Реверс

Улица встретила его полуденным светом. Было чуть жарковато, но в целом приятно, особенно если держаться в тени домов. Макс так и сделал. Судя по нагретой брусчатке тротуара, солнце скакнуло по небу буквально только что, но все-таки недавняя тень была лучше, чем никакая. Цвели кусты. Молча пролетела ворона с клоком шерсти в клюве — наверное, понесла выстилать гнездо. Пыхтя и дымя из высокой трубы, прокатил грузовой паровичок на высоких колесах. На солнечной стороне улицы рабочие ковыряли мостовую, бросая камни в кучу. Судя по наличию шанцевого инструмента — собирались устранять утечку в газовой трубе. Опять, значит, ночью не будут гореть фонари…
Злобные крики Марты быстро выветрились из головы. Макс наслаждался свободой. Ему, как и всем прочим, были положены два выходных в неделю: один — воскресенье, другой — сегодня. У каждого свой второй выходной, совпадающий с тем самым днем недели, и это правильно. Кто умирает в воскресенье, получает второй выходной среди недели. Устроить иначе было бы просто негуманно.
Макс служил в Инженерном управлении транспортного департамента города. Управление недавно расширили, увеличив финансирование, подбросив новых сотрудников и, разумеется, задач. Развивать ли и дальше омнибусно-паровое внутригородское сообщение или решиться на рельсовый транспорт? Как инженер, Макс стоял за второй вариант — экономисты же крякали и выдвигали возражения.
Зайти, что ли, на службу?.. Нет, завтра.
И в магазин успеется. А вот чего в самом деле хочется, так это — права Марта! — поговорить о том о сем с Матвеем. Где он сейчас — на Стеклянной площади или в библиотеке? Редко бывает, что его нет ни там, ни там, но все-таки в каком месте из двух? Бросить монетку, что ли?
Или для начала просто пойти туда, куда ближе. Ближе было до Стеклянной площади.
Она служила городской достопримечательностью. В мире насчитывалось больше десятка мест, где земной диск был сработан из идеально прозрачного материала, но лишь одно из них находилось в городской черте. Вряд ли где-нибудь в мире, если не считать деревень, нашлась бы еще одна площадь, начисто лишенная мостовой, не говоря уже о деревьях и памятниках. И тем не менее за вход на Стеклянную площадь муниципалитет взимал плату, за счет чего содержал двух уборщиков, следивших за чистотой площади и работавших посменно. Одним из них был как раз Матвей.
Заплатив мелкую монетку, Макс получил соломенные тапочки и прошел на площадь. Ему повезло: Матвей был на посту со своей вечной шваброй. Метла лежала в сторонке — она уже сделала свое дело. Теперь, чтобы стекло как следует заблестело на солнце, нужна была тряпка и теплая вода с толикой жидкого мыла. Вымыв небольшой участок шваброй, Матвей тщательно вытирал воду суконкой и, отступив на шаг, придирчиво исследовал результат. Более добросовестного дворника — или мойщика стекла? — трудно было представить.
Строго говоря, ровная — ровнее всякой линейки — земная поверхность на площади не была стеклом. Нещадно поцарапать стекло ничего не стоит, а этот идеально прозрачный материал не царапался ничем. По той же причине не был он и горным хрусталем. Не был и алмазом — алмаз чрезвычайно трудно поцарапать, зато сравнительно легко расколоть, а от этого «стекла» еще никому не удалось отколоть ни одного кусочка, хотя в желающих недостатка не ощущалось. Добропорядочные горожане, потея, били молотами, кирками, ломами, чем только ни били — всё без толку. Плюнули. Один местный умник выстрелил из револьвера под ноги, убил себя рикошетом в неурочный день и долго служил потом предметом ироничного сочувствия. На приезжих, напрасно старающихся оставить хотя бы мельчайший неустранимый след на «стекле», горожане смотрели с неприкрытым сарказмом.
Уборку площади Матвей всегда начинал с центра, после чего продвигался по спирали к краям, не пропуская ни дюйма поверхности. Старичок славился аккуратностью, не то что его сменщик Абдулла, уже получивший от департамента городского хозяйства предупреждение о неполном служебном соответствии. Матвей умирал по пятницам, отчего бывал мрачноват накануне, так что лучше дня для беседы с ним, чем среда, трудно было придумать. К среде он обычно рожал новую идею.
— Помочь не надо? — как всегда, спросил Макс, подойдя и поздоровавшись.
— А что, и помоги, — отозвался Матвей. Обычно он отказывался, но сегодня явно стремился управиться с работой поскорее — не в ущерб качеству, естественно. Значит, выдумал не просто что-то новое, а из ряда вон выходящее, такое, что сам удивлен и озадачен.
Вдвоем и правда пошло быстрее. Медленно пятясь, Макс возил перед собой шваброй, временами окуная тряпку в ведро, а Матвей, тряся пучками седых волос, полз задом наперед на четвереньках, и суконка в его дряблых руках так и мелькала. Огрехи Максовой работы он замечал мгновенно, будто имел дополнительную пару глаз на заду. Заметив — сердился, тряс головой:
— Ты что мне тут грязь развозишь? Работничек… Вымой тряпку да выжми как следует! Сходи воду поменяй!
Больше ни о чем не разговаривали. Макс то и дело смотрел вниз сквозь прозрачную толщу. Уже вторую неделю антиподы били сваи, а чего ради — кто их разберет. И вот что дивно: с этой стороны «стекло» прочнее какого угодно материала, а с той — сваи в него свободно входят. Вон они, уже с десяток. Стоит копер, прыгает тяжелая баба — бах-бабах! А на эту сторону не долетает ни звука, ни вибрации. Приложи ухо к «стеклу» и попроси кого-нибудь постучать в нескольких шагах молотком — совсем другое дело, прозрачный материал прекрасно проводит звук. А с той стороны он не проходит, даже если антиподы у себя бомбу взорвут. Противнее всего то, что расстояние-то до антиподов с виду не столь велико: примерно равно диаметру «стеклянного» круга, шагов с полсотни всего…
То-то и оно, что «с виду»! В действительности — кто его разберет. По роду службы Макс знал, что возле одного из прозрачных окон земного диска издавна работала шахта, дошедшая уже до километровой глубины и на разных уровнях выбросившая туда-сюда штольни и штреки. И — ничего. К антиподам не прорылись, изменение направления вектора силы тяжести не ощутили. Грунт как грунт, где-то рудные жилы, где-то пустая порода, но не было обнаружено ни антиподов, ни даже идеально прозрачного, уходящего вглубь цилиндра, хотя любопытные маркшейдеры нарочно рассчитали пару штреков так, чтобы подкопаться точно под «окно»…
С ума сойти.
Разумное объяснение, конечно, существовало, Макс обсуждал его с Матвеем еще полгода назад. «Окна» — всего лишь экраны, передающие (каким образом?) откуда-то (откуда?) изображение. Гипотеза была богатая, ставила под сомнение существование антиподов, но вот досада: ни Макс, ни Матвей не могли себе представить такого экрана. Он не мог быть творением рук человеческих. Большинство людей считало «окна» природными объектами и не задумывалось об их устройстве и смысле. Макс задумывался, а уж о старом уборщике и говорить нечего.
Толку не было. Однажды Матвей признался Максу, что хочет сменить работу, иначе, пожалуй, сойдет с ума.
Народу на площади в этот час было мало. Никто не манкировал тапочками, рискуя вызвать взрыв ругани со стороны Матвея. Солидная пара — явно приезжие — дивились, как и положено туристам. Женщина ахала, цеплялась за спутника и жаловалась на головокружение. Осторожно обогнув прозрачный круг, проехал извозчик. Протопал, насвистывая, долговязый подросток с биноклем. Приложив оптический прибор к глазам, долго пялился на процесс забивки свай. Разочарованно удалился. Макс с усмешкой проводил его взглядом. Прошло, милый, время заглядывать под юбки антиподовым женщинам — ну какие юбки на стройплощадке?
И еще один тип давно торчал возле «окна». Судя по мелким нюансам одежды и объемистому саквояжу в руке — приезжий, причем приехавший только что, а судя по поведению — не турист-зевака. Не наступая на прозрачную поверхность, как поступил бы всякий любитель достопримечательностей, он то приваливался спиной к столбу газового фонаря, то принимался лениво ходить взад-вперед, как человек, терпеливо ожидающий кого-то. Но смотрел он почему-то на Макса.