Журналюга (СИ)
Очередь двигалась очень медленно: пожилой дяденька-приемщик, сидевший за перегородкой в отдельной, маленькой клетушке, явно никуда не торопился. Он долго, тщательно рассматривая каждую принесенную на комиссию книгу, потом называл цену, по которой ее будут продавать. В трудных случаях заглядывал в пухлый, растрепанный каталог, лежавший у него на столе. Если цена человека устраивала, то выписывал квитанцию, по которой после продажи книги выплачивались деньги в кассе магазина. За вычетом, разумеется, двадцати процентов комиссионных, положенных по закону государству.
Паше стало грустно: стоять предстояло как минимум час, а то и больше — каждый в очереди сдавал сразу по несколько старых изданий. Ладно, делать нечего, присел на освободившийся стул, положил на колени школьный портфель, достал «Малую землю», стал читать — чтобы не терять зря времени. Тут к нему незаметно подошел седой, приятный старичок в позолоченных очках, спросил негромко: «Что принесли сдавать, молодой человек? Можно посмотреть?»
Паша достал из портфеля отобранные книжки, аккуратно (чтобы особо не светить) показал. Старичок посмотрел, понимающе кивнул и предложил: «Интересно. Но давайте лучше выйдем наружу, там можно говорить совершенно свободно!» Ладно, вышли на улицу, сели на лавочку.
Возле магазина был разбит небольшой, аккуратный скверик с памятником Ивану Федорову посредине, там уже тусовалось несколько человек: общались, курили, негромко что-то обсуждали. Очевидно, это были местные завсегдатаи-библиофилы.
Показал старичку принесенный товар: это были небольшие сборники стихов начала века (без иллюстраций и довольно тоненькие, по сути — брошюрки) — Брюсова, Бальмонта и Зинаиды Гиппиус. Имена, конечно же, все были громкие, известные, однако сами книжки находились отнюдь не в лучшем состоянии: зачитанные, местами потертые, кое-где рваные, а одна — так и вовсе без задней обложки.
Но, тем не менее, глаза у старичка загорелись. Он нервно полистал брошюрки и предложил: «Хотите за них пять рублей? Очень хорошая цена! Только для вас! Вам ведь нужны деньги, молодой человек?» И выжидающе посмотрел на Пашу — очевидно, был абсолютно уверен, что тот тут же с радостью согласится. Действительно, для простого школьника образца семидесятых годов это была весьма приятная сумма.
Но Паша лишь презрительно хмыкнул и отрицательно помотал головой: «Продаю по каталогу». Он отлично знал психологию таких вот книжных жуков-перекупщиков, строящих свой корыстный расчет (и бизнес) на том, что обычный советский человек, как правило, не в курсе настоящей цены старинных изданий.
Старик посмотрел на него с уважение и, соглашаясь, кивнул. Ладно, по каталогу — так по каталогу. Полез в свой толстый, пухлый портфель достал точно такой же справочник, какой лежал в магазине на столе у приёмщика. Посмотрел, полистал, подумал, пожевал сухими, тонкими губами и произнес: «Хорошо, вот цены, смотрите сами».
Паша посмотрел: две книжечки (Брюсов и Бальмонт) шли по семь рублей пятьдесят копеек каждая, третья, Зинаида Гиппиус, оценивалась в целых двенадцать рублей. Итого — двадцать семь целковых. Кивнул: «Ладно, за эту цену я согласен продать». Выгода ему была очевидная: во-первых, экономил кучу времени (не нужно ждать, стоять в очереди, а потом еще раз приезжать за деньгами), нигде не светился его паспорт (мало ли что), и, самое главное, он выгадывал двадцать процентов, которые обязательно вычтут из положенной ему суммы. А это, как ни крути, пять рублей сорок копеек. Тоже деньги!
У старика-перекупщика имелась своя выгода: официальная цена в каталоге часто не отражала реальную стоимость книги на «черном» рынке. И за некоторые, если попасть на ценителя, можно было получить раза в два-три больше. На этом и строился его бизнес. У каждого такого жука-перекупщика, хорошо знал Паша, был весьма обширный круг знакомств, и этот хитрый старичок уже наверняка прикинул в уме, кому и за сколько он загонит эти брошюрки. Внакладе точно не останется! Недаром же трется вечерами возле букинистического магазина! Скупает с рук (за треть или даже четверть цены) старинные издания, принесенные неопытными советскими гражданами, а потом продает их по нормальной цене любителям книг. С большой выгодой для себя.
Паша таких связей, само собой, не имел и иметь не мог, а потому без долгих колебаний согласился отдать сборнички по официальной, каталожной цене. Ладно, пусть этот жук-перекупщик получит свой гешефт! В конце концов, это будет даже справедливо.
Старик полез в карман, достал черный кожаный бумажник, отсчитал несколько купюр. Паша посмотрел: две красные «десятки», одна синяя «пятерка» и еще два желтых рубля. Кивнул, спрятал деньги во внутреннем кармане школьного пиджака — у сердца они сохранней будут.
— С вами приятно иметь дело, молодой человек, — улыбнулся старик. — Кстати, меня зовут Марк Абрамович. А вас?
— Павел.
— Приятно познакомиться. А скажите-ка мне, Павел, может быть, у вас еще имеются такие же издания? Старые, дореволюционные?
— Может, и имеются, — неопределенно ответил Павел.
Марк Абрамович достал из портфеля толстую, растрепанную записную книжку, вырвал страничку, написал на ней что-то.
— Вот вам мой номер домашнего телефона, если соберетесь еще что-нибудь продавать, сразу же звоните мне. Договоримся, встретимся. Не обижу вас — всё будет честно, по каталогу.
Паша кивнул и убрал бумажку туда, же, куда и деньги, во внутренний карман. Пригодится. Это было удачное знакомство: теперь можно не стоять в очереди, не терять времени, а продавать старинные издания напрямую этому перекупщику. К его и своей выгоде.
— Мне пора, — кивнул, поднимаясь, Марк Абрамович. — Звоните!
И не спеша двинулся по дорожке, ведущей к метро. Когда проходил мимо тусовавшихся у памятника библиофилов, один из них едко заметил:
— Что, Абрамыч, обобрал мальчишку? Нехорошо! Бог тебе этого не простит! Он жадных не любит!
— Ничего, я со своим богом как-нибудь сам разберусь, — негромко, но с большим достоинством произнес Марк Абрамович. — Наш бог ничего не имеет против денег. Тем более — честно заработанных.
И скрылся за поворотом. Паша тоже поднялся — надо идти, а то родители будут волноваться. Они же привыкли, что он (то есть Пашка Матвеев, конечно) приходит домой не позднее восьми часов вечера. А еще следовало купить по абонементам «макулатурные» книги…
Впрочем, с этой задачей он справился довольно быстро: пересек по длинному подземному переходу площадь Дзержинского, поднялся по короткой лестнице и вышел к магазину «Книги», расположенному с правой стороны от здания КГБ. Это был большой, известный в Москве магазин, но уже обычный, без букинистики. Зато там имелся отдел, где продавались «макулатурные» книги. В нем Паша и приобрел «Графиню де Монсоро» Дюма и «Войну миров» Герберта Уэллса. Они предназначались уже для продажи в ближайшую субботу на Кузнецком мосту. Причем, что самое приятное, достались они ему почти что бесплатно — всего за тридцать копеек. За счет его везения.
Произошло это так: на прилавке отдела Паша увидел барабан популярной книжной лотереи, в нем крутились разноцветные билетики. Стоили они по двадцать пять копеек, причем, как знал Паша, выигрывал каждый четвертый. Минуту подумал и решил сыграть. Довод был такой: раз уж мне сегодня так везет, надо испытать Фортуну. Была — не была: риск, как известно, дело благородное, а кто не рискует, тот не пьет шампанское. И вообще: куй железо, пока горячо, заказывай девятерную, если прет карта, и другие тому подобные пословицы. И еще был довод: в конце концов, рубль — не такие уж большие деньги, а выиграть же можно и пятьдесят копеек, и пять рублей. Единственное ограничение — за выигрыш разрешалось брать только книги, филателию и открытки, «живых» денег не давали (в отличие от весьма популярной лотереи «Спринт»).
Купил за целковый четыре билетика (доставал из барабана левой рукой), оторвал по полоске краешки, посмотрел. Три оказались пустыми, без выигрыша, зато четвертый… Он принес Паше пять рублей. Вот это удача! Поистине сегодня счастливый день! Предчувствие его не обмануло… На выигрыш Паша взял Дюма с Уэллсом (доплатив в кассу всего тридцать копеек). И, весьма довольный собой, поспешил домой. Сашке и Володьке решил про свой счастливый билет не рассказывать: ни к чему это. Главное, что купил книги, а как и за какие деньги — неважно. В конце концов, это ведь его личная удача!