Похвала (ЛП)

Эмерсон приближается к моей голове и тянется за спину, возясь с застежкой моего лифчика. Оно расстегивается, и он снимает его, освобождая мою грудь. Затем он сводит мои запястья вместе, связывая их черным шелком.
У меня едва заметная дрожь в костях, но я делаю все возможное, чтобы скрыть это. И теперь я понимаю, что если Эмерсон злится на меня, он собирается сделать что-нибудь, чтобы наказать меня.
И, как ни странно, это именно то, чего хочу я.
Я наблюдаю, как он возвращается к ящику и достает еще один кусок шелка.
— Мы не установили стоп-слово, потому что оно нам еще не понадобилось.
Стоп-слово?
Мой желудок переворачивается.
— Если ты хочешь, чтобы я остановился, просто скажи, пощади. Хорошо?
— Да, сэр.
Я снова и снова повторяю это слово в своей голове, стараясь не забыть его.
Пощади. Пощади. Пощади.
Но мне это не понадобится, не так ли? На самом деле он не собирается причинять мне боль.
— Шарлотта, скажи мне, почему ты думаешь, что я наказываю тебя сегодня вечером.
Я делаю вдох, глядя на него снизу вверх. Черты его лица смягчились, и я сосредотачиваюсь на ткани в его руках, зная, что через минуту он закроет мне глаза, и мне нужно подготовиться к этому.
— Потому что я… эм, — заикаюсь я. — Это из-за денег, не так ли? Потому что я обошлась в семьдесят пять тысяч долларов?
Он рычит, делая шаг ко мне. Закрывая мне глаза тканью, он холодно отвечает:
— Нет.
Комната погружается во тьму, когда он завязывает шелк у меня на затылке, и мое дыхание учащается. Все мгновенно становится более напряженным, мои ноги хотят бороться с ограничителями, потому что я чувствую себя такой беззащитной.
Когда я чувствую, как его мягкие руки гладят мои щеки, я вздрагиваю.
— Ты стоила мне так много денег, потому что ты того стоишь, Шарлотта. Я вывел тебя на эту сцену, надеясь, что ты увидишь это сама, но, наблюдая за тобой там, наверху, я могу сказать, что ты все равно не поверила в это.
Что? Это из-за того, что я не верю, что стою столько денег? Он не может быть серьезным.
— Мне не нравится игра с ударами, и, если я правильно помню, тебе не понравилась идея того, что тебя будут грести или шлепать, верно?
— Эм… да, я имею в виду…
Он гладит меня по голове.
— Расслабься.
Мне приходится напрячь всю грудь, чтобы вдохнуть. Я просто хочу, чтобы он снова прикоснулся ко мне.
— К счастью, есть и другие способы преподать тебе урок. И я признаюсь тебе в чем-то…
Я слышу, как он что-то делает в другом конце комнаты — выдвигает ящик, передвигает вещи, раскладывает их на кровати. Я не могу сказать, что это такое, но меня переполняет любопытство.
— Что? — Спрашиваю я.
Он приближает свой рот к моему уху и шепчет:
— Я запомнил все, что ты написала в этом списке.
Блять. Мой мозг лихорадочно работает, пытаясь вспомнить, за что я поставила плюсы, но их было больше двухсот. Мог ли он действительно запомнить это?
— Глубокий вдох, — бормочет он мне на ухо.
Как только я делаю вдох, что-то сильно сдавливает мой правый сосок, и я издаю крик, извиваясь, пытаясь отодвинуться от боли, но она не ослабевает. Мне требуется секунда, чтобы понять, что это зажим для сосков.
Моя грудь вздымается, когда я принимаю боль, позволяя ей поселиться внутри.
— Сколько я заплатил, Шарлотта?
Мой мозг лихорадочно ищет ответ.
— Семьдесят пять… — Я дышу.
— Тебе не кажется, что это было слишком?
— Да. — Вздыхаю я, зная, что сейчас произойдет, еще до того, как успеваю вымолвить хоть слово.
Когда второй зажим затягивается, я не вскрикиваю, потому что это не так удивительно, как первый, но почему-то больнее.
Теплые, влажные губы прижимаются к плоти моей груди, и я мычу в ответ.
— Ты понимаешь, почему я злюсь?
— Нет, — отвечаю я.
Его руки чертят глубокие линии по моим бокам, по бедрам, забираясь под трусики. И я знаю, что будет дальше, еще до того, как он это сделает. Быстрым рывком он разрывает мои стринги, легко разрывая их надвое.
Я лежу голая, привязанная к кровати, и меня наказывают. Это жарко и пугающе, и я вроде как не хочу, чтобы это заканчивалось.
 
Когда его пальцы касаются меня между ног, я вскрикиваю. Я уже настолько возбуждена, что от одного прикосновения чувствую, что готова взорваться.
— Потому что ты моя, Шарлотта. И я не люблю, когда кто-то плохо отзывается о чем-то, что принадлежит мне. Ты думаешь, у меня плохой вкус?
— Нет… — Шепчу я.
Он проводит указательным пальцем между моими складками, и я жажду большего.
Затем он вводит свой палец внутрь меня, как будто играет со мной, дразнит меня.
— Ты думаешь, я дурак, что плачу за тебя так много?
— Нет!
Он кружит вокруг моего клитора, и я борюсь с ограничителями.
— Ты стоишь семьдесят пять тысяч, Шарлотта?
Я пытаюсь откликнуться на его прикосновения, жажду этого давления. Но он расслабляется каждый раз, когда я приближаюсь к кульминации.
— Ответь мне, — настаивает он.
— Нет, — отвечаю я, зная, что это не то, чего он хочет услышать.
И в ту секунду, когда это слово слетает с моих губ, он отстраняется. Я могла бы солгать. Я знала, каков правильный ответ, но по какой-то причине я не хочу избавляться от этого наказания.
Он на мгновение исчезает, и я слышу, как он собирает еще какие-то вещи, открывает ящики и что-то ставит на место. Затем я слышу безошибочно узнаваемый звук, с которым он зажигает спичку. До моего носа доносится запах серы. Секунду спустя я слышу, как он задувает спичку.
Зачем ему нужен огонь?
На мгновение становится тихо, затем я слышу шорох одежды и расстегивание его ремня.
— Хотел бы я, чтобы ты видела то, что вижу я, — бормочет он, и я чувствую его вес на кровати рядом со мной.
— И мне неприятно наказывать тебя за то, что ты всегда так плохо отзываешься о себе, но я не собираюсь лгать, Шарлотта. Я собираюсь насладиться этим.
Его рот прижимается к моему, наши губы переплетаются, когда его язык проскальзывает в мой рот. Я мычу ему под нос, пытаясь углубить поцелуй.
Мои соски онемели, и боль утихла. Но что-то в его поцелуе снова заставило их заболеть.
— Глубокий вдох, — шепчет он мне в губы, и я делаю, как он говорит, вдыхая теплое дыхание, пахнущее им.
Он расслабляет и успокаивает меня, как раз в тот момент, когда жгучая боль пронзает мою грудь, заставляя меня закричать.
— Шшш… Не заставляй меня затыкать тебе рот кляпом, детка, — бормочет он мне в рот.
— Это больно! — Кричу я, извиваясь от жара, но он уже начинает остывать.
Воск. Он только что облил меня гребаным свечным воском!
— Тебе нужна милость? — Спрашивает он, но моему мозгу требуется минута, чтобы сообразить.
Он спрашивает, не хочу ли я остановиться. Правда ли это? Боже, это больно, но он делает это не просто так. И, несмотря на все это, мое тело бодрствует, чувствительно и немного возбуждено из-за боли.
— Нет, — хнычу я.
— Хорошая девочка.
Прежде чем снова прикоснуться ко мне, он садится, и я чувствую, как его руки скользят вверх по моим ногам, массируя бедра.
— Хотел бы я, чтобы ты видела, как ты сейчас прекрасна. Ты само совершенство, Шарлотта. И я ненавижу причинять тебе боль, но почувствуй, что это делает со мной.
Его бедра прижимаются к моей ноге, и я чувствую его твердую, как камень, эрекцию. Он обнажен, и я извиваюсь, пытаясь почувствовать его сильнее.
— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, малышка?
— Да, — кричу я.
— Скажи мне, что ты этого стоишь. Скажи мне, какая ты красивая.
Эмоции обжигают мне горло.
Нет, нет, нет. Пожалуйста, не поддавайся эмоциям. Пожалуйста, блять, не плачь.
Предполагается, что это будет сексуальный момент, и я собираюсь все испортить, потому что знаю, что он прав. Я знаю, что никогда не говорю о себе ничего хорошего, но ничего не могу с собой поделать. Не имеет значения, насколько я красивая и какой меня видят другие люди. Голос в моей голове, говорящий мне, что меня недостаточно, становится громче.