Сабля, птица и девица (СИ)

— Слуги вокруг. Тревогу бы подняли. Но в соуклуке слуг уже не было. Там им делать нечего. Султан прошел, вымоется и сядет за столик кофе пить. Вот они его там и ждут. А в соуклуке спрятаться негде.
— А я как пройду?
— Ты за младшего банщика сойдешь. Слуги увидят, что из сыджаклыка, куда ушел султан, вышел человек, обернутый полотенцем. Что они подумают? Кто там может быть, кроме султана и банщика? Какой-нибудь новый банщик, или теллак, или помощник того или другого.
— Как я туда доберусь? Карту рисуй.
— Ты моим путем туда не доберешься никак. Я могу оглядываться и хоть за спиной у людей на цыпочках тихо проскакивать. Ты — нет. Ты, конечно, быстрый, ловкий и внимательный. Мог бы стать таким вором, каких свет не видывал. Только любому делу, даже к которому все способности есть, надо учиться, а ты красться по-тихому не учен. Поэтому надо искать другой ход, через который ходят слуги. И идти как слуги.
  
23. Глава. Там, куда не ступала нога христианина
 
Чтобы попасть в хаммам султана, надо попасть в покои султана. Чтобы попасть в покои султана, надо попасть в Третий Двор. Чтобы попасть в Третий Двор, надо попасть во Второй Двор.
Во Второй Двор пройти несложно. Там снуют слуги и посыльные, прямо как муравьи. Но на воротах Баб-ю Саадет стоят строгие янычары, которые кого попало не пускают. Особенно тех, кто из османского языка понимает только тюркские слова, или тех, кто на нем совсем не говорит.
Значит, второй вариант. Чтобы попасть в покои султана, надо попасть в гарем. Чтобы попасть в гарем, надо попасть во Второй Двор. В ворота Араба Капы кто только ни ходит. Там тоже янычары на входе, и надо хотя бы знать язык, чтобы соврать, что ты кладешь плитку внутри. И одетым быть как рабочий. И чтобы разговор и одежда соответствовали друг другу.
Вольф признался, что ходил во дворец ночью, крался по-воровски, слушал каждый шорох. И то чуть не заблудился.
Пока они сидели в первом дворе, притворившись просителями, мимо проехал сам султан Сулейман верхом на отменном арабском скакуне. Свита султана спешилась, отдала поводья прибежавшим коноводам и последовала за господином пешком.
— Смотри, какие красавцы, — сказал Ласка, имея в виду коней.
— Кони как кони, — пожал плечами Вольф, — Но красивые, да.
Коноводы увели всех коней на конюшню. Ласка прошел за ними до ворот. Конюшня тут находилась через стену от Второго двора.
— Как ты думаешь, есть ли из конюшни проход в покои султана? — задумчиво спросил Ласка.
— Там по пути гарем получается, — прикинул Вольф.
— То есть, султан к своим коням и обратно ходит через женскую половину? Ерунда какая-то.
— Так конюшни старые, а гарема здесь еще десять лет назад не было. Посмотри на кладку стен. Гарем был в другом месте, в отдельном дворце. Хюррем попросила султана построить ей домик в Серале, а он взял и построил сразу женскую половину там, где было свободное место, чтобы для каждой наложницы по домику не строить.
— Но не ходит же он на конюшню через женщин. Так можно и не дойти, если они там красивые.
— Ему, наверное, коней в Третий двор водят. Вот, смотри, ведут коня, на котором султан только что въехал.
— Нет, Вольф. У тебя вообще конюшня своя была?
— Что?
— Тебе не понять. Мы живем небогато, но даже у нас конюшня есть. Батин конь, братьев, мой, жеребята, трофеи с походов. Заходить к лошадкам в гости, они на тебя смотрят, фыркают. Ты их по мордам гладишь, морковку даешь, яблоко. У князя должно быть по коню на каждый случай. Один быстрый на охоту, другой крепкий и злой в бой, третий ходкий в поход. Еще княгине лошадку.
— А султан тут при чем?
— У него есть много хороших коней. И он наездник. Видел, как в седле сидит?
— Сидит и сидит, не падает. Я тоже неплохо сижу.
— Ты в седле сидишь, как собака на заборе. Султан сидит как татарин. Как и родился, чтобы в седле сидеть. И конь под ним ух какой, мне бы такого.
— Ты еще скажи, что не кони к султану ходят, а султан к коням.
— И скажу. Султан ходит к коням. Пусть не каждый день, но ходит. И не в обход через два двора, а по прямой. Он и раньше там ходил, пока на этом месте гарем не построил. Наверняка приказал свою галерею не портить.
 
— Ну смотри, я проверю.
Следующим утром Вольф пришел из Сераля довольный.
— Ты прав. От покоев султана ведет длинный коридор, из которого пахнет конским потом и навозом.
— Что, прямо несет?
— Ты не учуешь. Но есть такой. В конце его дверь, за ней точно кони. Ржут, фыркают.
— Давай я устроюсь на конюшню…
— Ты так просто во дворец устроишься?
— Я по-лошадиному говорю. И по-татарски. Оденусь как татарин и постучусь. Вряд ли там прямо все так лошадей понимают.
— Попробуй.
— Потом я несколько дней поработаю, чтобы ко мне привыкли, и ночью спрячусь в сене. Ты зайдешь своим ходом со стороны покоев султана, куда, говоришь, мне не зайти. Откроешь ту дверь.
— Это все надо делать ночью.
— Ночью. И день сидим где-нибудь, пока баню не растопят.
— Вот ты задачи задаешь. Где сидеть во дворце вдвоем половину дня, чтобы никто не заметил, пока сидим, чтобы никто не заметил, пока ты в хаммам идешь, и чтобы еще как-то выйти быстро, пока тревога не поднялась.
Прошла неделя, пошла следующая.
Ласка без труда устроился в конюшню пока что подсобным рабочим, пока что просто за еду. Умение говорить по-лошадиному передавалось среди потомственных воинов, а не конюхов. Во дворце служили пять таких, не считая самого султана. Из них только двое непосредственно на конюшне, и то в высоком начальстве. Среди татар, считалось, что знатоков больше. Но они все, опять же, из приличных родов. Перспектива понаехать в столицу, чтобы там выгребать навоз, никого бы из знатных татар не прельстила.
Лошади ржали над забавным русским акцентом, а конюхи над попытками переводить с лошадиного на османский через русский и татарский. Не выгнали сразу в шею, и то хорошо. Ласка занимался черной работой и надеялся что вот уже на днях сможет сойти за деталь пейзажа, чтобы никто не задумался, вышел он из конюшни под конец дня или не вышел.
Султан действительно посещал конюшню. Пара раз в неделю и в разное время, под настроение. Иногда выбирал коня и уезжал верхом. Чаще коней седлали конюхи и подавали к порогу на третий двор. Султан заходил через особую дверь, которую любой легко опознал бы, потому что у нее стоял на часах янычар из внутренней стражи. Впрочем, янычар обычно сидел на подушке и играл в нарды с кем-нибудь из старших конюхов.
Перед появлением султана в конюшню всегда прибегал слуга. Сразу же все низшие работники прибирались вокруг и убегали, захватив инструменты. Старшие же быстро накидывали чистые халаты и встречали султана, выстроившись в ряд и низко поклонившись.
Вольф каждую ночь уходил во дворец тем путем, который считал, что Ласка не осилит. В темноте дожидался, пока пройдет стражник, отсчитывал половину времени до следующего патруля, подбегал к стене, вставлял в приметное место между камнями клинышек и взлетал на стену по ранее забитым в щели коротким палочкам.
По словам Вольфа, по ту сторону находился Четвертый двор, где султан любил прогуливаться в тени деревьев и где не бегали толпы придворных и слуг. Днем там работали садовники, а по ночам там и вовсе не бывало никого, если только охранники с обходом. Оттуда Вольф как-то проникал сразу в покои султана, невзирая на запертые двери и охрану. В покои, конечно, сильно сказано. В опочивальню и прочие личные помещения он не смог и одним глазком заглянуть. Зато в коридорах прислуги уже чувствовал себя как дома.
Наступила среда.
Ласка спрятался в сене, и его не заметили. Конюшню закрыли снаружи. Дверь из глубин дворца заперли с той стороны на большой засов. На прямо огромный, судя по тому, с каким звуком он упал в петли. Янычар с внутреннего поста у султанского коридора ушел, а на внешнем посту у выхода из конюшни в Первый двор сменилась стража.