На дальних рубежах
— Ладно, пойдем, Андрей. Я не только с тобой прощаться пришел, поприсутствуешь. Потом еще словами перекинемся.
Данила пошел впереди, а Андрей с курянином за ним следом. За поворотом, в распадочке, укрытый со всех сторон елками, горел костер, освещая пространство сажени в три в окружности, а над костром на палке висел котелок с варевом. Вокруг костра сидели еще пятеро, и длинный куль лежал чуть в сторонке. В сидевших Андрей признал двух арестованных с Данилом и осужденных на каторгу землекопов, один незнакомец, а двое были его напарники по работе. Куль зашевелился и замычал и Андрей узнал в нем связанного Кирилловича с заткнутым грязной тряпкой ртом.
— Гостинцами у Кирилловича разжились, — сказал Данила, — сейчас поужинаем и спасибо скажем.
Кириллович, десятником, жил в домике; вот они, видимо, ночью его и выкрали, и харч прихватили на дорогу.
Варево поспело, похлебали они из котелка ложками в очередь жидкой каши, салом заправленной, а потом Данила за Кирилловича принялся.
— Иуда ты, Влас. По твоему предательству из нас трехсот без малого, тогда арестованных, чуть больше сотни в живых осталось. И воздастся тебе должное. По наставлению, жандармским генералом Оржевским подписанным.
И Данила принялся на память цитировать:
— «Наставление о заготовке и употреблении розог, коими должны быть наказываемы преступники на основании судебных приговоров». А приговор тебе наш, Влас, таков будет — по десять розог каждый, а как ты тоже здесь присутствовать будешь, то я за тебя твою порцию тебе же и выдам. Но слушай дальше жандармское наставление: «Розги для наказания преступников должны состоять из тонких березовых прутьев длиною в один с четвертью аршина и числом от десяти до пятнадцати, так, чтобы общий объем их в нижнем конце после соединения в пучок имел один и три четверти вершка». Прутья мы уже нарезали точно по его превосходительства генерала Оржевского рекомендациям.
— «Прутья сии должны быть перевязаны в трех местах тонкой бечевкой так, чтобы расстояние от конца нижнего до последней верхней перевязи составляло шесть вершков». Сидевшие у костра люди разбирали ворох березовых прутьев и следовали наставлениям генерала.
— «Тонкие отростки прутьев, идущие к верхнему концу пучка от третьей бечевки, не срезываются, а оставляются в натуральном виде, но без листьев». — Но листьев покуда и нет, в марте-то.
— «После десяти ударов розги признаются негодными к дальнейшему употреблению и должны быть заменены другими».
— Что мы и сделаем.
— «Розги надлежит иметь не из свежих, только что срезанных прутьев, а из прутьев несколько уже лежалых, но отнюдь не сухих; на сей конец заготовляемые одновременно прутья стараться хранить в сыром месте, дабы они имели надлежащую тягость и гибкость».
— Ты уж, Влас, извини, тут мы нарушили наставление, свежими розгами драть будем. А еще Оржевский указывал, что там, где нет березовых прутьев, выписывать оные из других мест. Но это к нам не относится. Приступим же.
Привязали Кирилловича к валявшемуся толстому бревну, заголили спину и задницу, и начали. Драли не спеша, истово, старательно, каждый приговаривал свое, наболевшее.
А Данила приговаривал:
— Это тебе за Гаврилу длинноносого, это за Михая Сиволапа, это за Петра беспалого…
Закончив свои десять оглянулся жалобно, словно прося взаймы у товарищей, но Данила был предпоследним, до Андрея, так в кружке у костра сидели. Андрей же весь вспотел, дрожал, его едва не вырвало.
— Слабак ты, Андрей, — с укоризною сказал Данила, — пора уже и мужиком стать.
Попытался Андрей на ватных ногах подняться, но не сумел, они не слушались.
— Ладно, — махнул рукой Данила, — я твоими воспользуюсь. Да и Кириллович мне свои уступил. Правда, Влас?
Он ткнул его в бок ногой, но Кириллович уже не шевелился.
— Ничего, потерпи чуток, последние двадцать осталось. — Закончив, Данила бросил прутья, но отвязывать Кирилловича не стал. — Пусть о нем Бог заботится.
Уходя, Данила сказал Андрею:
— Прощай, когда еще свидимся. Но запомни: долги отдавать надо обязательно; бей кулаком, а не пальцами; добреньким будешь — свинья сожрет, сильным будешь — никто с тобой не справится.
— Куда вы сейчас, Данила?
— Не знаю еще. Может, у староверов в работниках отсидимся года два-три, может, на золотые прииски подадимся, али еще куда…
Кирилловича нашли на другой день насмерть замерзшего.
ВИТТЕ. ВИЗИТЫ УХТОМСКОГО И БАДМАЕВА
После назначения его министром финансов 30 августа 1892 года, очень скоро, прямо через полмесяца, к нему в служебный кабинет неожиданно пожаловал князь Эспер Эсперович Ухтомский. Это был невысокий, еще молодой господин с живыми темными глазами и бородкой с усами буланже. Сергей Юльевич знал, что князь Ухтомский литератор, по поручению императора сопровождал в путешествии на восток Его Императорское Высочество наследника цесаревича Николая Александровича, и именно ему было поручено описать все путешествие.
Отвлекая от текущих дел, князь Ухтомский уютно устроился в кресле, принялся курить какую-то вонючую длинную папиросу, египетскую, уверял он, напустил кучу дыма, а потом приступил к делу. Выяснилось, что он желает издать за деньги казны в Лейпциге у Брокгауза описание путешествия в пяти томах и тиражом едва ли не в сто тысяч экземпляров. Сумма ему нужна была довольно значительная, но Сергей Юльевич, по понятным причинам, отказать не мог, хотя и решил, что расходы попросит завизировать императора.
Получив согласие, князь Ухтомский пустился в воспоминания о путешествии, думая, видимо, этим возместить казне немалый ущерб от своего визита. Он длинно рассказывал о поездке всей компании в Вену, потом Грецию, Египет, Аден, Индию… Он расписывал заморские красоты, а Сергей Юльевич, кивая и восхищаясь вместе с ним, просматривал служебные бумаги, делая в них необходимые пометы.
Потом князь принялся рассуждать о роли России в международных делах, особенно в Азии.
— Ведь посмотрите, крошечная Голландия захватила на самом экваторе благодатный, буквально райский остров Яву в тридцать миллионов человек населением, сама же при этом не обладая и половиной жителей. Великобритания — та сумела пустить корни на голом скалистом островке Гонконге и создать там поистине мировой торговый центр и военную базу, как и в Сингапуре. Но заметьте, ведь присосались-то они к самому краешку гигантского материка, цепляются за уступы на крутых обрывах… А вдруг как зашевелится многомиллионный материк, пробудится от азиатской спячки? Ведь тогда представителям европейской цивилизации не удержаться там, всенепременно рухнут они в пропасть. Возьмите-ка теперь Россию. Мы двести с лишним лет держались за свои пределы, не считая естественного присоединения Туркестана и Приамурья; невозмутимо, поистине с азиатской ленью наблюдая за кознями и политическими интригами западных европейцев, алчно устремляющихся в Индию, на Дальний Восток, в бассейн Тихого океана. Столкнувшись там с древнейшими цивилизациями, тысячелетними культурами, эти вооруженные современным оружием варвары сумели за весьма короткий срок бесчисленными и бессмысленными жестокостями обидеть и разгневать туземное население. Отсюда и многочисленные восстания, жесточайше подавляемые, например, сипаев, тридцать лет назад всколыхнувшие всю Индию. По многим приметам их гнев вновь растет и растет. И где им следует ожидать защиты и оплота?
Эспер Эсперович воззрился вопрошающе, опять вынул золотой портсигар и неторопливо застучал мундштуком папиросы по вензелю.
— Где же? — пришлось откликнуться Сергею Юльевичу, давно понявшему, что князь собирается втянуть его, как министра финансов, в какую-то авантюру. И, судя по началу разговора, довольно крупную. Прошлый год вышел неурожайным, в стране начался голод, но часть зерна все же вывезли за границу, и Сергею Юльевичу приходилось изрядно напрягать бюджет, так что о лишних деньгах и речи не могло быть. Хорошо, что его предшественник Вышеградский скопил порядочный монетный фонд. Но куда же гнет на этот раз князь Ухтомский? Сейчас Сергей Юльевич собрался было вплотную заняться железной дорогой через Сибирь, ускорить строительство. Не станет же он уговаривать строить дорогу еще и в Индию? Да ведь там же обосновались англичане! Этого нам не хватало — столкнуться с бриттами. Но все же не станем спешить с выводами — пусть выскажется.