Не проси прощения (СИ)

Но удержаться всё же не смог. За два дня Горбовский так устал, встречаясь с остальными родственниками, у которых в совокупности негатива к нему было больше, чем у Иры, что ему было жизненно необходимо увидеть её. И возможно, спокойные глаза бывшей жены помогут ему избавиться от воспоминаний о ненависти в глазах Марины…
Ира распахнула дверь и слабо улыбнулась, глядя на Виктора, который застыл на пороге, всматриваясь в её бледное лицо.
— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил Горбовский, шагая в коридор, и поставил на пол пакет с подарком для Иры.
— Просто устала. — Она покачала головой, с интересом покосившись на пакет. — Только не говори, что ты тоже приехал варить мне борщ и затыкать окна, как Макс с Мариной.
— Что? — хмыкнул Виктор, представив себе эту картину. — Варить борщ и затыкать окна? Нет, я, пожалуй, воздержусь. Пусть этим занимаются дети. И как получилось?
— Хорошо и вкусно. Хочешь попробовать?
Горбовский колебался. Конечно, ему хотелось — всего и побольше. Но он не был уверен, что Ира предлагает всё это не просто из вежливости, а мешать ей не было желания.
— Марина сама сказала, что я могу с тобой делиться, — продолжала между тем Ира, глядя Виктору в глаза. Она словно что-то искала в его лице. — И впервые за последние двенадцать лет, говоря о тебе, использовала не местоимение, а слово «отец». Как думаешь, почему?
Горбовский пожал плечами.
— Предполагаю, Борис неплохо потрудился. Кстати, я, можно сказать, помирился с отцом. Ездил вчера к ним с мамой. Мы… поговорили.
— Ого, — выдохнула Ира с удивлённым восхищением, тут же забыв про странности Марины. — Тогда тем более. Пойдём, я тебя борщом накормлю, заодно расскажешь.
Вот теперь, когда Ира стала настаивать, Виктор понял — она предлагает всё-таки не только из вежливости. И с радостью согласился. Но сначала…
— Погоди. — Он поднял пакет с пола и протянул его Ире. — Вот, это тебе. Марина и Максим не зря приезжали окна затыкать… Я тоже заметил, что у тебя тут холодновато.
Ира запустила руку в пакет и через мгновение достала оттуда меховые домашние сапожки-чуни из натуральной овчины. Раньше, когда Виктор ещё был её мужем, она любила такие вещи — он помнил.
— Спасибо, — поблагодарила Ира искренне и тут же переобулась. — Здорово. А я, честно говоря, замучилась — без носков холодно, а в носках ноги в тапочки не влезают.
— Поэтому и подарил, — кивнул Виктор. Безумно хотелось сделать шаг вперёд и коснуться губами щеки — хотя бы щеки! — но он остался стоять на месте. — Но ты не всё посмотрела. В пакете ещё кое-что есть.
Ира вновь запустила руку внутрь — и Горбовский услышал тихий вздох, когда жена вытащила наружу свой любимый чай с манго.
— Ох, где ты его нашёл?.. Я пыталась купить несколько раз с тех пор, как приехала, но в ближайших магазинах нет, и в интернете тоже всё закончилось…
— Места надо знать, — улыбнулся Виктор и, не выдержав, всё же коснулся кончиками пальцев плеча Иры, погладив легко и почти невесомо. — Я просто у Толи сегодня был, а там рядом отличный чайный магазин.
— Ещё и у Толи был?! — глаза Иры совсем округлились. — Всё, иди мой руки и давай на кухню. Будешь есть и рассказывать.
— Обязательно, — серьёзно ответил Виктор.
Конечно, никаких подробностей он бывшей жене не сообщил. Просто сказал, что решил позвонить отцу и тот пригласил его в загородный дом. Посидели, выпили чаю и разошлись.
— Вот и замечательно, — с облегчением выдохнула Ира, услышав рассказ о том, как Людмила Игнатьевна — мама Виктора — угощала его яблочным пирогом. — Очень рада, что Андрей Вячеславович пошёл на уступки. А то его ультиматум…
— Отец был разочарован во мне, — спокойно ответил Горбовский, уже доедая борщ Марины. — Не вини его. Он не мог в то время меня поддержать — это означало бы, что он предаёт самого себя, веру в свои идеалы. Честность и верность для отца — не пустой звук. Я обесценил всё, чему он меня учил, и получил за это. По заслугам, Ириш. — И прежде, чем Ира успела хоть что-то возразить, Виктор сменил тему: — Впервые в жизни ем борщ, который сварила дочь. Неплохо, неплохо… Но твой вкуснее.
 
— Да ладно! — Ира то ли удивилась, то ли развеселилась. — У Ришки не хуже.
— Немного всё-таки… самую капельку хуже. Но это нормально. Я за прошедшие годы пробовал борщ во многих ресторанах, и ни разу он не был даже в половину так хорош, как у тебя. Борщ Марины почти так же хорош. Почти!
— Ты мне льстишь, — засмеялась Ира, чуть раскрасневшись. — Но ладно, принимается. А теперь, пока я тебе чай наливаю, рассказывай про Толю. Или, может, второе хочешь? Марина ещё подливку сделала, из говядины с грибами.
— По рецепту твоей мамы?
— Ты и это помнишь? — теперь бывшая жена точно удивилась, и Виктор кивнул.
— Ириш, я помню всё.
Он мог бы сказать: да, я помню всё. Потому что больше нечего помнить. Самое важное и любимое осталось там, в прошлом, с вами — с тобой, Максом и Мариной, со строгой Натальей Никитичной, которая всегда что-нибудь готовила, когда приезжала в гости.
Там осталась семья. Там осталось счастье. Там осталась жизнь.
Единственное, что не осталось в прошлом, не покинуло Виктора, а так и продолжало жить с ним, в его сердце, в мыслях и мечтах, была любовь.
Любовь, в которую Ира всё равно не верила.
Поэтому он промолчал.
68
Ирина
После ухода Виктора она долго стояла у окна и смотрела на заснеженный двор. Теперь, когда Максим заткнул щели, можно было находиться здесь гораздо дольше, любуясь на ёлку, поставленную посреди детской площадки, играющую детвору, мигающие огоньки гирлянд…
«Ириш, я помню всё».
Она тоже… помнила. И радость, и счастье, и любовь… И горе, и обиду, и слёзы. И не понимала, как Виктор может утверждать, что любит, — ведь он сам всё разрушил. Разве так бывает? Если любишь, ценишь. Разве нет?
А про Толю он так толком ничего и не сказал… И если с родителями всё было понятно, то с чего вдруг Виктору пришло в голову ехать к её младшему брату? При чём тут он? Неясно. Ещё и Марина с Максимом активизировались… Странно всё это.
Ирина отошла от окна, села на кровать и взяла в руку мобильный телефон. Нашла в списке контактов номер Толи и решительно нажала «вызов».
— Ириш, — брат снял трубку практически сразу, и по его голосу она услышала — переживает. Из-за чего? — Как ты?
— Хорошо. А ты? Говорят, сегодня к тебе Витя заезжал.
— А… — Толя запнулся, кашлянул и ответил немного сдавленно: — Да, было дело. Он сам тебе рассказал?
— Конечно, кто же ещё. Не пояснил только, по какому поводу.
— А нужен повод?
— Толя…
Мутят они все что-то. Ирина это уже поняла. Столько совпадений сразу не бывает. Двенадцать лет Виктор ни с кем не общался, никому не был нужен, а тут вдруг все зашевелились. Ладно бы ещё она этому как-то поспособствовала… Но нет ведь — сами.
— Ириш, всё нормально. Виктор же с Ульяной собирается общаться, да и с Ромой познакомиться был не прочь. Посидели, поговорили… Или ты чем-то недовольна?
— Нет, как раз наоборот. Хорошо, что встретились. Просто удивительно. Ты ведь двенадцать лет назад мне про него такое говорил… неприятное. Забыл, как ты сказал, что, если бы не мой инфаркт, Витя догулялся бы до того, что ушёл из семьи?
— Сейчас я так не думаю.
Ирина настолько удивилась, что чуть не уронила телефон.
— Когда это ты успел передумать?
— А ты считаешь: двенадцать лет — маленький срок? — хмыкнул Толя, но как-то невесело. — Передумал вот. Потому что в то время был слишком категоричен, Ириш. И на самом деле ни у кого из нас не было ни одной причины так думать… если не считать обиды, конечно.
— Не было ни одной причины?.. — повторила Ирина, не в силах осознать, о чём говорит Толя.
— Да. Виктор заботился о вас. О тебе и детях. И не говорил, что собирается уходить. Мы так подумали только потому, что обиделись, при этом умудрившись не выслушать его самого. И, знаешь… через несколько лет, после той ситуации с Жанной, я спрашивал о нём общих знакомых. Я на самом деле в то время полагал, что Виктор должен был уже вновь жениться, причём на той девице, детей заделать. Особенно если учесть тот факт, что он не стал бороться за тебя, Макса и Марину.