Тамо далеко (1941) (СИ)
То ли я не по той лестнице спустился, то ли вчера не запомнил планировку, но вышел я совсем в другую сторону — метрах в ста накатывал на берег рассерженный Дунай. Закутался поплотнее в пальто, двинулся к воде, постоять на берегу пустынных волн, вдруг какая великая дума голову наполнит.
Вместо дум в голову пришло тихое тарахтение с дребезгом. Дождь, слава богу, перестал еще вчера, и я, подперев прибрежный тополь, принялся высматривать источник звука. И с удивлением понял, что через холодную реку в самое половодье и в самую скверную погоду переправляется группа ненормальных.
Мудрецов в тазу с моторчиком оказалось семеро, и все как один — немцы. В характерных касках, в маскировочных куртках, с торчащими над бортами маленькой лодки стволами маузеров и прочих рейнметаллов. Я схватился было за браунинг в заднем кармане, но только горько усмехнулся: ну куда с этой пукалкой против пистолет-пулеметов? Эх, пропадай моя голова…
И когда на берег выбрались семеро крепких ребят, я шагнул от дерева навстречу старшему, слегка пучеглазому эсэсману лет тридцати:
— Хайль Гитлер!
Глава 4
Герой Белграда
Винтовки разом уставились в мою сторону, а в животе противно заныло. Краешком перепуганного сознания я отметил, что на меня стволы повернули только трое, остальные внимательно осматривают и держат под прицелом остальной берег.
Натасканные, суки…
Страшно, но делать нечего — я стоял навытяжку, как юный пионер, то бишь гитлерюнга и ел старшего эсэсовца глазами. Он глянул на меня с высоты своего роста, оценил возраст, безоружность, стойку, окинул взглядом берег и ближние дома, убедился, что непосредственной опасности нет и опустил свой шмайсер.
В голове мелькнуло, что нихрена не шмайсер, а вовсе даже фолькер-эрма или штейр, но уж как привык с детства, так и назвал. Почему-то эта отвлеченная мысль немного успокоила, наверное, надо бы еще и дыхательных упражнений сделать…
— Ты кто? — эсэсман быстро указал своим людям позиции и взялся за меня.
— Немец, Иоганн Вайс! — назвался я первым пришедшим в голову именем.
— Что здесь делаешь?
— Прячусь…
— От кого?
— Ну… — изобразил я смущение, — от сербов, после бомбежек в городе бьют немцев…
— Verflucht Schweine! — выругался высокий. — Рядом военные части есть?
В мозгу заметались мысли, что лучше, напугать немцев или навести их на войников? Судя по тому, что Югославия сдалась за неделю, эти и всемером могут наделать дел…
— В полицейском участке, дальше, в Старой Карабурме, целый взвод.
— Вооружение какое?
— Эээ… винтовки…
— Пулеметы есть?
— Точно не знаю… а, из окна ствол торчал!
— Карту читать умеешь?
— Да, немного, — затараторил я, — к нам приезжали гитлерюнги из Баварии, мы в поход…
Эсэсман оборвал меня взмахом руки в перчатке, перекинул вперед висевшую на боку планшетку, вытащил и развернул отличную карту Белграда с пригородами. Я повозюкал по ней пальцами и наконец ткнул в улицу Ивковича:
— Вроде здесь. А вот тут, на Князя Павла, у моста целая рота стоит и там точно три пулемета есть, сам видел.
— В обход провести сможешь?
— Да, — я показал рукой в сторону, — там глиняные карьеры и кладбище, можно через него.
Немец обернулся к своим:
— Курт, дай мне МП, Михель — куртку!
Оба вопросительно уставились на начальника.
— Берите лодку, переправляйтесь обратно, передайте Хайнцу, что нам нужно подкрепление, пусть пришлет всех, кого сможет.
— Jawohl! — отмахнули названные, скинули имущество и шустренько перебежали к моторке.
— Стрелять умеешь?
— Только из пистолета…
Щаз я тебе все расскажу, как же… Немец вздохнул, помедлил, а потом решительно сунул мне в руки камуфло и автомат. Быстро показал как взводить, как перезаряжать и объяснил, что по команде мое дело — палить в белый свет, лишь бы в указанную сторону, по возможности короткими очередями. На вопрос об имени коротко ответил «Фриц» и объявил свое решение — пробираться в город. Лихой мужик, не откажешь, это со мной-то и четырьмя оставшимися бойцами? Ладно, со шмайсером пятерых покрошить всяко легче, чем с пистолетиком семерых, глядишь, еще какой случай подвернется. Я напялил куртку, нарочито путаясь в рукавах и криво-косо повесил железяку на грудь, вызвав иронические взгляды эсэсманов.
Пару километров до угла кладбища мы пробирались примерно полтора часа, прячась от белградцев в канавах или под заборами. Справа виднелась Професорска колония, вперед, вдоль ограды кладбища, уходила узкоколейка. Но стоило нам, прикрываясь надгробиями, выйти к улице, как по ней проехал автобус, набитый войниками.
— Надо добыть сербскую форму, иначе не дойдем, — решительно заявил этот чертов авантюрист.
Блин, надо срочно делать ноги, он меня сейчас в такой блудняк затащит, что кто-нибудь да пристрелит! Не, лучше я сам их пристрелю, надо шанс использовать.
— Там впереди переезд, три солдата и железнодорожники. Но сейчас солдат наверняка больше.
Фриц оглядел свое войско и отправил двоих вперед, а сам зашуршал картой, двое оставшихся заняли позиции за кладбищенскими памятниками. Пожалуй, подойдут вон тот и вон тот, лучше момента не будет…
Ох, как бухало сердце, когда я ковырялся с автоматом! По спине ползла холодная струйка, а я, прикидываясь дурачком, обратился к Фрицу:
— Перезаряжать здесь?
Он оторвался от карты и процедил сквозь зубы:
— Да не так, придурок малолетний!
Отложил свой МП, взял мой, показал, всунул мне обратно в руки:
— Ясно?
Я медленно повторил его эволюции и как бы случайно нажал на спуск.
Очередь мягко воткнулась в спину ближайшего бойца.
— Идиот! — взвыл Фриц, но тут же захлебнулся свинцом.
Третий успел перекатиться на спину и уже разворачивал винтовку, но… Промазать с пяти метров веером нереально.
Я подорвался и, ухватив на ходу автомат Фрица и маузер первой моей жертвы, кинулся за присмотренные памятники — сидеть на месте и ждать, когда вернется посланная вперед двойка никак нельзя, встречу их с новой позиции.
Даже с двух — за первым надгробием я оставил взведенный автомат, за второе свалился сам с карабином. Да, правильно выбрал — между ними можно проскочить пригнувшись так, что со стороны и не увидят.
Патрон дослал, винтовку на боевой, разулся до носок, просунул ствол в кусты, затаился и прислушивался.
Пот заливал глаза и я пару раз смахивал его рукавом, прежде чем до меня донеслись шаги кованых ботинок по песчаным дорожкам.
Натасканные, суки — разошлись и заходят с двух сторон. Ничего, есть у нас методы на Костю Сапрыкина…
Поймав высунувшуюся из-за памятника голову в каске на мушку, я плавно потянул спусковой крючок. Курц бахнул, лягнул меня в плечо, немец икнул последний раз в жизни, а я рыбкой нырнул к первому надгробью, за которым лежал шмайсер.
Следующие тридцать секунд, наверное, были самыми страшными в моей жизни — танец смерти с последним эсэсманом. Только меня в носках не слышно, а он ботинками по песку и гравию нет-нет, да похрустывал. И повезло, что он оказался справа от меня — чуть-чуть не успел довернуть винтовку, когда я высунулся из-за укрытия и жахнул длинной очередью.
Немец вздрогнул и обмяк.
Я тоже, ноги не держали.
Сел, привалился к оградке отдышаться, но понял, что сейчас на выстрелы набегут местные и надо заставить себя встать…
Фрица и второго немца я завалил вчистую, а вот первый все еще хрипел и пускал кровавые пузыри. Четвертому винтовочная пуля пробила шею, пятого изрешетило всего — я выпустил патронов двадцать. Зрелище получилось не для слабонервных, чуть не проблевался. Вот почти тридцать лет убитых не видел и еще столько же не глядел бы…
Пересилил себя, обулся, собрал солдатские книжки, рейхсмарки, засунул за пояс парабеллум Фрица, маузеры и шмайсеры закинул на плечо и побрел к выходу. По дороге догнался мыслью, что нехрен все оружие сдавать властям, самому пригодится. Покружил по затихшему кладбищу, приглядел несколько заросших могилок, под одну просевшую плиту затолкал винтарь, в полузаброшенный склеп сквозь трещину засунул автомат, туда же и магазины. Жаль, что не завернуть в промасленную бумагу, но сейчас не до жиру, сейчас главное запомнить, куда я оружие спрятал.