Измена. Не прощу твою ложь (СИ)

Какое-то время Марк в полголоса отвечает на их милые вопросы. Я стою, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди.
- Папа, я нас нарисовала, смотри. – Ксюша размахивает рисунком, где даже я со своего места определяю не четырех человек, а пять.
Марк держит листочек из блокнота лежа на весу. Я вижу, как подрагивают его руки и перекатывается под кожей кадык от волнения.
- Очень мило, - говорит он изменившимся голосом. - Это я, это мама, вы с Дашей...
- А это Грэнни, видишь? Вот здесь. Я замалевала ее. Она тянет тебя за руку, но у нее ничего не получится, ведь правда?
Столько искренней веры в ее голосе, что глаза тут же начинает немилосердно щипать, и я начинаю разглядывать потолок, чтобы не позволить предательской слезинке скатиться по щеке.
Марк молчит. Я крепко зажмуриваюсь, с колоссальным усилием сглатываю колючий комок, который стоит в горле. Открываю глаза. Больничная палата утопает в солнечном свете и тишине. Эта немая сцена может служить лучшей иллюстрацией окончания нашего брака – бледный виноватый Марк со скомканным детским рисунком, и дочки, трогательно вытянувшие тонкие шейки в ожидании его ответа.
Девочки сами не зная того, поставили отцу жесткую подножку, он теперь не может сказать им правду. Не может же он признаться, что позволит утащить себя ужасному чудовищу?
Решаю нарушить затянувшуюся паузу:
- Нет-нет, Илона - не ведьма, обычная девушка...
- Все-таки она решила вмешаться. Я не знал. Что ж... – задумчиво, будто сам себе говорит Марк. А потом уже другим тоном задает вопрос, видимо, чтобы хоть что-то спросить. - Почему Грэнни, девочки?
Дочки снова тараторят:
- Ну эта такая бабка, с белыми волосами.
- Страшная и черная...
- Из игры...
- Но ее можно победить...
- Хотя у нее и бейсбольная бита есть...
Потираю лоб двумя пальцами. Нда, видимо стоит серьезно ограничить использование компьютера. Не известно, какие еще монстры им знакомы.
- Девочки, папа еще по телефону сказал вам, что после больницы будет жить в другом месте. Недалеко от нас, вы будете видеться, обязательно. – Беру инициативу в свои руки. – Так будет лучше для всех.
- Но почему?
- Помните, что я делаю, когда вы ссоритесь? – подхожу к девочкам, которые оккупировали кровать Марка и опускаюсь рядом на стул. Ласково провожу ладошкой по щечкам. – Я развожу вас по разным комнатам. Знаете, почему?
- Чтобы мы не подрались?
- Не наговорили лишнего?
- В точку, девочки. Когда люди крепко ссорятся, нужно разойтись, иначе можно натворить таких дел, о которых потом будешь жалеть. Вы же сами знаете, что от страха и гнева себя перестаешь контролировать. И мы с папой, поругавшись, можем совершить такие глупости, которые затронут вас. Например, можем пытаться перетянуть вас каждый на свою сторону. Или вдруг вы услышите, как мы кричим? И вам захочется тоже к нам присоединиться?
- Папа не сказал, что вы поругались... Но обещал собаку и новый дом.
Бросаю уничижительный взгляд на Марка, который смущенно натягивает на себя одеяло. Ну конечно, интернет-психологи о главном умолчали.
- Мы с вашим папой... – Снова поднимаю вверх глаза, чтобы убрать противное щипание. – В общем, папа сильно обидел меня, а я тоже сделала ему очень больно. Хотела получить власть над ситуацией и думала, что, отомстив, почувствую облегчение. Но ошиблась. Из-за меня ваш папа теперь в больнице.
Девочки испуганно смотрят на меня.
- Нет, нет, мы не дрались... – Предупреждаю вопрос, который читаю в их глазах, - Но очень можем это сделать снова. Поэтому, нам нужна ваша помощь. Вы должны помочь нам посидеть в разных комнатах, но, чтобы никто из нас не чувствовал себя брошенным и одиноким. Хорошо? Пять дней в неделю вы будете утешать меня – я же все-таки слабая девочка, а два дня в неделю – ходить к папе. Он мужчина, ему и пары дней будет достаточно.
- Вы разведетесь, как родители Светки?
- Мои милые зайки, - прижимаю к себе их склоненные головки, - когда разводятся люди, они просто перестают быть мужем и женой. Но они все равно остаются родителями. Папа останется вашим навсегда, чтобы ни случилось. И он любит вас больше всего на свете, правда Марк?
 
- Да, - хрипло поддакивает он и гладит дочек по спине.
Господи, ну скажи ты им, как сильно их любишь, как будешь ждать каждой встречи. Ну хоть что-нибудь скажи им! Обними, чурбан чёртовый! Они же так рвались к тебе, так переживали...
Мне хочется схватить Марка и потрясти за грудки. Чтобы очнулся, пришел в себя... Но внимательно вглядываюсь в его покрасневшие глаза и вижу, что он просто не может говорить, боится расплакаться.
Но в этот раз эмоциональность и чуткость, которая всегда меня в нем восхищала, меня только раздражает. Мужчина не должен себя жалеть. Слишком долго я велась на красивые сердечные проявления. Но теперь знаю цену этому всему - Марк, как флюгер. Завтра придет Илона и он с такой же искренностью будет внимать ее картинам светлого будущего.
- Пойдемте, девочки, папа устал. У него сегодня тяжелый день.
Притихшие девчонки чмокают Марка в щеки и опустив головы понуро выходят из палаты. Мне еще не раз придется говорить с ними на сложные темы. Возможно, с помощью психолога.
- Подожди, - вдруг говорит мне притихший Марк. – Прости меня, если сможешь. Пожалуйста, прости...
Я молча закрываю дверь и ехидно улыбаюсь. Месть бывает разной. Не могу отказать себе в небольшом удовольствии – представлять, как Марк будет объяснять дочкам, почему с ним живет бабка Грэнни.
50. Жизнь - сложная штука
Спустя два месяца
- Так рада, что ты пришел. В последнее время до тебя даже дозвониться не всегда удается.
- Да, Лена, дел много. Как всегда, конец года... – Лев по привычке дергает ворот простого свитера, забыв, что не в рубашке. Будто пытается вдохнуть воздуха побольше.
Не смотря на демократичный внешний вид, он чувствует себя не в своей тарелке. Мне, если честно, тоже неловко. На этой кухне очень давно не сидел мужчина. После выписки Марк зашел сюда только один раз, чтобы забрать вещи.
Погружаю нож в пышный пирог с мясной начинкой и с удовольствием наблюдаю, как подрагивают ноздри Льва.
Догадываюсь, как он питается – в офисе из автомата со снеками, вечером – с помощью доставки.
Так и вижу, как он сидит, раскинувшись в своем кресле, смотрит на «Дождь в Сокольниках», и жует незамысловатое произведение вьетнамской кухни из картонной коробки.
...Отпивая коллекционный виски и стряхивая пепел кубинской сигары на шкуру медведя, которая лежит у него на полу...
Трясу головой, пытаясь отогнать это видение. Даже не знаю, почему мне придумалась сигара с виски, никогда не видела его курящим. Просто Лев такой – загадочный, противоречивый. Я никогда не могу понять, что на самом деле творится в его голове. А это неслабо напрягает.
Очень волновалась, приглашая его в гости на домашний ужин. Не знала, как еще отблагодарить за все, что он для нас сделал.
За все время нашего общения Лев приоткрыл панцирь только тогда – в ресторане, и то оставался джентльменом до мозга костей.
А сейчас передо мной сидит обычный голодный мужик, и это чертовски приятно. Такой образ мне понятен и знаком, и я сразу расслабляюсь.
- Ты считаешь, что у меня есть все шансы сохранить дом? – ставлю перед Львом тарелку с пирогом и кофейник. – Еще все эти судебные издержки… Твой адвокат, конечно, монстр. Но и ценник у него не гуманный, ты уж прости.
- Не просто считаю, я уверен в этом... – Лев, не выдержав, надкусывает пирог и блаженно щурится, как разомлевший кот. Я терпеливо жду, чтобы спрятать победную улыбку, отворачиваюсь и делаю вид, что мне срочно понадобилось что-то в шкафчике. Теперь-то я знаю, что и у безупречного детектива-застройщика есть свои слабости! – Марк, благодаря своим показаниям, теперь будет не будет обвиняемым, а свидетелем. Кстати, как он?
Морщусь, мне все ещё неприятно говорить о муже. Разворачиваюсь ко Льву и делая вид, что хлопочу на кухне, начинаю рассказывать. Мне легче делать это, пока руки чем-то заняты.