Чёрный фимиам (СИ)
– Я хочу увидеть сестру, – сказал он, наконец. – Не мысленно, не ещё как-то. Увидеть, прикоснуться, поговорить. Её и Нелани. После этого я решу, стоит ли давать вам шанс.
Тинаш открыл было рот, но не успел ничего ответить – поменялся в лице, однако вовсе не дерзость собеседника была тому причиной. Сингур и сам почувствовал, как всколыхнулся мир. Будто что-то извне бесцеремонно вторглось в Дальянию. Что-то тёмное, ледяное и очень враждебное.
– Полагаю, нам придется отложить эту встречу, – далер внешне остался спокойным, но Сингур буквально кожей ощутил его тревогу. – Зато сейчас у тебя появится прекрасная возможность сравнить меня и моего брата с кем-то из жрецов Миаджана. Надеюсь, это ускорит принятие решения. Если мы доживем до новых переговоров. А если нет, – далер развел руками, – продолжим в следующем перерождении.
* * *
Маетно Кирге было, тошно. Всю ночь в животе будто клубок холодных змей ворочался – не спалось, смутная тревога сушила горло, заставляла сердце испуганно колотиться. Что-то творилось в Дальянии. Плохое что-то, необъяснимое. И от непонимания происходящего, от страха, что это происходящее и её может коснуться, разбойница и воровка не могла ни есть, ни спать. Не помогали ни вина, ни изысканные закуски, ни мягкие перины, ни нежное белье. Даже сладострастие, которое было с Киргой всегда, и то исчезло. Только нет-нет и ползли по спине и рукам ледяные мурашки.
Ох, как она ждала рассвета! Казалось: едва солнце встанет – сразу всё наладится. И страх уйдет, и тревога отступит, и захочется просто спать, просто есть или с мужиком покувыркаться. Но только не это вот изводящее предчувствие чего-то непонятного и страшного в прозрачном полумраке летней ночи!
Угадала Кирга. Едва солнце поднялось – прекратилась её пытка. Но началась другая. Будто опять душа уличной воровки располовинилась, снова, как и накануне, она ощутила ту многоликую, которую похитил было Гронк, её метания, обиду и уязвлённую гордыню. До чего ж противная девка! Ну живешь ты в Храме, все тебе кланяются, все уважают, еда – любая, наряды – лучшие. Так нет, мало ей этого. Ей бы самолюбие потешить. Да так, чтобы самый главный господин назвал своей. Ну не дура ли? Оно, конечно, при самом главном – всегда и сытнее, и веселее. Да только Самые Главные себе на уме, всегда в делах и баб своих меняют в год по десятку. Сегодня ты с ним постель делишь, а завтра уже другая – поумнее, позадорнее, покрасивее. А ты – уже бывшая и можешь только от злости губы кусать.
Нет уж. Мужика надо выбирать с умом. Так, чтобы никуда не делся, чтобы в глаза заглядывал, а в руках как глина был – что хочу, то леплю. Вон их тут сколько ходит, любого бери – от счастья ослепнет. Кирга бы не сплоховала. А эта дура все металась. Все убивалась, что Самый Главный на неё не смотрит. Нужна она ему. Курица глупая.
Однако ныла многоликая недолго. В ней вдруг забрезжила робкая надежда и недоверчивое предвкушение. Кирга не успела понять, что стало этому причиной, потому как в неё проник Хозяин. И плоть, ночью не вожделевшую ничего, кроме прекращения тревоги, свело судорогой желания. Хозяин без труда бросил тело Кирги в мягкие перины и швырнул ей немного затуманивающего удовольствия, а пока она билась в сладких конвульсиях, перехватил её колдовство.
Туман удовольствия отвлёк Киргу, но не настолько, чтобы она перестала видеть и понимать происходящее, поэтому причину странной радости многоликой она поняла вместе с Хозяином. Тот, кого так страстно желала противная дева Храма, умер накануне. Так чему же она радуется, дура набитая? То любила, аж до слез и соплей, а то от известия о смерти чуть не в пляс пошла.
Кирга не успела ничего понять, как Хозяин «повернулся» к ней, и она словно увидела его лицо. Увидела, но разглядеть не успела, потому что её сразу же ослепила вспышка яростного и всепоглощающего наслаждения.
Когда же разбойница и воровка пришла в себя, Хозяин стоял рядом! О боги… Она бы даже смогла к нему прикоснуться, если бы осмелилась и если бы руки слушались.
– Скоро здесь начнётся большая суматоха, – не поворачиваясь к Кирге, проговорил Хозяин. – Покинь Миль-Канас, не мешкая. Уходи как можно дальше. Как только отойдёшь на достаточное расстояние, за тобой придут. И заберут туда, где твои таланты будут оценены по достоинству. Ты останешься довольна. Если сможешь покинуть город.
С этими слова Хозяин вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, а обессилевшая Кирга с восторгом и ужасом отметила для себя, что её повелитель совсем не похож на человека. Осознание этого заставило похоть всколыхнуться с новой силой.
* * *
Тинаш всем своим существом растворился в громаде Храма.
Но ни магия Храма, ни магия лабиринта не помогли разглядеть явившегося. Неясно было, кто это и как он пришёл, одно было совершенно очевидным: кем бы ни оказался неизвестный пришелец, его сила превосходила силу далера Дальянии.
Короткий вызов-приглашение, брошенный чужаку, не остался незамеченным. В зале немедленно ощутилось чужое внимание.
Пусть смотрит. А Тинаш тем временем отправил по всем нитям мерцания короткий приказ: многоликим в сопровождении мечников укрыться в лабиринте.
Явившийся словно не заметил оживлённости обитателей Храма. Неторопливо и обстоятельно он готовил путь. Времени осталось совсем немного, но далер успел бросить верным слугам несколько коротких советов: отвлекать и вести чужака, бить в спину из засады, а также ободряющее: «Это наш лабиринт, он нам поможет». Вместе с этим лучшему бойцу из мечников Храма пришёл совсем другой приказ: «Найди двоих. Ждите. Когда открою Путь, вы окажетесь за спиной чужака. Бейте стремительно и наверняка». В ответ мечник бросил ему образ кулака, прижатого к груди.
На всё это потребовалось время, равное одному удару сердца. Но даже короткого мига чужаку оказалось достаточно, чтобы открыть в зале Путь. Воздух замерцал…
– Встань мне за спину, – сказал Тинаш напрягшемуся, готовому к схватке Сингуру. – Если он начнёт брать верх, ты сразу поймёшь. Времени после этого будет совсем немного. Спасайся так же, как накануне. Не раздумывай. Встретимся в следующем воплощении.
Ответить Сингур не успел: в центре зала возник тот, кого далер Дальянии последний раз видел много веков назад. Он уже не помнил его имени, не узнавал в лицо, но был уверен: перед ним один из жрецов Великой пирамиды Миаджана.
– Отдай того, кто тебе не принадлежит, – явившийся кивнул на Сингура, – вместе с печатью Верховного, которую он похитил. После этого я уйду.
– Не верь шлюхе, если она говорит о любви; не верь воину, если он говорит о милосердии; жрецу Шедоку не верь никогда, – отозвался Тинаш старой поговоркой.
– Ты слабее меня, отступник, – равнодушно заметил собеседник.
– Я был слабее тебя много веков назад, – сказал далер. – С той поры много воды утекло и волны забвения поглотили Миаджан. Возвращайся туда, откуда пришёл. Здесь ты ничего и никого не получишь.
Незваный гость не стал отвечать. Не счёл нужным. Но правитель Дальянии увидел, что в груди у него собирается сила. Тинаш не стал ждать нападения, он втянул все нити мерцания, сиявшие вокруг Храма, а затем мысленно щёлкнул. Огромные окна зала немедленно заволокло чернотой. Теперь, пока Тинаш жив или не отменит щелчок, выхода отсюда ни для кого не будет.
Жрец в ответ на это только покачал головой, и к противнику понеслась стена плотного, точно камень, воздуха. Понеслась и остановилась, упершись в такую же, возведённую далером. Две равные силы замерли в столкновении посреди зала. Ни один из противников ни в чём не превосходил другого. Плохо. Очень плохо. Теперь ни далеру, ни его неприятелю не уйти. Каждому приходится держать свою стену, ведь если кто-то хоть на долю счета дрогнет, то стена противника убьёт его на месте. Нападавший откуда-то знал, что на помощь далеру никто не придет. Знал и тянул время, выматывая.