потчуют разносолами, как подачку дают, откупаются.
— Верех, — обратился к советнику, что и составлял нашу компанию, — повариха ваша знатные пирожки делала. Повторить хочется. Прикажи?
— Будет исполнено, ваше величество. Завтра же сделает, — старик уткнулся в тарелку.
— Что княгиня? Не полегчало?
— Нет, ваше величество. Крепко захворала, орлица наша. Всем двором молитвы возносим.
— А кто же дела наши торговые решает?
— Так в постели она, голубица, как легчает, так и решает.
Хороша формулировка. Только и глядеть не шибко-то и хочется.
— У княгини в услужении лекарка есть. Сильная, — Верех глянул с любопытством, — хочу эту целительницу в Келс забрать, мне такая сильная магичка нужна при дворе.
Старик задёргался, потряс седой бородой в отрицании. Хиленько улыбнулся.
— Что же она, ваше величество, вещь какая? Разве ж можно живого человека так забрать?
— Так я ж на службу! И княгине отступные заплачу, да и лекарка в накладе не останется. Королевская служба почётная, да барыши хорошие.
— А вы сами у неё и спросите, я скажу ей, чтобы зашла.
— Кого?
— Так целительницу, — Верех не понял. Как и я.
— А что её спрашивать? Решать же мужчины должны. Да и вдовица она, под княгиней, княгиня пусть с нами отпустит.
Верех судорожно собрал руки в замок, развёл, снова сцепил.
— Вы не поймите меня неправильно, ваше величество, но наши порядки и законы несколько отличаются от ондолийских. У вас же как: женщина сама юридически силы никакой не имеет. Даже если круглая сирота, за неё сюзерен ответ держит. У нас иначе: что мужчина, что женщина равны. Мы не можем никого неволить.