Навсегда с ним

Потом Селина закрыла глаза.
Украдкой наблюдая за ней, Гастон чувствовал, что страсть уступает место нежности. Какая же она милая, беззащитная! Щекой она прижалась к его плечу, и вся ее поза выражала… невинность.
Неужели она и в самом деле невинна, как пытается убедить его? Девочка, по несчастью, оказавшаяся в самом центре битвы?
Неужели он ошибался с самого начала?
— Гастон, вы не думаете, что опасно разводить здесь костер? — прошептала она в полусне. — Ведь здесь полно волков и даже медведей. Вы сильно рисковали, когда в одиночку отправились следом за мной…
— В вашем голосе я слышу заботу обо мне! — удивленно воскликнул он.
Девушка открыла глаза, и Гастон ожидал, что она опровергнет его слова. Но этого не произошло.
— Все же вы напрасно…
— А вы… одна пустились в путешествие по лесу, — произнес он внезапно охрипшим голосом. — Без оружия, совершенно беззащитная перед волками… и другими хищниками.
— Меня бы волки не тронули, — сказала она, будто не поняла смысла его слов. — А вот за вас я боюсь. Кстати, как вы отыскали меня?
— Когда я подошел утром к вашей комнате, то увидел, что Ройс спит. Я разбудил его, и он объяснил, что произошло. Для меня не составило труда обнаружить ваши следы на опушке.
— Вы пришли утром ко мне? — Она приподняла голову с его плеча и пристально посмотрела ему в глаза. — Но почему? Вы же поклялись, что больше не подойдете ко мне.
Гастон мысленно обругал себя за излишнюю болтливость. Как же легко она пробивает его защитную броню! Он хотел увидеть ее, хотя бы на мгновение. Он считал, что лучше это сделать, пока она спит.
Но как объяснить ей, когда он сам себе не может этого объяснить?
— Я решил проверить, как Ройс несет вахту, — соврал он. — Оказалось, что я не могу доверять моим самым надежным людям. Один я знаю, насколько вы вероломны.
— Но я не вероломна! — возмутилась Селина. — И мне безумно надоело…
— Не начинайте все сначала. Я и так зол, потому что своим исчезновением вы вынудили меня поменять планы.
— Какие планы? — с издевкой спросила она. — Перепихнуться в углу с белокурой служанкой?
— Что это значит? — удивленно подняв бровь, спросил он.
— Ну… то, чем вы на днях занимались с девицей в таверне.
Такая ревность прозвучала в этих словах, что Гастон едва удержался от смеха. Он тогда намеревался потренировать своих ловчих соколов, но пусть она верит в то, что сама выдумала.
— Я собирался в этот день обиходить нескольких женщин, — улыбнулся он, постаравшись придать лицу сладострастное выражение.
В общем-то он говорил почти правду — среди его лучших соколов были и самки.
— Нескольких?! — Она в ужасе заморгала и попыталась слезть с его колен — дело непростое для женщины, запеленатой в тяжелый плащ. — Пустите меня! Вы чудовище! Дикость какая!
— Признаюсь, я грешник до мозга костей. — Он еще сильнее сжал девушку в объятиях. — Не вертитесь, Кристиана.
— Меня зовут Селина. Я не хочу находиться рядом с…
Вдруг она обеими ягодицами уселась на его затвердевшее мужское естество. Она замерла, лицо стало пунцовым, а голос сорвался до писка:
— Я же говорила, что это была неудачная мысль!
— Не волнуйтесь, женушка. Я не воспользуюсь случаем, чтобы взять вас силой, — угрюмо пробормотал Гастон.
— Вы же собирались провести время совсем с другой, нет, с другими женщинами!
— Обычное дело, дорогая. С любым мужчиной, у которого на коленях лежит женщина, случилось бы то же самое.
— Неужели? — Она прекратила борьбу, поняв, что он все равно ее не выпустит и не даст во второй раз сбежать в лес. — Значит, вам все равно, с той ли женщиной, с этой ли? Мы все одинаковы для вас? Вы просто самец, возбуждающийся при одном виде особи женского пола!
— Ну, вас я не только вижу, но и ощущаю. — До Гастона не дошел истинный смысл ее слов. — И кроме того, я вполне могу владеть собой, так что вам ничто не угрожает, Кристиана.
— Селина! — сердито поправила она. — И я не хочу, чтобы меня снова обвинили в попытке соблазнить вас.
— Вас не в чем обвинять. Это просто физическая реакция, которая, если вы продолжите болтать, скоро совсем пройдет.
— Я не болтаю.
— Болтаете, и это самое неприятное, чего можно ждать от жены.
— То же можно сказать о неверности мужа. — Она оборвала себя на полуслове и прикусила губу.
— С чего это вас вдруг волнует мое поведение? — с иронией спросил Гастон. — Ведь вы утверждали, что вам на меня плевать.
— Так оно и есть, — быстро парировала Селина. — Меня… раздражает ваш образ мыслей. По-вашему, мужчинам дозволено делать все, что им хочется. Вы считаете, что мужчина во всем превосходит женщину?
— Разумеется, — честно сказал он. — А вы с этим не согласны?
— Нет, не согласна. Если вы сильнее, если можете делать набеги и захватывать чужую территорию, то этим жизнь не ограничивается. Женщины по крайней мере думают, прежде чем что-либо совершить, особенно перед… перед…
— Перед тем как заняться любовью? — ухмыляясь, закончил он за нее. — Вы хотите сказать, что женщины не испытывают страсть и желание, как мужчины?
— Во всяком случае, не так, как вы считаете. Может быть, девицы из таверн и готовы на все, но… но большинство женщин, прежде чем лечь с мужчиной в постель, должны полюбить его. Они не бросаются очертя голову на все, что движется.
— Моя наивная женушка, вы, видно, и вправду невинны, как все время пытаетесь доказать, если верите в детские сказки о любви.
— А вы, значит, не верите в любовь? — Селина посмотрела на мужчину с неподдельным изумлением.
— Это слово подходит для женщин, но не для воинов, — спокойно ответил Гастон. — Эту вашу любовь нельзя завоевать мечом, нельзя потрогать руками, ею нельзя обладать. Это нечто эфемерное — не земля, не стены, с помощью которых можно построить будущее. Мой брат думал, что любовь реальна, и погиб.
Не успели слова сорваться с уст, как он пожалел о сказанном.
— Ваш брат полюбил и умер из-за любимой? — В тоне Селины слышались понимание и сочувствие.
— Из-за женщины он стал слабым, — с горечью произнес Гастон. — Я подобной ошибки не совершу никогда.
Селина ухватилась за тему, чем вызвала его раздражение:
— Но вы разве никогда никого не любили? Ну хоть кого-нибудь? Мать, отца, брата?
— Моя мать умерла вскоре после моего рождения. Отца и брата я уважал — они были людьми чести и умелыми воинами.
— Значит, вы… росли без любви? — В темно-серых глазах мелькнула грусть. — И не знали никого, кто любил бы по-настоящему.
Гастон до боли сжал губы. Он подумал о Жераре и Аврил, которые заплатили слишком высокую цену за то, что они называли любовью. И еще он вспомнил о своем друге, сэре Конноре, и его жене леди Лорен. Они были женаты пять лет и имели сына и дочь. В своих письмах они тоже часто упоминали слово «любовь».
Наверное, это особая форма страсти между двумя людьми, которую может себе позволить такой благородный рыцарь, как сэр Коннор, и которая другого человека делает слабым.
— Любовь — это просто слово, с помощью которого мужчины завлекают в постель доверчивых девушек, — объяснил свою точку зрения Гастон, и в его голосе зазвучал металл. — Я в отношениях с женщинами предпочитаю быть честным. Я не пользуюсь такими уловками, да и не имею в этом нужды. Единственно реальным остается наслаждение. И я вполне удовлетворен этим.
Ее глаза, только что ярко сверкавшие, наполнились такой глубокой болью, что он не мог выдержать ее взгляда. Хуже всего, что это была боль не за себя, а за него. Она не спорила, а лишь молча покачала головой.
— Оставьте вашу жалость при себе, — с нарочитой небрежностью бросил он. — Чего я никогда не попрошу от женщины, так это любви. Этим пользуются некоторые жены, которые хотят привязать мужей к домашнему очагу, а меня такие цепи будут стеснять.
— Но это не…
— Мне надоело об этом говорить!
— Но любовь — это не цепи! Она не сковывает, а, напротив, освобождает. Ради нее только и стоит жить! — убеждала она с истовостью верующего человека.