Ненастье

Танюша ждала, пока эти злые мужчины попрощаются, и стирала с лица слёзы — не обиды даже, а детского ужаса перед чудовищным одиночеством: и обнимали сейчас тоже не её… Немец крепко взял Таню за руку и решительно повёл с «мостика», как родитель уводит ребёнка из гостей домой.
В коридоре звучал вой ревунов из фойе, но суматоха ориентировалась в противоположном от фойе направлении: из распахнутых настежь кабинетов «афганцы» тащили мебель к служебному подъезду. Герман понял, что парни баррикадируют лестницу. Он распихал парней на площадке, поймал плечом шкаф, который хотели скинуть вниз по маршу, и крикнул:
— Таня, беги на второй этаж!.. Мужики, пустите девчонку!..
Таня порскнула по ступенькам, и Герман, бросив шкаф, нагнал её в два прыжка — а за ним с треском и грохотом повалилась брошенная мебель.
На другой площадке Герман придержал парней со стеллажом:
— Дайте протиснуться, мужики! Девчонку Лихолета вывожу!..
На первом этаже, похоже, уже схлестнулись с СОБРом — там бушевал матерный рёв, громыхали мебельные завалы. СОБР рвался наверх, а Герман пробился вниз, на второй этаж, и выволок из толпы очумевшую Таню.
Все пути эвакуации были перекрыты. Герман соображал, что ему делать. Оставался ещё вариант — по тёплому переходу в правое крыло, а там можно покинуть «Юбиль» через кухню и кафе «Баграм», бывший «Топаз».
— За мной! — приказал Герман Танюше. — Не бойся!
Он кинулся вперёд по длинному коридору.
Справа оказался холл, из его окон был виден стеклянный мост тёплого перехода, и Герман успел заметить, что по этому мосту бегут шароголовые солдатики. Герман толкнул Таню в женский туалет и заскочил сам. Комната в белом кафеле, закрашенное окно, три кабинки, в трубах журчит вода…
— Тань, сними штаны и сядь сюда на унитаз, — сказал Герман, указывая на крайнюю кабинку. — Прости, но по?другому нас тогда примут.
Танюша так боялась, что у неё уже не было сил стесняться. Она задрала юбку, приспустила колготки и молча села на стульчак. Из?под свитера у неё выехала папка?скоросшиватель. Герман схватил эту папку, прижался к стене кабинки, плоско вытянулся и загородил себя открытой дверью.
В туалет влетели три собровца в камуфляже и касках и сразу как?то заполнили собой всё помещение. Они застыли перед кабинкой, в которой на унитазе сидела девчонка с голыми коленками. Бойцы тупо смотрели сквозь прозрачные забрала шлемов. Противостояние длилось три секунды, а потом собровцы без слов развернулись и гурьбой выкатились из туалета.
Герман ещё постоял за дверью кабинки, удостоверяясь, что опасность миновала. Он стискивал папку и понимал, что держит главную тайну Серёги. Не исключено, что саму его жизнь. А потом он откинул дверь и протянул папку Танюше, которая всё так же покорно сидела голым задом на унитазе.
— Это твоё, — сказал Герман. — Одевайся. Выбираемся дальше.
Они опрометью пронеслись через тёплый переход и нырнули в другой служебный подъезд, уже в правом крыле «Юбиля». Вроде, здесь было пусто. Они скатились на первый этаж, Герман ломанулся в кухонный блок кафе — и тут вдруг на него откуда?то набросились собровцы. Танюша завизжала.
«Баграм» был полон бойцов спецназа. На улице у витрины кафе стояли ещё два армейских кунга. В «Баграме» расположился майор Щебетовский: он командовал штурмом «Юбиля» с тыла. Во время встречи с Серёгой майор заметил, что «афганцы» таскаются в кафе через кухню, — вот и пригодилось.
А в фойе в это время шёл настоящий бой. Серёга с мегафоном бегал по балкону второго этажа: его уже почти никто не слышал, а кто слышал — те не выполняли приказов, но Серёга был уверен, что управляет событиями.
Окончательно разворотив весь вход, вслед за кунгом в «Юбиль» заехала пожарная машина — красно?белый ЗИЛ?130 с двойной кабиной и с какими?то трубами на крыше: из?за них автоцистерна напоминала реактивный миномёт. Пожарные в грубых робах быстро размотали брезентовые рукава и струями воды смыли пламя с горящего кунга. Собровцы перехватили брандспойты и ударили струями по завалам на лестницах и по «афганцам» на балконах. Спецмашин с лафетными водомётами в мирном городе Батуеве не имелось, но и пожарка, врубив сирену, была мощным оружием городского боя.
— Дымовухами их!.. — орал с балкона Серёга.
«Афганцы» кинули вниз несколько дымовых шашек. Бурлящий бурый дым замутил весь объём фойе. В ответ собровцы боевыми выстрелами разбили несколько стеклопанелей фасада, чтобы мглу вытягивало наружу.
Подцепив за трос, собровцы грузовиком дёрнули завал из вешалок на правом лестничном марше. Завал с лязгом разъехался, освобождая подъём на второй этаж. «Афганцы» бесновались на своих балконах, как бандерлоги.
— Тащите кресла из кинозала! — в упоении орал Серёга.
«Афганцы» выломали двери кинозала и поволокли наружу кресельные секции на железных рамах — они пистолетно хлопали фанерными сиденьями. «Афганцы» кидали эти секции на лестницу, нагромождая новые баррикады.
Собровцы подметали балкон длинными водяными залпами, сбивали тех, кто подтаскивал кресла: обороняющихся роняло и уносило, вращая плашмя по мраморному полу, как на ледовом стадионе. Катились мусорные урны, в ручьях по мрамору плыли стенды Дворца культуры — «Ребятам о зверятах», «Наши чемпионы», «Хочу всё знать!». С балкона собру на шлемы и на крыши машин лились вода и пена вместе со всяким мусором.
Струи брандспойтов ударяли в косые плоскости кресельных завалов и разъезжались веерами, но и баррикада на лестнице в пузырящихся потоках шевелилась и сплывала вниз по ступеням, грузно разваливаясь на части.
Сражение зацепило зимний сад Дворца, и сад погибал. В перекошенных клетках истошно верещали птички. Прощально взмахивая остролистыми гривами, пальмы трагично падали на решётки оград, как при землетрясении. Фойе превратилось в непролазные дождевые джунгли, сотрясаемые воем сирен и матерными воплями, где дым перемешался с метелью из разноцветных попугайчиков. Собровцы с дубинками бежали вверх по маршам лестниц, на балконах сшибались с «афганцами» — а дальше валили и пинали друг друга.
В толпе осатанелых людей мелькали окровавленные лица. Жека Беглов корчился со сломанной рукой. Расковалова уминали сразу трое собровцев, и Вован натужно рычал, ворочая всю толпу. Готыняна приковали к перилам: он исступлённо бился в наручниках, как припадочный. Рафик Исраиделов прокрутил противнику маваши?гери — удар ногой в ухо, и бойца швырнуло в стену. Демьян Гуртьев, парализованный ниже пояса, на своей инвалидной коляске покатился по ступеням на собровцев, размахивая какой?то палкой; он орал и рыдал в истерике — и собровцы, бездушные в спецзащите, как марсиане, в падении поймали Демьяна на руки и бережно отнесли в сторону.
А Серёга Лихолетов посреди боя просто сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и курил, щерясь в наглой улыбке. Его не терзала тоска обречённости. Герой должен пройти через испытание поражением — вот Серёга и проходил.
Стул Серёги стоял под огромным панно с крейсером «Аврора». Крейсер громоздился над Серёгой всеми своими башнями и трубами, словно защищал Серёгу в бедламе разгрома. Лихолетов понимал, что СОБР всё равно сломает его оборону и повяжет его парней, но проигрывать следовало правильно.
К Серёге пробрался Витька Басунов. Он не ввязывался в общую драку.
— Сергей, ещё есть возможность уйти через качалку, — сказал он.
— Спокойно, Виктор, — надменно ответил Серёга. — Не надо суетиться.
— Не суетиться, — вдумчиво повторил для себя Басунов.
Собровцев вдруг стало вдвое больше: они посыпались с третьего этажа, начали вылетать из кинозала. Это в тыл «афганцам» ударили те, кого майор Щебетовский завёл во Дворец через кафе «Баграм». Свежие спецназовцы, не замордованные штурмом лестниц и баррикад, валили парней «Коминтерна» всех подряд направо и налево. Четверо бойцов бросились к Серёге, который сидел у всех на виду. Серёга ослепительно улыбнулся — и тотчас его снесло со стула сокрушительным ударом дубинки по скуле, а потом кованый носок берца сломал ему сразу три ребра, чтобы не захотелось вставать.