Посланец. Переправа

Он произнес слово «сгребли», и это было самое точное определение. Грабители не складывали, а сгребали деньги с полок хранилища. Хавкин задумался еще на несколько мгновений и медленно, словно вспоминая, сказал:
— Все они были в черных хлопчатобумажных перчатках. В таких, в каких женщины работают на дачах.
Шуляков между тем окончательно пришел в себя. Теперь ему нужно было сделать две вещи. Во-первых, отвести гнев Хавкина от себя. И, во-вторых, как можно быстрее начать расследование. Он покрутил головой, внимательно осматривая помещение, подергал носом, принюхиваясь и глядя на шефа, потом сказал:
— Григорий Наумович, нам нужно закрыть хранилище, оставив в нем все, как есть. Это необходимо для следствия. А тебе, — он повернулся к операторше Маше, — надо сейчас же сесть за стол и подробно изложить на бумаге все, что с вами случилось. Я же, — Шуляков снова повернулся к Хавкину, — пойду к охранникам. Дай бог, чтобы они оказались живыми.
Маша шмыгнула носом, посмотрела на стол и произнесла:
— Здесь нет бумаги. На чем я буду писать?
— Писать надо не здесь, а в моем кабинете. Подождите нас в коридоре.
Операторши вышли, а Хавкин, тяжело вздохнув, горестно сказал:
— Не понимаю, как это могло произойти. И, главное, так быстро. Практически моментально.
— Сейчас выясним, — спокойно ответил Шуляков. — Мне надо пообщаться с охранниками.
— Сейф я все-таки закрою, — сказал Хавкин. — В нем еще остались деньги.
Он зажмурился, и Шуляков увидел, как из-под ресниц президента банка на щеку скатилась прозрачная и крупная, словно горошина, слеза. Она повисла на верхней губе, и Хавкин, шмыгнув носом, слизнул ее кончиком розового языка.
Хавкину до слез было жалко украденных денег, но еще больше страшило другое. Он уже увидел, что из сейфа унесли всю валюту. Она принадлежала не ему, а Джабраилову. Тот должен был забрать ее сегодня вечером.
С того самого дня, как Хавкин перевел банк под крышу кавказца, он все время хранил в нем нигде не оприходованные деньги. Чаще всего это были американские доллары. Хавкин никогда не знал, где их брал Джабраилов и кому передавал. Он всегда привозил их сам на своей машине, заносил через боковую дверь прямо в хранилище, где его уже ждал Хавкин, и через эту же дверь выходил из банка. Иногда они лежали по месяцу и дольше, иногда их забирали через несколько дней. Десять миллионов восемьсот тысяч долларов, которые украли четверть часа назад, Джабраилов привез сюда позавчера. А сегодня на ипподроме сказал, что вечером заедет за ними с друзьями. Все друзья Джабраилова тоже были с Кавказа. Туда они и увозили его деньги. А, может быть, это были не его? Может, они принадлежали кому-то другому или другим? Хавкин никогда не интересовался этим, справедливо считая, что чем меньше знаешь, тем дольше проживешь. Теперь он не знал, что скажет Джабраилову и как с ним рассчитаться. Он еще раз шмыгнул носом и пошел закрывать сейф.
— Вы подождите меня в своем кабинете, — сказал Шуляков. — Я сейчас проверю охрану и сразу зайду к вам. Тогда и будем решать, как поступать дальше.
— А можно, я напишу завтра? — спросила Маша, когда Шуляков оказался в коридоре.
Он уже забыл о ней и только сейчас, снова увидев ее рядом, вспомнил, что должен обязательно запротоколировать показания живого очевидца.
— Никаких завтра, — отрезал Шуляков. — Сейчас пойдешь ко мне и напишешь все, что было.
— А мне что делать? — спросила Белоглазова.
Ее Шуляков в эту минуту хотел видеть меньше всего. Но он понимал, что не может отпустить Белоглазову просто так. Она ведь тоже является свидетельницей. Но как с ней поступить, он не знал. Поэтому сказал:
— И ты тоже никуда не уходи. Подождите меня у моего кабинета.
Он повернулся и быстрым шагом пошел вдоль коридора к парадному выходу из банка, где у дверей в маленькой каморке должен был находиться охранник. К удивлению Шулякова, охранник сидел у себя на диване и смотрел телевизор. Шуляков постучал в окошечко, и он тут же вышел наружу.
— Кто здесь проходил пятнадцать минут назад? — спросил Шуляков, буравя охранника взглядом.
 
— Никто. — Тот моргал глазами, не понимая вопроса. — Вы первый пришли.
— Давно ты смотришь телевизор?
— С утра. А что мне делать? Мы всегда смотрим телевизор. Дверь закрыта, в помещении никого нет. Кроме вас, конечно.
— И ты ничего не заметил? — спросил Шуляков.
— Ничего. А что-то случилось? — нервное состояние Шулякова начало передаваться охраннику.
— Я тебя спрашиваю, ты отвечай, — строго приказал Шуляков.
— Ничего не заметил. Только телевизор мигнул и тут же включился снова.
— Давно мигнул? — спросил Шуляков.
— Да нет. Минут пятнадцать назад. Может, чуть больше.
— Иди к себе, — сказал Шуляков, поняв, что охранник действительно ничего не видел, а посвящать в случившееся его еще рано. Когда придет время, узнает все сам.
Он снова посмотрел на шнурок, который до сих пор почему-то был в его руках, и пошел во двор проверить охранника наружного наблюдения. Боковая дверь была в порядке, никаких следов повреждения ни ее, ни замка не было видно. Шуляков внимательно осмотрел ее, когда выходил во двор. Но уже подходя к будке охранника, услышал стук, доносящийся изнутри. Он в два прыжка подскочил к ней, рванул дверь и увидел ту же картину, что и в хранилище банка. Руки охранника были связаны шнурком, а рот заклеен широким скотчем.
Шуляков развязал охранника, дал ему прийти в себя и сурово, как приговор, произнес:
— Ну, рассказывай!
— Подловил он меня, — сказал охранник, потирая запястья, на которых остались врезавшиеся полосы от шнурка. — Я хотел помочь ему убрать машину от шлагбаума, а он врезал мне по голове. Я даже лица его не успел увидеть. Все произошло молниеносно.
Охранник рассказал, как задрипанная бежевая иностранная машина, рыча и дергаясь, остановилась у шлагбаума. Как из нее вышел мужик и, подняв капот, начал возиться в моторе. Охранник знал, что с минуты на минуту из банка будет уезжать Хавкин, потому что так бывает всегда, как только от него отъезжают инкассаторы. Он крикнул из окошечка мужику, чтобы тот убирался. Мужик не реагировал. То ли не расслышал, то ли сделал вид, что не слышит. Охранник вышел, чтобы помочь ему убрать машину, закрывавшую выезд. Как только подошел к ней, сразу получил по голове. Очнулся уже в будке, связанный, с заклеенным ртом.
Картина становилась ясной. Грабители оглушили охранника, каким-то образом открыли боковую дверь и проникли в банк. И на все про все им хватило десяти минут. С Людой Белоглазовой Шуляков был не более пятнадцати минут. Он заставил ее снять трусы безо всякой подготовки, сразу, как только она вошла в его кабинет. На все остальное ушло не больше десяти минут, если не меньше. И почти тут же она вернулась к нему, сказав, что хранилище закрыто. Шуляков профессиональным взглядом окинул внутреннее пространство будки, взял со стула шнурок, которым связывали охранника, и пошел в банк докладывать первые результаты расследования Хавкину.
Тот сидел на стуле в своем кабинете обмякший и какой-то бесформенный, с отвисшей нижней губой и отвисшими серыми щеками и походил на старика, страдающего необратимой формой маразма. Шуляков даже испугался.
— Григорий Наумович, — попросил он, остановившись напротив него. — Разрешите сказать?
Хавкин поднял голову, и Шуляков увидел, что в отличие от лица глаза его не изменились, они смотрели требовательно и холодно.
— Говори, что у тебя? — тяжело произнес Хавкин и положил руки на стол.
— Вошли с бокового входа, — сказал он, — перед этим оглушив охранника. Действовали в высшей степени профессионально. Группа состояла из четырех или пяти человек. Трое были в банке, один с машиной на улице, еще один мог быть на вассаре.
— На каком вассаре? — спросил Хавкин.
— В наблюдении. Следить за тем, что происходит снаружи. — Шуляков повертел в руках шнурки и протянул Хавкину: — Вот!
— Я это уже видел, — сказал Хавкин, брезгливо отворачиваясь.