Навсегда с ним
Гастон тоже не понимал, но был уверен, что ответ должен укладываться в рамки здравого смысла. Она не ангел, перелетевший через ров и крепостные стены. Он попытался вспомнить, как обнаружил ее в своей комнате. Вошла ли она сквозь двери? А может быть, сквозь окно?
Но Гастон ясно помнил: когда он ложился, ее не было… а когда проснулся, она лежала рядом.
В его мозгу снова зазвучал голос Кристиане: «Когда я вошла в эту комнату, чтобы лечь спать, был одна тысяча девятьсот девяносто третий год».
Чушь! Он затряс головой, стараясь избавиться от наваждения.
— Я должен найти ответ, Ройс. Если она знает, как тайно проникнуть в замок, держу пари, что и Турель знает это.
— Но, милорд, пусть даже она перебралась через ров, миновала стражников и умудрилась не оставить следов во дворе. Но как она могла пройти сквозь ворота? Как могла поднять их, ведь они сделаны из твердого дуба и обиты железом? — Ройс встал, прошел к очагу и вернулся. — Даже ребенок не смог бы пролезть сквозь щели в них. Тем более женщина такого роста… — Внезапно он замер на месте, глядя на свои сапоги. Его лицо медленно покрылось краской. — Я… я хотел сказать…
— Не смущайся, Ройс, — весело сказал Гастон. — Мои люди не слепы, чтобы не заметить некоторые ее привлекательные… особенности. Меня это не трогает. Она может быть моей женой, но оставаться для меня пустым местом. — Хотя Гастон и пытался говорить непринужденно, на душе у него было неспокойно. Пожалуй, он слишком много выпил. Никакая это не ревность.
Ройс кивнул, все же ощущая неловкость. Он подошел к очагу и подбросил туда дров.
— Если она не могла оказаться здесь прошлой ночью, — продолжал размышлять он, — значит, она уже находилась в замке, когда мы начали праздновать Новый год. Скорее всего изменила свою внешность и вошла с кем-нибудь из гостей, а потом спряталась и дожидалась, пока вы не отправитесь спать.
— Возможно, — согласился Гастон, хотя он плохо верил в это. Когда в замке находится сам король, стража не пропустит через ворота ни одного незнакомца. Всех гостей и их слуг проверяли при входе. А такая высокая и привлекательная особа никак не осталась бы незамеченной.
Но это было единственное рациональное объяснение.
— Отсутствие следов лишь подтверждает то, о чем я говорил раньше. — Гастон потер глаза рукой. — Она опытна, коварна и не заслуживает доверия.
— Да, милорд. Мы не спустим с нее глаз. — Ройс прислонился к каменной стенке очага и скрестил руки на груди. Его губы медленно растянулись в улыбку. — Даже когда она будет скрести полы.
— Ты уже знаешь? — ухмыльнулся Гастон.
— Да. Услышал об этом, как только вернулся, — стража у ворот судачила по этому поводу. Я даже расстроился, что пропустил такую сцену. Мне сказали, она тут же приступила к обязанностям служанки.
— Ты шутишь? — не поверил Гастон.
— Ничуть. Она собрала со стола столько тарелок, сколько могла унести, и попросила этого юнца Этьена проводить ее на кухню, где бы она могла их помыть.
— Уж не решила ли она помыть тарелки? — с натугой рассмеялся Гастон. Он не ожидал от женщины такой силы духа.
— Бедняга Этьен не знал, то ли послушаться новую госпожу, то ли указать ей на ошибку, — пожал плечами Ройс. — Вряд ли стоило приставлять к ней юношу.
— Ерунда! Он не отойдет от нее ни на шаг.
— Это так, — кивнул Ройс, — но, боюсь, при виде красивого личика мальчишка потеряет рассудок.
— Он должен научиться быть мужчиной, подчинять свои поступки разуму, а не глупой страсти. Мое задание послужит ему хорошим уроком, как обращаться с женщиной, не важно, красавица она или урод. Не думаю, что она надолго сохранит свою привлекательность после ежедневной уборки, мытья посуды, пилки дров, стирки…
— Милорд, вы можете заставить миледи чистить конюшню, но и с соломой в волосах, и распространяя вокруг запах лошадиного пота, она сохранит достаточно привлекательности, чтобы свалить мужчину одним взглядом. — Улыбка Ройса стала еще шире, и он быстро добавил: — Простите мою смелость, милорд, но вы сами сказали, что вас это не трогает.
Увы, Гастона задело упоминание Ройса о красоте Кристиане. Чтобы скрыть свое раздражение, он засмеялся:
— Смотри, Сен-Мишель, как бы ты не зашел слишком далеко.
— Не сомневайтесь, милорд. — Молодой человек опустил глаза долу, но вид у него был отнюдь не раскаивающийся. Затем он опять рассмеялся.
Комната сотрясалась от раскатов смеха, которым собеседники заглушали беспокойство от нерешенных вопросов. Когда смех стих, они несколько минут провели в молчании. Ройс подошел к столу и разлил остатки эля по кубкам.
— Милорд, я хочу предложить тост.
— За красоту новобрачной? — сухо спросил Гастон.
— Нет, милорд, — ответил Ройс, поднимая свой кубок. Его лицо стало серьезным. — За ваше наследство. Заключив сегодня брак, вы стали законным обладателем всего, за что мы боролись с Турелем. Вам снова принадлежат замки вашего отца и вашего брата. — Он еще выше поднял кубок. — Я пью за вас и за них, да упокоит Бог их души. Вы трое — самые благородные люди из всех, кого я знал в своей жизни!
Гастона тронула неожиданная патетика слов Ройса. Таков он всегда — только что ерничал, а через мгновение стал совершенно серьезен.
Никогда в жизни Гастон не мог применить к себе эпитет «благородный». И никогда он не считал себя равным отцу и брату. По правде говоря, последнее время он вообще старался о них не думать, поглощенный делами по возвращению их замков, их земель, их наследства…
И вот ему это удалось. Но отца и брата не вернешь. Что же у него остается? Полуразрушенные замки и невестка, которая даже не желает с ним разговаривать.
Он много приобрел… и потерял еще больше.
Гастон подавил охватившую его печаль и поднял кубок:
— За моего отца, сэра Сорена, и за моего брата, сэра Жерара!
Они со звоном сдвинули кубки и выпили до дна.
— Именем всех святых, — сказал Гастон, поставив кубок и вытерев рот тыльной стороной ладони, — клянусь, что заставлю Туреля заплатить полной мерой за их гибель! Нет, — он поднял руку, — тебе не в чем винить себя, Ройс.
Ройс проглотил готовые уже сорваться с языка слова, но Гастон знал, о чем тот подумал. Капитан обнаружил его родных лежащими в поле всего в нескольких ярдах друг от друга. Их лица были спокойны, как будто они спали, а в груди обоих зияло по ране. Когда не нашлось свидетелей их гибели, Турель и его люди поспешили объявить виновником Ройса — он первым нашел тела и, кроме того, не был благородного происхождения.
Ройс, как ни старался, не смог смолчать:
— На мне лежит вина, милорд. Они предупредили меня, что поскачут вдвоем. Я должен был заподозрить ловушку. Весь тот день Турель вел себя как-то странно. Я должен был предвидеть…
— Я знаю, кто убил их, и заставлю его ответить за содеянное. — Гастон смотрел, как на дне кубка блестит на серебре металла золотая капля эля. — И моя жена мне в этом поможет.
— Поможет вам, милорд? — Ройс выглядел по-настоящему обескураженным.
— Она быстро опомнится. Ручаюсь, не пройдет и недели, как она будет готова говорить правду и свидетельствовать против своего господина.
— Но как вы добьетесь этого, милорд, всего за семь дней?
— Сен-Мишель, миледи думает, будто узнала, каким жестоким я могу быть. На самом деле ей лишь предстоит это узнать. — На губах Гастона появилась зловещая улыбка. — Долго ждать не придется. Уже завтра утром ей воздастся полной мерой.