Байкеры
Байка у него никогда не было. Он их опасался.
«Странно, — подумал Кей. — Женщины опасней».
Барон продолжал:
— Всякой прочности есть предел, а занавески у нас были так себе. Короче, вылетел он за окно, что-то проорав на прощание. Я не прислушивался, потому что смотрел на его сейф. В дверце торчали ключи. Бабки я забрал и уже через пятнадцать минут был пьян в стельку.
Он задумался на секунду и закончил:
— И вот какая мне мысль приходит в голову последнее время: а если бы босс был буддистом? Тогда, наверное, мне пришлось бы дырявить башкой асфальт…
В тот день, пропивая добычу, Барон из окна ресторана узрел байк Вторника и моментально протрезвел. Как-то он сумел остановить и уговорить Вторника. Тот отвез его в магазин и помог купить новый Харлей, на что ушли все прихваченные Бароном доллары. А доводили новый Харлей до ума сами братья Освальды.
В данный момент братья Освальды (Освальд-старший и Освальд-младший) занимались обычным делом — перемазавшись в масле, разбирали удивительно корявую, неприятную на вид металлическую штуковину, пристроив ее прямо на столе, среди чипсов, сосисок и пива.
Братья Освальды появились в Городе, оставив в Казахстане дымящиеся угольки на месте своего немецкого поселения. Их соседям не нравилось, что немцы живут лучше, поэтому азиаты попробовали уравнять их в имуществе. Немцы отразили все атаки, истребив несметное количество нападавших, сожгли родные дома и рассеялись по свету, прихватив накопленное за долгие годы. Братьев настойчиво разыскивала полиция нескольких стран.
Освальды родились механиками, механиками и помрут. Железо их интересует больше, чем люди. Трибунал — исключение. Трибунал для них больше, чем вожак. Когда братья открыли в Городе небольшой автосервис, только вожак Стаи защитил и поддержал их.
Внешне братцы похожи, как два байка с конвейера. Различают парочку по банданам: у старшего — черная с белыми звездами, у младшего — белая с черными. Зато их байки — поэма художественно изогнутого железа. Особые Харлеи. Пара монстров, собранных собственными руками из отдельных кусков. Модель названия не имеет, но обладает всеми первичными, вторичными и прочими признаками настоящего Харлея: фирменно дрожит на холостых рама сварена из трех десятков отдельных кусков, выброшенное переднее крыло, рога-обезьяна (когда седок смахивает на орангутанга, растопырившего лапы для любовных ласк) длинные, как фагот, выхлопные трубы бензобак размером со страусовое яйцо, высоченное переднее колесо, сквозь которое, если хватит терпения выдрать все сто двадцать сверкающих непорочно-чистым хромом спиц, запросто пролезет победитель конкурса на самый большой пивной живот выпирающие из двигла старомодные штанги, как пара «факов», отпущенных обалдевшим от импортного гашиша калифорнийским байкером-старпером в адрес всех новейших изобретений в области двигателестроения.
Толпа на Смотровой редела. Единая масса рассыпалась на черно-кожаный архипелаг. Тройка байкеров со скоростью нарезала между аллеями, то пропадая в темноте, то внезапно выныривая перед причаливающими к Смотровой автомобилями.
Толпа изменилась за последние годы. Байкеры повзрослели. Те, про кого принято говорить «дедушка», уже не редкость. В толпе мелькают седеющие макушки.
Но вот что странно: хотя бы раз за вечер каждый дядька-байкер обязательно подплывет к гранитному ограждению. Его настойчиво влечет взглянуть на грустно мерцающий Город, считающий себя великим, с холма, называемого горой. Взгляд байкера не выражает никакой мысли, да, собственно, думать и нет желания. Есть странное чувство, в котором он сам не разберется: то ли он достиг чего хотел и сейчас ищет чего-то большего, то ли потерял главное в жизни и теперь пытается высмотреть «это» за горизонтом.
Наверное, поэтому на Смотровой прибавляется количество мест, где крепкими напитками взбадривают восприятие. Добравшись до Смотровой, вперив взгляд в пространство и ничего «там» не обнаружив, человек тянется к искусственному стимулятору зрения и мысли. Приняв напиток, байкер забывает о панораме и о Городе вообще, переключаясь на беседы о контргайках, грудастых телках и регулировке теплового зазора в механизме газораспределения.
— Ты кого-то ждешь? — подал голос Морг. Нехотя отведя взгляд от панорамы ночного Города, Кей ответил:
— Нет. Мне некого ждать. Все уже здесь. Морг не унимался:
— Ты последнее время странный. Не заболел?
Смотри, сейчас по Городу эпидемия бродит, ловит таких вот, как ты, задумчивых. Сколько уже попали ко мне! Вот и вчера, снова «интеллигент» пошел, один за другим. Пятнадцать единиц, двадцать девять синих пяток…
— Двадцать девять?
— Один инвалид.
Ему видней. Он в морге работает. Патологоанатом. Наблюдает людей изнутри. И в состоянии докопаться до самой сути, отыскав любую мелочь в сложном человеческом организме. Он любит свою работу.
В Стае не принято проявлять чрезмерный интерес друг к другу. Желающих интересоваться трудовыми буднями Морга не находится вообще. Тот не в обиде.
«Сила Стаи — в разуме каждого. Каждому — свое».
Так говорит Трибунал.
— Послушай, Морг, а ты когда первый раз сел на байк?
Закурив, Морг откинулся на спинку стула, вытянув под столом длиннющие ноги. Он курил, задумчиво теребя пальцами толстую серебряную серьгу в ухе. При этом его бородка вытягивалась, усы топорщились, и он походил на подгулявшего мексиканского бандита из древнего вестерна.
— Тому уже лет тридцать стукнуло. — Морг улыбался собственным мыслям. — Есть такая категория населения — «взрослые мальчики во дворе». Когда мне было лет шесть, пацаны посадили меня на велосипед с моторчиком и подтолкнули. Проехал я метра три и свалился, приложившись головой о бордюр. Если бы бордюра не было, я бы приземлился на траву. А так — двинулся башкой о камень. С тех пор вот и катаюсь. Старушка-мама полагает, что это — результат травмы. А ты просто так спросил?
— Считай, что просто так. Думаю, как быстро время летит.
— Меньше думай о времени. Глядишь — и оно о тебе забудет.
— До конца сезона помирать не собираюсь, — отреагировал Кей немедленно. — А ты, вообще, думал, как, собственно, происходит процесс подсаживания на байк? У каждого ведь по-своему. Байкер неповторим. Даже пеший в толпе, он бросается в глаза.