Не проси прощения (СИ)
Через десять дней после операции жену перевели в обычную палату, но Горбовский в больнице не появлялся. Во-первых, понимал, что Ира не захочет его видеть, более того, Наталья Никитична по телефону прямо сказала, что насчёт него предупредили и охрану, и заведующего кардиологией, и медсестёр — к жене в палату никто Виктора и не пропустил бы. Ну и во-вторых, он и сам не рвался, и не только потому, что стыдно было до невыносимости. Опасался навредить… Всё вспоминал, как делал Ире массаж сердца и искусственное дыхание, и холодел от страха, что подобное может повториться.
О том, что Иру выписывают, Наталья Никитична Виктору сообщила, хотя он боялся — не скажет. Но нет, сказала. Но не затем, чтобы он приехал в больницу, конечно.
— Приезжать не вздумай! — заранее резко отчитывала его тёща. — Всё равно с тобой никто не хочет разговаривать. Просто я решила, что ты должен знать о выписке. Понимаю, что переживаешь. Ире ещё долгая реабилитация предстоит, но теперь хотя бы не в стационаре.
Поначалу Горбовский действительно не собирался приезжать, но не выдержал — так хотелось увидеть жену и детей. Хотя бы издалека!
Только издалека и получилось. Ира и близнецы, заметив стоящего неподалёку от входа в приёмное отделение Виктора, попрятались в машину Толи, брата жены. Наталья Никитична, сложив руки на груди, осталась стоять у двери, как грозный страж, а Анатолий вылез с водительского места и пошёл на Горбовского, и лицо у него было такое, что Виктор подумал — сейчас будет бить. И приготовился не сопротивляться.
Однако ничего подобного не случилось.
— Ты русского языка не понимаешь? — угрожающе-холодным тоном поинтересовался Толя. Ему тогда было двадцать пять, и он работал инструктором по плаванию в спортивной школе. Крепкий и красивый парень, но серьёзный — у него была постоянная девушка уже года четыре. — Мама тебе сколько раз говорила, чтобы ты к Ире не лез? Ты её в могилу свести хочешь?
Виктор вздохнул… и внезапно принял решение.
— Нет. Я просто хотел сказать, что сам займусь разводом. Пусть ни о чём не думает. Квартиру им с Максом и Ришкой оставлю, конечно. И… не только. Всё будет по-честному, обещаю.
— Благородно, — язвительно хмыкнул Толя, засовывая руки в карманы. — Ладно, я передам. Что-то ещё?
Сердце болело так, что Виктору казалось — у него самого сейчас инфаркт случится. Но разве можно было иначе? После всего случившегося настаивать на диалоге с Ирой, пытаться её вернуть? Как это делать, если любым неосторожным словом, да даже просто своим присутствием, можно убить человека?!
— Нет. Ничего.
— И прощения просить не будешь?
В глазах брата жены было столько презрения, что Горбовского затошнило. А ведь когда-то у него были отличные отношения с Толей… Хотя тот, конечно, меньшая из его потерь.
— А смысл? — Виктор пожал плечами и опустил глаза. — Я виноват, но Ира ведь не простит.
— И не только Ира, — припечатал Толя, развернулся и пошёл к машине, буркнув насмешливое: — С наступающим тебя. Будь счастлив.
Удивительно, но, оказывается, пожелание счастья может вместить в себя столько боли и яда, что от него задыхаешься, как будто резко перекрыли кислород…
31
Виктор
— Виктор Андреевич? Виктор Андреевич!
Горбовский помотал головой и перевёл расфокусированный взгляд на Олю, администратора его клиники, которая стояла перед ним, махала руками и едва не подпрыгивала, пытаясь привлечь внимание.
— Что? — прохрипел он полузадушенно, не до конца осознавая, что происходит. Так погрузился в воспоминания о прошлом, что настоящее отошло в сторону почти целиком и никак не хотело возвращаться.
— У вас закончился обеденный перерыв! — с вытаращенными глазами выпалила Оля. — И пациент уже пять минут ждёт! А вы… вы даже чай, что ли, не допили?! И бутерброд не доели…
Виктор опустил взгляд. Да, действительно — его обед до сих пор был практически не тронут.
— Задумался, — вздохнул он, вставая из-за стола. — Ладно, пойду. Через пару минут позовёшь пациента в кабинет.
— А обед? — растерянно пискнула Оля. Милая девочка и старательная. Совсем не как Даша. И на Виктора смотрела как на начальника, только и всего. Впрочем, других он с тех пор и не держал в клинике.
— Подождёт. Не переживай, не помру.
«А хотелось бы», — с горечью подумал Горбовский, уже шагая по коридору по направлению к своему кабинету. Действительно хотелось бы. Ради чего жить-то?
Последние годы Виктор жил не ради, а скорее, вопреки. И по инерции. Привык как-то…
.
С трудом продержавшись до вечера, Горбовский, недолго думая — чтобы не сомневаться, — совершил набег на магазин детских товаров. Накупил всего, чего только можно было накупить, и заказал доставку на дом Марине. Благо Ира, когда Виктор попросил её написать адрес, упомянув, что хочет прислать подарок, не стала возражать. Будто и сама хотела, чтобы он что-нибудь подарил внучке.
И… не только внучке.
32
Ирина
Спала она плохо — несмотря на все лекарства, поддерживающие спокойный и долгий сон. С её диагнозами спать не менее восьми часов в сутки и без перерывов было жизненно важным. Обычно получалось, но не в последние несколько дней.
Вот что сделала встреча с Виктором. И спектакль Ирина так и не посмотрела нормально, и спит теперь отвратительно. Он в этом не виноват, конечно. В этом — точно нет.
Может, ещё разговор с Машей Вронской настроил на такой… беспокойно-сентиментальный лад. Даже вдруг стало вспоминаться прошлое — нет, не измена и развод, а те годы, когда они с Витей были счастливы. Там было что вспомнить хорошего. Точнее, только одно хорошее и вспоминалось — Ирина вообще была из числа людей, которые забывают плохое. В одном только программа дала сбой, и предательство Виктора она ни забыть, ни простить по-настоящему не смогла. Наверное, потому что не понимала, по каким причинам он на него пошёл. И не хотела понимать. Понимание — шаг навстречу, шаг к примирению, но мириться с Виктором было выше её сил.
Утром в среду Ирина отправилась к Марине, чтобы повидаться и с дочерью, и с внучкой, а заодно немного помочь. Посидеть с Улей, пока Марина будет мыться или отсыпаться, в магазин сходить за какой-нибудь мелочью. А ещё… понемногу готовить почву для разговора о Викторе.
Дочь была уставшей, как и любая другая мама на её месте, и Ирина, заметив, как Марина едва не засыпает над кружкой с чаем, понимающе улыбнулась, вспомнив себя в первые несколько лет жизни близнецов.
— Ты чего такая довольная? — проворчала Марина, хлопая сонными серо-голубыми глазами. Отцовскими. У Ирины оттенок был более серый. — Случилось что хорошее?
Хорошее… Можно ли встречу с Виктором назвать хорошим событием? Ирина, как ни странно, затруднялась с ответом. Однако знала, что назвать плохим нельзя точно.
— Нет. Просто вспомнила, как с вами обоими намучилась, когда маленькими были. Первые годы казалось, что могу стоя заснуть. А потом вы выросли… и стало даже удобнее — всегда друг за другом приглядите, и поиграть есть с кем, не скучно. Но поначалу это был кошмар.
Марина тоже засмеялась и сразу стала выглядеть лучше. Глаза заблестели, румянец на щеках появился.
— Боря вот сказал, что хотел бы близнецов, как мы с Максом. И жаль, что я от тебя это не унаследовала.
— Не уверена, что это наследуется, — хмыкнула Ирина. — Но не помню точно. А вообще жаль — думаю, у вас с Борей получилось бы и близнецов воспитывать, несмотря на то, что с бабушками и дедушками напряжёнка. Особенно с дедушками.
Дочь сразу резко помрачнела и посмотрела на Ирину с недовольством.
— Мам, ну ты опять? Сколько раз уже на эту тему говорили. Я не передумаю. Ни видеть, ни слышать его не хочу. Неужели ты забыла, как сама едва не умерла из-за него?!
Вот уже двенадцать лет Марина ни разу не произнесла «отец» или «папа». Только «он». Макс как-то подтаял, стал вновь упоминать Виктора в разговорах, а вот Марина ни в какую.