Грехи святого (ЛП)
Он облизнул губы и снова засунул руки в карманы брюк, его плечи слегка подались вперед, ему не хватало уверенности, которой он всегда обладал.
— До встречи с моим отцом. — Его глаза нашли мои. — Я знал об этом еще до того, как ты сбежала от меня.
— О, Боже. — Я задыхалась и прижимала ладонь ко рту, подавляя рыдания, которые, как я знала, должны были прорваться сквозь меня.
— Мила, — бросился он ко мне, — то, что я узнал о пяти процентах, ничего для меня не изменило.
— Как ты можешь так говорить?
— Это правда. — Его руки лежали на моих плечах и руках, как будто он хотел прикоснуться ко мне, но не был уверен, где и как… и хочу ли я этого. — Это не входило в мои планы.
— Ты хочешь сказать, что это никогда не приходило тебе в голову, что ты ни на секунду не задумывался об этом?
Он выругался под нос и опустил взгляд в пол, на его лице была написана правда.
— Господи! — Воскликнула я и уперлась руками ему в грудь, отталкивая его назад. — Ты сукин сын! — Я ударила кулаком по его плечу. — Как ты мог? — Я продолжала бить его, ярость сочилась из меня, так как я больше не могла сдерживать боль. — Как ты мог?
— Мила, я не…
Громкий треск прорезал воздух, когда я ударила ладонью по его щеке. Ожог на руке не шел ни в какое сравнение с болью, которую я чувствовала внутри.
— Хватит. Лгать.
В этот момент я не чувствовала ничего, кроме презрения и пренебрежения, его ложь и обман превратились в яд, который медленно душил меня.
Он прикоснулся к своей щеке, на которой остался отпечаток моей руки.
— Да, я знал об акциях. Да, я думал о том, что будет означать, если ты родишь моего ребенка. — Его глаза по-прежнему были прикованы к моим. — Но, клянусь Богом, эта беременность, эта жизнь, растущая внутри тебя, случилась не из-за каких-то тайных замыслов. — Он потянулся и схватил меня за руки, а я попыталась сопротивляться, попыталась вырваться, но он лишь крепче сжал меня, притянув к себе, так близко, что я почувствовала его дыхание, ласкающее мою кожу. — Какого черта ты думаешь, я там пытался напиться до беспамятства? Пытался забыть образ нашего ребенка, пытался забыть, как сильно я тебя, блядь, люблю. Мила? — Он отчаянно тряс меня за руки, и я закрыла глаза, всхлипывая. — Я люблю тебя так чертовски сильно, и знаю, что чем дольше я буду с тобой, тем больше шансов, что это, блядь, уничтожит меня.
— И что? — Я попыталась вырваться из его объятий, но не смогла. — Любить меня — это безрассудство?
— Да, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. — Да, любить тебя, это самое безрассудное, что я когда-либо делал. Но я просто… не могу. Остановиться. Я не могу перестать влюбляться в тебя все глубже и глубже. Ты стала моей слабостью, Мила. Но этот ребенок, — он отпустил мою руку и положил ладонь мне на живот, — этот ребенок — моя ахиллесова пята. Все мое гребаное существование изменилось, как только я услышал сердцебиение, и все плохое, что я сделал, вся боль, которую я причинил, обрушилась на меня, как гигантский кластер ошибок. — Он наклонился, чтобы смотреть мне в глаза, не поворачивая шеи. — Я никогда не прощу себе, если с тобой или нашим ребенком что-то случится из-за того, что я сделал в своем прошлом. Неужели ты не понимаешь? Я не заслуживаю тебя. Я не заслуживаю этого. — Его пальцы коснулись моего живота. — Я не заслуживаю того, чтобы быть таким счастливым, как сейчас, когда я с тобой.
Я тяжело сглотнула и вытерла слезы, которые все еще текли по моему лицу.
— Твоя первая задача как родителя, Святой, — перестать думать о том, чего ты заслуживаешь или не заслуживаешь, и начать думать о том, чего заслуживает твой ребенок. А этот ребенок заслуживает того, чтобы оба родителя любили его. — Я потрогала свой живот. — Ты понимаешь это? Ты понимаешь? Наш ребенок заслуживает того, чтобы у него было больше, чем у нас.
Сэйнт отстранился и отпустил мою руку.
— Я знаю.
Я напряглась, отчаянно пытаясь взять свои эмоции под контроль. Важность жизни, растущей внутри меня, намного перевешивала боль, которую причиняли ложь и обман Святого. Я просто должна была постоянно напоминать себе об этом.
Я откинула волосы назад, пытаясь сделать глубокий вдох, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце и заглушить боль, затаившуюся внутри меня.
— Знаешь что? С самого первого дня знакомства я боялась тебя. Боялась, что ты причинишь мне боль. Сначала физически, а когда я влюбилась в тебя, я боялась, что ты причинишь мне боль, разбив мое сердце. Но с этим покончено. Я перестала бояться. Потому что в конце концов ты причинишь мне боль. Ты разобьешь мне сердце и погубишь меня для всех остальных мужчин на свете. Но никакие переживания и страхи этого не изменят. — Я отступила назад, нуждаясь в некотором расстоянии. — Это лишь вопрос времени, когда ты вырвешь мое сердце из груди и разрежешь мою душу на две части. А до тех пор я отказываюсь погрязнуть в тысяче вариантов "что-если", которые мучают меня ежедневно, и больше не буду пытаться раскрыть твои секреты в надежде, что это сблизит нас. Так что пока, — я не сводила с него взгляда и чувствовала, как сердце разрывается в груди, — даже после всего, что ты сделал… пока я все еще выбираю тебя. Неважно, как сильно ты стараешься не подпускать меня к себе, или как решительно ты пытаешься держать оборону вокруг меня… я выбираю… тебя. — Я прижала ладонь к животу. — Пока не наступит день, когда я выберу нашего ребенка, а не тебя.
Слезы навернулись на глаза, но я отказалась снова плакать перед ним. Поездка на американских горках.
Повороты и повороты.
Восторг и душевная боль.
Радость и неуверенность.
Все это разрушало мою душу. Я повернулась к нему спиной и сдержала слезы.
— Я устала. Увидимся утром.
Это был мой тонкий способ сказать ему, что я хочу побыть одна и не делить с ним постель, не то, чтобы у меня были причины думать, что он мог этого ожидать.
— Спокойной ночи, Святой.
Когда за мной закрылась дверь, мне пришлось собрать всю свою смелость, чтобы не проронить ни единой слезинки. Принять душ и лечь в пустую постель с сердцем, которое я знала, что рано или поздно разобьется из-за мужчины, которого я люблю. Это был лишь вопрос времени, когда моя любовь к нему уничтожит меня. В конце концов, он был токсичен для меня с тех пор, как ворвался в мою жизнь. Наркотик. Яд. И все же я не могла остановить себя, чтобы не влюбиться в него, не захотеть большего. Бороться с этим было бесполезно. Бесполезно отрицать, что он забрал у меня все… включая мое сердце, то, что он никогда не вернет… и то, что я никогда не попрошу его вернуть.
8
СВЯТОЙ
Я не ожидал, что Мила останется, если будет знать, что у нее есть свобода. Даже после того, как мы признались друг другу в любви, я был уверен, что она сбежит с корабля при первой же возможности. Мила была похожа на меня, животное с такой силой, которая никогда не была создана для неволи. Мы процветали на свободе. Никаких цепей. Никаких барьеров и границ. Такие люди, как мы, не были созданы для того, чтобы их приручали. Но, возможно, именно поэтому нас так тянуло друг к другу. К черту мотылька и к черту пламя. Мы были ветром и дождем, стихией бури, которая сходилась и крушила все на своем пути.
Она была моим раем, а я — ее адом. Я был дьяволом, который подрезал ей крылья, чтобы она не смогла сбежать. Теперь, похоже, она больше не хотела этого. И я, как отчаянный дурак, использовал тот самый секрет, который решил скрыть от нее, как оружие, чтобы она убежала от меня. Забрала нашего ребенка и убежала от меня как можно дальше. Я был слишком токсичен. Моя тьма слишком сильна. В итоге я только навредил бы им обоим. Это был мой единственный самоотверженный поступок, чтобы защитить их от меня. От моего отца. И от прошлого, которое всегда будет держать меня в заложниках. Но вместо этого я лишь причинил ей боль. Я видел это в ее глазах, видел, как мой рассказ и очевидный обман разбили ее сердце на две части. Мой секрет испортил эту прекрасную вещь, которая возникла из всего того уродства, что окружало нас. Он испортил чудо создания новой жизни. И все же… Мила не убежала.