Реверс
— А ты? — спросил Макс.
— Куда же я без тебя? У меня хороший помощник, надеюсь, его утвердят на мое место. Пойдешь?
— Пойду. Постой… ты сказала — Оннели?
— Вот именно, и притом самый центр аномальной зоны. Наши аналитики — ослы. Могли бы раньше догадаться. Возможно, в «ромашке» есть миры, полностью порвавшие связь с Центрумом, но это кто угодно, только не Очаг. Как бы оттуда запустили в Центрум возбудителей «высокомолекулярной чумы»? А главное, зачем вообще их запускать, зачем тормозить развитие соседей, если есть возможность отгородиться от них намертво? Значит, принципиальная возможность открыть Проход в Очаг все же существует. Но где? Не в крупнейшей ли аномальной зоне, куда по доброй воле не сунется ни один нормальный проводник?
Макс кивнул. Резонно, резонно… И неожиданно, хотя, если подумать, как раз наоборот — очень просто. Оннели… Аномальная зона…
Как раз те места, что он уже однажды исходил пешком, всему удивляясь и ничего не понимая.
«Ну что, Прыгун, — спросил он себя, уже зная ответ, — прыгнешь еще раз в неведомое?»
Возможно — пустышка. Хотя Пантера, она же Ева, женщина решительная и упрямая, куда хочешь доберется. И Сергей, он же Рыбак, говорят, толковый парень и неплохой проводник… Наверное, они все-таки нашли что-то необычное. Что-то такое, с чем сами не могут или не решаются справиться.
Искали многие. Тигран и Григорий искали, да вот не нашли. Григорию не повезло: получил пулю в стычке, едва выжил. Лучшие проводники-пограничники искали локализацию для Очага по всему Центруму, а нашли — если еще нашли — Ева с Сергеем. Как там у них на личном фронте? Наверное, все в порядке, раз держатся вместе…
Надо идти. Гениальный ученый может стать богословом, гениальный писатель — игроком, талантливый император — огородником, а лучший из проводников — паровозным машинистом. Можно забиться в норку и прожить там всю жизнь. Будка бронепаровоза — та же норка. Все это можно, но лучше следовать своему назначению.
Потому что иначе жизнь будет неполна и неэффективна — как отвертка вместо стамески, кистень для уничтожения мух и вяло растопыренные пальцы вместо кулака. Да и надоело, признаться, дергать рычаги в будке машиниста.
Сущим младенцем выбрался он из Гомеостата. Но с тех пор младенец сильно подрос.
— Согласен, — подтвердил Макс. — Когда идем?
— Немедленно.
В этом была вся Фреза. В ее ответе категоричность мешалась с неподдельным удивлением. Конечно, немедленно. А как же еще?
— Есть немедленно, — улыбнулся Макс, порядком уставший за рейс и мечтавший о бане. — Слушаюсь, командир.
Пережив в Гомеостате много возрождений к жизни, он как человек с большой практикой догадывался, что главное возрождение происходит с ним сейчас.
2012–2013 гг.