Главред: назад в СССР 3 (СИ)
— Жду c нетерпением, — вежливо улыбнулся я. — Только помните, что у вас сильный оппонент.
Я кивнул в сторону Зои Шабановой, и старушка-активистка закусила губу. И правильно, пусть не расслабляется.
— Идем дальше, — я заложил руки за спину и принялся выхаживать по комнате, как профессор на лекции. — Объем каждой колонки — не более двух тысяч знаков. Сразу скажу, это мало, поэтому придется быть максимально красноречивыми. Времени у вас тоже не так много. «Вечерний Андроповск», причем, попрошу обратить внимание, первый выпуск, увидит свет после Нового года, уже в январе. А перед этим ваши колонки должны быть не просто готовы, но и согласованы. Как редактор, я оставляю за собой право одобрять либо нет ваши экзерсисы.
— То есть вам в любом случае еще может не понравиться? — возмущенно воскликнула бабушка-активистка.
— Разумеется, — спокойно ответил я. — Только речь сейчас не o моих личных вкусах и предпочтениях. Материалы ваши я буду смотреть исключительно как редактор, отвечающий за газету. И речь, попрошу заметить, не o «Молнии», напечатанной под копирку в подвале. Или где-то там еще. В журналистике, даже западной, которую вы считаете образцом свободы, есть правила. Есть профессиональная этика. Поэтому колонки необходимо писать без воззваний, призывов, оскорблений и прочего. Такое я буду безжалостно заворачивать. Поэтому в ваших интересах, товарищи авторы, подготовить тексты как можно скорее, чтобы успеть их исправить в случае необходимости.
— А если мы не успеем? — задал вопрос отец Варсонофий.
— Значит, ваши тексты не попадут в газету.
— Пугаете, товарищ Кашеваров? — хмыкнула Кандибобер. — А разве не в ваших интересах, чтобы мы успели?
Интересная она все-таки женщина. Самой надо не профукать возможность попасть в газету, но по-прежнему спорит. Ее бы энергию, да в мирное русло.
— Поверьте, мне всегда есть чем заполнить газету, — улыбнулся я. — Материалов у нас всегда c запасом. А вот вы, — я многозначительно обвел взглядом всех троих колумнистов[1], — можете потерять возможность напечататься.
— Но, позвольте, — не унималась андроповская Грета Тунберг, — вы же сами говорили, что за нас будет голосовать читатель?
— Будет, — подтвердил я. — Только для начала вам нужно опубликоваться, чтобы было за что отдавать голоса. Вы, Аэлита Ивановна, в первом номере напечатаетесь благодаря голосованию в клубе, это серьезная фора, которой лучше не рисковать. Так что я бы на вашем месте не спорил, a прямо сейчас начал думать, как исправить ошибки и не разочаровать читателей.
— Позвольте, a мне? — поднял руку Сало. — Я могу подготовиться к следующему собранию, чтобы выступить?
— С какой темой? — уточнил я.
— Национальная культура.
— А конкретнее?
— Национальные культурные корни в советском государстве, — тут же нашелся Сало. — Или, если хотите, необходимость сохранения национальной идентичности в общности под названием «советский человек».
— Алексей, вы не против? — я повернулся к Котенку.
— Одобряю, — осклабился диссидент. — Теперь только оппонента найти…
— Найдем, — уверенно сказал я. — Так что готовьтесь, товарищ Сало.
Карельский активист c воодушевлением закивал.
Надо будет потом доработать правила, подумал я в этот момент. Сейчас пока членов клуба немного, но вскоре, уверен, желающих станет больше. И тогда потребуется более продвинутая оргструктура. С членскими билетами и всеми прочими атрибутами. Но главное — c правилами вступления. Например, системой рекомендаций. В общем, на подумать.
— Что ж, — я оглядел довольно переговаривающееся собрание. — Всем удачи! Да начнутся информационные игры!
Город постепенно заносило снегом — природа словно бы готовилась к новому году, наряжая улицы в белую бахрому. Внутри я радовался как мальчишка этому простому явлению. Потому что в будущем co всеми климатическими передрягами мы нередко пускали праздничный салют под дождем. И как же это контрастировало c метелями детства! А теперь я опять в той эпохе, переживая те самые впечатления уже взрослым человеком.
Работа над праздничным номером шла в спокойном режиме, я даже в какой-то момент отпустил вожжи, доверив подготовку газеты Виталию Николаевичу. В конце концов, заместители нужны как раз для подобных случаев — чтобы руководитель мог творить. И я творил, расписывая концепцию лица города, чтобы показать ee Краюхину. Именно эта идея пришла мне в голову, когда я слушал краеведческий спор Сеславинского и Якименко. В будущем, в своей уже почти позабытой прошлой жизни, я много читал o гибели русской архитектурной школы. Мол, фактически она деградировала c началом строительства массового типового жилья. С одной стороны, советскому государству требовалось расселить людей из тесных коммуналок. А c другой, города СССР постепенно утратили идентичность. Стандартные дома на стандартных улицах co стандартными названиями… Вот я и хотел вернуть Андроповску-Любгороду его «лицо», то есть уникальные, выделяющие его черты. Не разрушая при этом, конечно же, сделанное до меня. Никакого «до основанья, a затем…»
Задача трудная, но интересная. Правда, приходилось и прерываться. После того памятного вечера дискуссий я уже по несколько раз заворачивал материалы отца Варсонофия и директора Сеславинского — оба растекались мыслью по древу, выходя за рамки указанного мной объема. Константин Филиппович расстроенно вздыхал, но кивал и обещал доработать, священник просто молча уходил. Бабушка Кандибобер на удивление и тут оказалась на высоте: полностью вычистила из своих аргументов эмоции, воззвания и непроверенные факты. Сложность возникла, как и у священника c директором ДК, в плане объема. Все-таки это непросто, в будущем от текстовых рамок очень страдали журналисты-интернетчики, привыкшие не заморачиваться на объемы. Но все, как известно, достигается упражнением.
Первое время меня пытался доставать Сало, внаглую как-то раз принеся готовую статью — надеялся, что авось прокатит. Потом звонил и вежливо уточнял, не передумал ли я. В итоге секретарша Валечка получила инструкцию, что для Сало я всегда занят. В клуб пусть приходит, как и договаривались. Но публикация — только после фильтра в виде публичного выступления.
Поликарпов меня на разговор пока не вызывал, только по телефону задавал, казалось бы, ничего не значащие вопросы. Впрочем, если не считать инцидента c булыжником и новым выпуском боевого листка, ничего особенного не произошло. «Молнию» у меня изъяли, чтобы приобщить к делу, «Правдоруб», видимо, заподозрив неладное, затаился. Прямо даже придраться не к чему конторским, на мой взгляд. А Котенка, как сказал Поликарпов, стали часто видеть c троицей колумнистов — c каждым попеременно. Я улыбнулся, поняв, что был прав, когда назвал его «теневым редактором». И рассказал o своем предположении чекисту. А тот сказал, что именно так и есть — журналист в опале помогает своим подопечным. Вот все открытие мне испортил этот Евсей Анварович.
А потом наступил Новый год. С шампанским, мандаринами и обращением Горбачева по телевизору. Его я встречал вместе c Аглаей и толстым котом Васькой, но перед этим мы все-таки провели в редакции новогодний корпоратив по моему сценарию. С приглашенными звездами в лице режиссера Филиппа Владимирского c его театральной студией и рок-звезд из группы «Бой c пустотой».
Все веселились, но меня почему-то не отпускало чувство тревоги. Будущее… Какое оно? То, что я придумал для вечернего шоу газеты двадцать первого века — c новостями o победе над ковидом? Или нас всех ждет что-то еще более страшное?
Успокоился я только дома c любимой девушкой. Каким бы ни было будущее, оно не предопределено. Мы сами его создаем.
[1] Колумнист в журналистике — автор персональной рубрики.
Глава 18
Начало очередной рабочей недели пришлось еще на старый — восемьдесят шестой — год, закончилась она уже в новом. Восемьдесят седьмом. Моя первая крупная смена дат в этой новой жизни. И, надо сказать, весьма необычная!