Серая мышь для королевы

Подошел и высказался от души. Потом на мгновение обалдел под Катиным взглядом.
Надо же, какого странного цвета у нее глаза! И почему он раньше не замечал? Теплого и… Вот как сказать? Какого цвета огонь свечи? Какого цвета горящее в ночи окно?
Даже забыл совсем про этого придурка, который пыхтел рядом от негодования и, кажется, хотел сказать что-то вроде: «А не пошел бы ты! Да кто ты вообще такой?» Но Катя уже сообщила кто, назвав Кирилла по имени. И придурок разумно решил, что лучше отступить. Потому что Катя плюс Кирилл – это уже великая сила. Хотя какие еще плюсы?
Катя какое-то время не двигалась с места, словно приклеилась к этой стене. И смотрела не на Кирилла, а куда-то вдаль. А может, вообще в никуда.
– Все нормально? – поинтересовался Кирилл.
Она кивнула.
– Ну пойдем тогда.
– Да. Сейчас.
Очень хотелось узнать, что произошло, кто этот парень и почему с ним Катя была такой. Но она ведь ни о чем не спросила, когда Кирилл явился к ней поздним вечером в поисках ночлега. И никто из Булатовых не потребовал подробных докладов и объяснений, не полез в душу. Просто приняли. Просто приютили.
Кирилл потому и пошел к ним, а не к Широкову, например, зная, что тот задолбает расспросами, а если ему не отвечать, смертельно обидится и станет нудить еще сильнее.
И не к Маринке Лавренковой. Ее родители, в первую очередь мама, сразу бросились бы созваниваться с Успенским-старшим. И что бы им высказал папочка под горячую руку – трудно представить.
Катя по жизни молчаливая, что невероятно для девчонки. Раньше Кириллу такие не попадались. Да, встречались такие, которые и слова не могли сказать, но это от робости, от закомплексованности. Кате эти качества не свойственны. Она молчит осознанно, и ей легче сдержаться. А Кирилл – человек общительный, разговорчивый. Если уж совсем самокритично – болтливый. Вопросы возникают у него сами собой и так и норовят вырваться наружу. И надо направить их поток в какое-то безопасное направление, нейтральное и невинное.
Что бы такое сказать, бессмысленное, но не столь формальное, как: «Погода сегодня просто замечательная, не правда ли?»
– А ты почему так легко одета?
– Как обычно, – ответила Катя, дернув плечами. – Я же бегала.
Спортивный костюм, тонкая ветровка – для пробежки самое то. Но для неспешной прогулки поздней осенью явно подходит не очень.
– А сейчас не замерзнешь?
– Да нет. Я привычная. – Катя засунула руки в карманы. Скорее всего автоматически, но это случайное действие не очень-то вязалось со смыслом сказанного, и она твердо и чуть иронично добавила: – И куртку мне не надо предлагать.
– Куртку? О! – Брови у Кирилла приподнялись озадаченно и смущенно. – А я как-то и не подумал даже. Но если надо…
Он ухватил бегунок молнии и решительно дернул его вниз, но Катя остановила благородный порыв:
– Не надо. Я же сказала.
И улыбнулась глазами.
Кирилл застегиваться не стал, так и двинулся дальше – грудь нараспашку. Кстати, куртка у него тоже была легкая. Зачем утепляться, когда вся дорога – до школы и обратно? Жил бы чуть поближе – в одном костюме ходил бы. Чтобы не заморачиваться на раздевания и одевания.
От разговора Катя еще больше оживилась, стала прежней, привычной. Почти. И Кирилл подумал: «Что бы еще такое сказать? Позитивное или забавное».
– Представляешь, Подгорная тут учудила. Меня в кино пригласила, сама. Я даже предположить не мог, что она на такое способна.
Катя тихонько хмыкнула, устремила якобы простодушный взгляд в небо, но потом все-таки призналась:
– Это я ей посоветовала.
– Ты? – Кирилл даже остановился.
Вот уж чего он никак не ожидал. По многим причинам.
– Надо ж было додуматься, а?! Ты бы ей еще письмо посоветовала написать, с признаниями.
– Я же не знала, что письмо лучше.
Ах-ах! Типа она искренне раскаивается.
– Да что ты? Неужели не знала? – Кирилл с притворным сочувствием и пониманием заглянул в Катины глаза.
Рыжие-бесстыжие. Беспринципно кошачьи.
– Ну-у, ты же сходил с ней в кино?
– Конечно!
– И как?
– Все отлично! – Кирилл даже взмахнул руками для эффекта. – Довольна?
– Я? – изумилась Катя. – Я-то при чем?
– Ты?
– Я.
Лед можно растопить теплом. С железобетоном подобное не прокатит.
– Ну и зачем ты это придумала? С кино. И вообще откуда вы с Подгорной знакомы?
Катя объяснила спокойно:
– Мы не знакомы. Она ко мне подошла на улице, спросила, как произвести на тебя впечатление. – А потом вопросительно и чуть вызывающе посмотрела на Кирилла: – И что я должна была ответить?
– Что не надо ей производить на меня впечатление.
Катя нахмурилась. Не в шутку, по-настоящему.
– Это я должна была? Кир! А может, все-таки ты? Или тебе очень нравится, что она за тобой бегает, старается, заискивает?
Кирилл смутился:
– Да зачем она мне?
– Вот видишь! – невесело заключила Катя. – А если ты к ней так относишься, почему же до сих пор молчишь? Почему прямо не скажешь, что у нее нет никаких шансов? Что ты все равно не способен любить никого, кроме себя.
Ну вот! Приехали!
Папа время от времени заводит разговор о существовании искренних чувств и поминает самовлюбленного эгоиста. Теперь еще и Катя подключилась. А Кирилл, между прочим, без колебаний устремился ей на помощь. Обидно даже.
– Почему? Почему вы все считаете, что я никого не люблю?
– А кого же?
В Катином вопросе Кирилл не увидел ни подвоха, ни какого-то скрытого намека. И уж точно в нем не было кокетства. Он ответил не сразу, честно задумался, пытаясь понять.
Кого он любит? Папу, само собой. Ну и…
Катя внезапно остановилась, но вовсе не обмерла в ожидании ответа. И смотрела она не на Кирилла, а в проход между двумя домами, на группу из нескольких парней.
Кирилл не сразу догадался, кем она так заинтересовалась, потом пригляделся и заметил нового знакомого. Это был все тот же придурок, который недавно наседал на Катю. Но теперь уже он сам прижимался спиной к стене и не просто разговаривал, отбивался, один против четверых.
Как-то чересчур быстро настигло его возмездие, не захотело долго ждать.
На месте Кати Кирилл бы тоже полюбовался на торжество вселенской справедливости. Но Катю, кажется, не устраивала позиция стороннего наблюдателя. Она окинула внимательным взглядом окрестности, словно искала что-то, а потом направилась к куче строительного лома, наваленной возле торчащей посреди двора трансформаторной будки.
– Ты чего? – озадачился Кирилл.
Катя не стала посвящать его в свои планы, выудила из кучи металлический стержень, не слишком толстый и длинный – чуть побольше монтировки, – взвалила на плечо и невозмутимо двинулась в сторону дерущихся.
– Добить его хочешь, чтоб не мучился?
Катя оглянулась со снисходительным упреком и зашагала дальше пружинящей походкой физкультурницы. Девушка с веслом. Или нет. Полет валькирии. Те ведь как раз были блондинками.
Парни, слишком увлеченные своим делом, не сразу ее заметили, и Кате пришлось громко произнести:
– Эй, мальчики! Какие-то проблемы?
Увидев Катю, «мальчики» моментально забыли про своего противника. Да и тот резко выпрямился и застыл, хотя мгновение назад загибался от чьего-то удачного удара.
Высокая, удивительно красивая Катя с ломиком у плеча, который она крепко и подозрительно умело сжимала двумя руками, смотрелась внушительно. За ее спиной стоял Кирилл, вовсе не выглядевший слабаком. К тому же он тоже предусмотрительно прихватил железяку, загнутую с одного конца – для гармонии и в надежде ускорить мирное разрешение конфликта. Не то, чтобы он ненавидел драки, но было бы из-за кого!
Кирилл легонько постукивал железякой по асфальту, будто вел отсчет. А парни переводили ошарашенные взгляды с него на Катю, потом на тяжелые ломики.
– Вы что, совсем охренели? – изумленно поинтересовался один.
– Да нет, – со всей серьезностью заявил Кирилл. – Тоже хотим поучаствовать. Только мы с той стороны, где народу поменьше.