Царь Зла
Защитник этот был одним из известнейших юристов и только по просьбе маркизы де Фаверей, делавшей это для Полины, он согласился своим талантом и популярностью содействовать спасению Жака.
Даже этот человек, взявшийся за почти безнадежное дело оправдать Жака, даже он с самого начала весьма недоверчиво отнесся к объяснениям своего клиента и наконец прямо заявил ему, что план его защиты никуда не годится и что если он будет настаивать на нем, то лишится снисхождения суда.
— Но ведь я говорю правду,— возражал Жак.
Адвокат в досаде кусал губы. Его оскорбил подобный ответ Жака, который он приписывал недостатку доверия к себе со стороны клиента. И он, конечно, отказался бы от защиты, если бы не боялся этим вооружить против себя маркизу де Фаверей и, в особенности, самого маркиза.
Тогда он попытался прибегнуть к другому средству, чтобы добиться откровенности клиента. Делая вид, что верит его рассказу, на самом же деле считая его чистейшим вымыслом, он с завидным терпением предлагал подсудимому одно за другим опровержения мотивов преступления, которые, очевидно, будут выдвигаться президентом суда и государственным прокурором.
Жак в ответ настаивал на своей невиновности. Чем мог он доказать ее? Он приходил в отчаяние.
Тогда адвокат начал утешать своего клиента и вселять в его сердце надежду на благополучный исход дела. Мало-помалу он начинал принимать участие в молодом человеке, горячность, наивность и чуть ли не ребяческие выходки которого невольно заставляли верить в его искренность, что просто сбивало с толку знаменитого защитника. Но было одно обстоятельство, которое вопреки возраставшей симпатии к подсудимому, заставляло адвоката возвращаться к своим прежним сомнениям.
Отчего Жак отказывался объяснить, как провел он те несколько часов, которые предшествовали преступлению?
На этом-то пункте сосредоточено было все внимание защитника. В этом заключалась для него завязка дела и, надо сознаться, адвокат, в силу упорного молчания подсудимого, был убежден, что это недостающее звено, если только удастся вырвать его у Жака, будет очевидным доказательством его невиновности.
Да, истина, какова бы она ни была, все же лучше неизвестности! Тут же был какой-то пробел, неизбежным следствием которого могла быть гибель молодого человека. Какого успеха можно было ждать от защиты, построенной на таких шатких доводах? Адвокат не скрывал, что единственным результатом защиты могло быть только смягчение наказания. Думать же об оправдании было безумием.
Он просил Жака раскрыть перед ним свое сердце.
Молодой человек долго не соглашался на это, считая преступлением выдать сокровенную тайну своей души.
Но адвокат ловко вел свое дело. Он стал перебирать всевозможные версии, которые могли дать логическое объяснение странному отказу Жака отвечать на этот вопрос.
Возможно, молодой человек в это время встречался с убийцами? Тогда этот факт сильно усложняет его положение.
Но Жак с негодованием отверг подобное предположение.
— В таком случае, — сказал адвокат,— вы боитесь, вероятно, признанием своим скомпрометировать кого-нибудь. Какую-нибудь женщину, быть может, замужнюю, проступок которой таким образом может дойти до сведения мужа!
— Оставьте! Оставьте меня в покое!— в отчаянии твердил несчастный, чувствуя, что тайна его висит на волоске.
— Или, быть может, речь идет о молодой девушке, честной, невинной, которая в тот вечер имела неосторожность… Говорите смело и открыто.
Адвокат — тот же духовник.
Жак был побежден.
Взяв с защитника клятву, которую тот охотно дал ему, правда, с оговоркой, что он обязывается молчать только перед судом, Жак рассказал ему все. Он назвал имя Полины де Соссэ, рассказал, как спас он ей жизнь, как она в письме просила у него помощи и как в полночь удостоила его коротким свиданием.
— Все это очень странно,— пробормотал адвокат.— Я давно уже имею честь знать мадам де Фаверей и мадемуазель Полину де Соссе. Тут налицо опрометчивость, которую я никак не могу приписать ей. У вас это письмо?
— Нет, — отвечал Жак, — кто-то взял его у меня во время обморока. Когда я пришел в себя, письма уже не было.
Сильно заинтересованный всем этим, адвокат тотчас же отправился к маркизе де Фаверей и передал ей странный рассказ, который он только что услышал от Жака. Маркиза также усомнилась в нем. Полина была крайне осмотрительна, скромность ее была безупречна, она принадлежала к числу девушек, которых не подозревают в подобных приключениях.
— Однако же я все-таки спрошу ее, — добавила маркиза. — Ведь речь идет о спасении жизни невиновного!
Можно догадаться, что отвечала Полина. Ранее Жак вполне мог рассчитывать на ее симпатию. Но ведь они с Люси сами видели в ту ночь, как он в нескольких шагах от их дома поджидал другую женщину, а теперь впутал ее в приключение, в котором она не принимала ни малейшего участия, — это было в высшей степени неделикатно и даже бесчестно.
Маркиза не ошиблась: девушка не имела отношения к ночному свиданию.
Наивная ревность всегда искренна. Люси подтвердила слова Полины. Ни та, ни другая никогда не лгали.
Адвокат ушел от маркизы в полном убеждении, что имеет дело с самым закоренелым преступником.
Узнав об ответе Полины, Жак впал в мрачное отчаяние.
И там подозревали его, и там считали его бесчестным лгуном! И кто же? Единственное существо в мире, участие которого могло бы утешить, ободрить, вдохнуть в него силу и мужество вынести ужасные испытания, ожидавшие его впереди!
— Не защищайте меня, сударь, — сказал он адвокату, — дайте мне умереть!
Защитник ждал от подсудимого протеста, клятвенных уверений в своей искренности, обвинений Полины во лжи и т. п.
Ничего этого не было. Он принял последний удар с какой-то отчаянной решимостью.
Юрист почувствовал сострадание к своему клиенту и в первый раз, быть может, поверил, что подсудимый говорил правду.
Он возобновил расспросы.
Считал ли Жак Полину де Соссэ способной солгать? Хотя бы для того, чтобы сохранить за собой безупречную репутацию, которую мог скомпрометировать ее необдуманный поступок, который, впрочем, не имел никаких последствий и который ее приемная мать легко бы простила.
С другой стороны, сам Жак утверждал, что факты, изложенные им, были верны до малейших подробностей.
Всему этому адвокат мог найти только одно объяснение.
Очевидно, Жак был обманут. Он сам верил в истину тех фактов, на которые ссылался, а, между тем, все это была ложь. Он стал жертвой гнусного обмана.
Адвокат высказал эту мысль Жаку. Молодой человек задумался.
Действительно, он получил письмо. Но теперь письма этого не было у него в руках. Он был на назначенном свидании, туда пришла женщина, говорила с ним, затем удалилась, бросив ему цветок.
Он поднес его к губам и началось забвение.
Строго разбирая все эти, подробности, адвокат почти докопался до правды. Женщина, которую видел Жак, вовсе не была Полиной де Соссэ, так же, как письмо было написано не ею.
Кто же была эта женщина?
Жак подумал о герцогине де Торрес.
Но зачем же ей было расставлять ему эту ловушку? Быть не может, чтобы она так хорошо читала в его сердце, чтобы с первого взгляда сделать вывод о его любви к Полине, которую он лишь мельком видел.
Факт получения письма свидетельствовал о заранее разработанном плане. Все это окончательно сбивало с толку бедного Жака. Он терялся в напрасных догадках.
Адвокат упомянул о Бискаре, с именем которого, по-видимому, так тесно связана была жизнь молодого человека.
— Строить мою защиту на Бискаре, значит, заранее проиграть дело, — сказал Жак, к которому вновь вернулось хладнокровие. — Впрочем, по правде сказать, я не знаю Бискара. Одно ли это лицо с тем, кого я знал под именем дяди Жана и Манкаля? Вполне возможно. Для многих это даже очевидно. Что касается меня, я не в состоянии привести ни одного довода в пользу этого предположения. Дядя Жан был груб со мной, но порой в обращении его проявлялись странные порывы доброты.