НЕ ВЕРЬ... НЕ БОЙСЯ... НЕ ПРОСИ...(СИ)

====== ГЛАВА 6 Изгнание из Гриффиндора ======
 Гарри очнулся от нестерпимой головной боли. Даже с травмой черепа он не испытывал таких страданий, как сейчас. Голова трещала так, будто по ней били молотами, как по наковальне. Поттер только попытался приоткрыть глаза, как сразу же приступ тошноты подкатил к горлу. Парень едва успел перевернуться на бок и свеситься с кровати, как его вырвало на пол.  — Поттер, наконец-то вы очнулись! — воскликнула мадам Помфри, стремительно приближаясь к своему пациенту и держа в руках небольшой тазик. Гарри попытался приподнять голову, чтобы поздороваться, но вновь подкатившая тошнота заставила его резко наклониться, и в следующий миг парня уже снова выворачивало наизнанку.  — Тергео! — мадам Помфри произнесла очищающее заклинание, убирая с пола рвотные массы. Гриффиндорец приподнялся и обессилено упал на подушки. — В следующий раз, пожалуйста, сюда, мистер Поттер, — сказала медсестра, поставив тазик на уже чистый пол.  — Я умираю, — прошептал Гарри, тяжело дыша.  — У вас похмельный синдром, молодой человек, от этого не умирают, — ответила колдомедик. — Сейчас я принесу вам зелье, снимающее последствия алкогольного опьянения, и вам станет значительно лучше. Несмотря на ужасную головную боль и непрекращающуюся тошноту, к Гарри постепенно стала возвращаться память, и события слизеринской вечеринки отозвались новым мощным приступом рвоты.  — Поттер, я же просила в тазик, а не на кровать! — воскликнула мадам Помфри, быстро подходя к своему пациенту с фужером в руках и вынимая волшебную палочку, чтобы снова применить очищающее заклинание. – Вот, пейте немедленно, это вам поможет.  — Мне уже ничего не поможет, — хрипло произнес Гарри.  — Пейте, молодой человек, это устранит все последствия, — медсестра поднесла кубок к дрожащим губам гриффиндорца и слегка наклонила его, принуждая парня начать пить лекарство.  — Как я здесь оказался, мэм? — возвращая фужер, спросил Поттер.  — Декан Слизерина нашел вас и принес сюда, — ответила колдомедик, наблюдая за реакцией своего пациента, к которому постепенно возвращалась память, а вместе с ней и осознание произошедшего.  — Снейп? — сдавленно прошептал Гарри. Мадам Помфри видела, как руки гриффиндорца слегка задрожали, глаза наполнились влагой, и парень, чтобы она не увидела его слез, уткнулся в подушку и беззвучно зарыдал.  — Я сейчас принесу вам успокаивающее зелье, мой мальчик, — произнесла школьная медсестра и незамедлительно отправилась в свой кабинет готовить необходимую настойку. Гарри было так плохо, что он даже не пытался сдерживать рыдание. Ему казалось, что душа рвется на куски от боли и отчаяния, охватившего его. Зря он думал, что сможет справиться с этим, потому что сильный. Он даже представить тогда не мог, как ему будет плохо. Весь ужас произошедшего наполнял и отравлял душу, словно ядовитое, кислотное пятно. В этот момент ему хотелось только одного — умереть, чтобы прекратились эти душевные мучения. Его не просто унизили перед всеми, его изнасиловали, сделали из него грязную шлюху. Пьяные слизеринские подонки оттрахали его на глазах девушек, сделав из него опущенное ничтожество, на которое теперь все будут плевать и презирать. И он осознанно пошел на это ради Джинни, но как же теперь, после всего, он сможет жить, в кого он теперь превратится? Он до конца своих дней будет ощущать сперму на своей коже, на лице, чувствовать ее вкус во рту. Он никогда не сможет стать полноценным мужчиной и получать удовольствие от нормального секса, потому что всякий раз будет вспоминать этот ужасный вечер, эту боль, которую испытал в первый раз, когда Малфой насиловал его. Он всю жизнь будет помнить это унижение, всегда будет чувствовать себя грязным и ущербным, и наверняка полученная этим вечером психологическая травма впоследствии станет серьезной проблемой в его дальнейших отношениях с девушками, если еще кто-нибудь из них захочет встречаться с презренным, опущенным педиком. Прошло больше часа, прежде чем Гарри перестал рыдать и обессилено замолчал.  — Поттер, выпейте, пожалуйста, — тихо произнесла мадам Помфри, подойдя к гриффиндорцу и протягивая ему фужер с очередным лекарством. Он отрешенно покачал головой, уставившись покрасневшими, заплаканными глазами в потолок, который сейчас виделся ему большим расплывчатым пятном.  — Директор хотел бы поговорить с тобой, Гарри. Я думаю, что тебе лучше выпить это, станет немного лучше.  — Дамблдор здесь? — переведя взгляд с потолка на мадам Помфри, охрипшим голосом спросил гриффиндорец.  — Уже давно, — ответила медсестра. — Но он не хотел беспокоить, тебе необходимо было поплакать. Запомни, мой мальчик, только самые сильные мужчины могут позволить себе слабость. А ты сильный, Гарри, и ты справишься со всем.  — Спасибо, мэм, — произнес Поттер, беря у колдомедика кубок с лекарством. Дамблдор выглядел серьезным и сосредоточенным, он не шутил, как обычно, глаза покраснели от усталости и напряжения. Старый волшебник присел на кровать и внимательно посмотрел в лицо своего подопечного, который сумел выдержать взгляд директора и не отвернулся.  — Как ты себя чувствуешь, мой мальчик? — поинтересовался глава Хогвартса.  — Плохо, сэр, — честно ответил парень. Дамблдор покачал головой, задумчиво глядя на гриффиндорца.  — Я пришел поговорить с тобой, Гарри. Я хочу, чтобы ты мне все рассказал сам.  — Я не могу, сэр, это слишком личное, — прошептал парень, наконец-то опустив взгляд, и чувствуя, как от стыда запылали щеки. — Да вы и так, наверное, уже все знаете. – Да, знаю. Профессор Снейп нашел тебя на рассвете в слизеринских подземельях в весьма неприглядном виде и принес сюда. Мадам Помфри осмотрела тебя. – Что?! — воскликнул Поттер, перебивая директора. — Она осматривала меня? Везде? — гриффиндорец почувствовал, как у него от стыда покраснели даже уши.  — Не надо стесняться, Гарри, — серьезно ответил Дамблдор, похлопав парня по слегка дрожащей руке. — Мадам Помфри колдомедик и нет ничего постыдного в том, что она провела осмотр, это было необходимо для выяснения всех обстоятельств. Но слова старого волшебника не успокоили Поттера, напротив, пережив чудовищное унижение, он был подвергнут постыдному осмотру посторонним человеком, а сейчас директор ждет от него рассказ обо всем, вынуждая вернуться к событиям ужасного вечера.  — Я не могу, сэр, — повторил гриффиндорец. — И не хочу об этом говорить, я предпочел бы обо всем забыть. Сэр, если это возможно, я хотел бы стереть эти воспоминания! — воскликнул гриффиндорец, с надеждой глядя на старого волшебника.  — Боюсь, Гарри, что забыть об этом тебе не позволят. Кое-какие подробности случившегося уже становятся известны не только преподавателям, но и учащимся. Полагаю, будет создана комиссия, которая займется расследованием этого инцидента. Ты ведь должен понимать, что это чрезвычайное происшествие, за тысячелетнюю историю Хогвартса ни один студент не подвергался в стенах школы насилию такого характера.  — Вы сказали — комиссия, сэр? — пораженно произнес парень. — Сюда приедут чиновники из Департамента Образования и устроят что-то вроде дисциплинарного разбирательства, как в прошлом году?  — Боюсь, что да, Гарри, — ответил старый волшебник.  — Но почему, сэр? — прошептал гриффиндорец, ошеломленный такой новостью.  — Мы должны выяснить истину, и ты обязан помочь в этом, мой мальчик. Если тебя изнасиловали…  — Меня не насиловали! — поспешно воскликнул Поттер, вновь густо покраснев.  — Ты хочешь сказать, что все произошло по добровольному согласию? — пристально глядя на своего подопечного, медленно произнес директор.  — Конечно нет, сэр, как вы могли такое подумать! — запальчиво заговорил гриффиндорец, смущаясь еще сильнее.  — Гарри, я хочу тебе помочь, и ты должен все мне рассказать, ничего не утаивая. Иначе я не смогу ничего для тебя сделать. Ты находишься здесь совсем недолго, но об этом инциденте уже стало известно многим. По школе ходят слухи о том, что ты сам был инициатором безобразия, устроенного в Слизерине, кое-кто не стесняется в открытую говорить о том, что ты предпочитаешь сексуальные отношения с представителями своего пола.  — Вы хотите сказать, что вся школа сейчас говорит о том, что я педик?! — пораженно воскликнул Поттер. – Ну, ну, Гарри, не надо преувеличивать. Однако кое-какие кривотолки уже имеют место быть. Гриффиндорец подавленно молчал, не зная, что ответить смотрящему на него через очки-полумесяцы профессору Дамблдору. – Сэр, это ложь, я не был инициатором. Как вы могли подумать, что я согласился на подобное добровольно?  — Гарри, если следствие установит, что тебя подвергли сексуальному насилию, многие студенты Слизерина будут исключены из Хогвартса и арестованы, а данный инцидент приведет к тому, что школу закроют. Последствия могут быть очень серьезными для всех, поэтому я должен знать, тебя заставили этим заниматься? – Нет, сэр, — прошептал гриффиндорец.  — Значит, это не было изнасилованием? Ты это подтверждаешь? — уточнил директор. Парень молча кивнул головой. — В таком случае ты признаешь, что все произошло по твоему добровольному согласию? – Нет! — крикнул Поттер. — Я вынужден был, но я не хотел! Это было условием пари, вы должны мне верить, — сбивчиво начал гриффиндорец. — Пожалуйста, поверьте мне, сэр!  — Гарри, мадам Помфри осмотрела тебя и подтвердила, что к тебе не применяли ни физического, ни магического принуждения, это так? Гриффиндорец снова кивнул головой. – Сэр, я не мог поступить иначе, пожалуйста, поверьте мне, — отчаянно произнес Поттер. Разговор зашел в тупик. Парень признавал, что принуждения не было, но при этом утверждал, что у него не было выбора и его заставили. Такие противоречивые показания, наверняка, не внесут ясности при выяснении данного инцидента, и только больше запутают следствие. И директор решил подойти к этому вопросу с другой стороны.  — Гарри, ты много выпил в тот вечер? — уточнил глава Хогвартса.  — Не знаю, — тихо ответил Поттер. — Не помню, сэр, честно. – То, что происходило между тобой и другими юношами, это… это доставляло тебе удовольствие? — деликатно поинтересовался старый волшебник. – Нет, сэр, — прошептал гриффиндорец, уже не поднимая взгляда. — Пожалуйста, вы не должны думать, что я извращенец, — добавил Гарри и посмотрел на Дамблдора, но в следующий миг больничная палата вокруг него стала меркнуть, и сознание было стремительно отброшено назад, возвращаясь к событиям злополучного вечера. Вот он лежит на школьной парте, застеленной его же мантией, в бесстыдной, развратной позе, ноги широко разведены в стороны, напряженный член прижат к животу, тело взмокло от пота, а Драко Малфой, стоя между его разведенными ногами, совершает ритмичные, сильные толчки внутрь его тела. Слизеринец громко стонет, выгибается от охватившего его удовольствия и замирает, испытывая в этот момент сильнейший оргазм. Гарри, отвечая на его стоны, сам вскрикивает, вцепившись руками в края парты, сперма мощной струей извергается из его напряженного члена. У нескольких студентов, окруживших их, от этого зрелища начинается семяизвержение, белесая жидкость заливает живот, грудь, лицо гриффиндорца, который продолжает корчиться в сладостных конвульсиях на ало-золотой мантии. – Нет! — закричал Гарри. — Прекратите! — и в следующий миг он снова увидел перед собой старого волшебника. – Сэр, это не правда! — сгорая от стыда, проговорил Поттер. — Я не знаю, что со мной происходило, я не хотел, это было омерзительно и больно, я не понимаю, почему так случилось, пожалуйста, вы должны мне поверить, сэр, мне это не нравилось! Все было спланировано с самого начала, даже их победа в финале! Я не знаю, что эти сволочи сделали, но все было подстроено, и они хотели унизить меня. «Змееныши» сказали, что по условию пари они собираются трахнуть меня, то есть э-э-э… вступить со мной… ну вы понимаете. Все не так, как вы подумали, сэр, — сбивчиво рассказывал Гарри, который был уже на грани нервного срыва. Он догадался, что директор сумел увидеть его самые яркие воспоминания этого злополучного вечера — боль, страх, унижение смешались и переплелись с возбуждением и удовольствием, внезапно охватившими его в тот момент, и тогда он впервые испытал настоящий оргазм, не просто разрядку от самоудовлетворения, а первый в жизни настоящий полноценный сильнейший оргазм, и это незабываемое впечатление и увидел старый волшебник, так легко сумевший проникнуть в его сознание, а Поттер никогда не отличался выдающимися способностями к окклюменции.  — Успокойся, Гарри, — медленно произнес Дамблдор, похлопав парня по руке. — Иногда такое случается, и юноши предпочитают партнеров своего пола. А ты всегда был особенным мальчиком, — словно размышляя сам с собой, пробормотал директор.  — Я нормальный! Я не педик! — с отчаянием крикнул гриффиндорец, закрывая лицо руками. — Они заставили меня, изнасиловали, принудили! Мадам Помфри уже стремительно приближалась к кровати с очередным лекарством. – Вот, Поттер, выпейте, это поможет вам успокоиться.  — Оставьте меня! — крикнул Гарри, выбивая из рук медсестры стеклянный фужер, который, упав на пол, разбился вдребезги. — Вы не верите мне! Почему? Они заставили меня, это было условием пари, у меня не было выбора, а теперь вся школа говорит, что я пидорас! Это же нечестно, это подло! Он отчаянно пытался что-то доказать, но видел во взглядах директора и колдомедика только сомнение и недоверие.  — Не верите ни единому моему слову, да? — спросил парень. — Но это же несправедливо. Эти воспоминания… они неправильные, — гриффиндорец замолчал и отвернулся к окну, чтобы скрыть подступившие слезы.  — Гарри, я думаю, что тебе прежде всего надо успокоиться. Я понимаю, что ты расстроен тем, что эта пикантная ситуация стала достоянием общественности. Ты должен знать, мальчик мой, что я всегда буду на твоей стороне и сделаю все, чтобы защитить тебя.  — Но вы думаете, что я лгу, сэр, — глухо произнес Поттер, продолжая смотреть в окно. — Амбридж тоже так думала, поэтому это останется у меня на всю жизнь, — добавил гриффиндорец, показывая руку, на которой отчетливо проступали белые шрамы в виде фразы «Я не должен лгать», которую Долорес Амбридж заставила Гарри вырезать на своей плоти.  — Не отчаивайся, мой мальчик, все будет хорошо, — директор сжал его руку, и, приподнимаясь с постели, добавил. — Я поддержу тебя, что бы ни случилось! Парень продолжал молчать, обида от несправедливых и ложных обвинений душила его и готова была выплеснуться наружу, но он сделал над собой усилие, пытаясь сдержаться.  — Спасибо, что зашли, сэр, — глухо произнес гриффиндорец, давая понять, что больше не намерен говорить.  — Я зайду попозже, и мы еще побеседуем с тобой, — попробовал пошутить старый волшебник, подмигнув, но парень демонстративно молчал и всем своим видом игнорировал директора. Гарри уже третий день находился в больничном крыле по требованию Дамблдора. Директор настоял на том, что ему необходимо пока быть под наблюдением колдомедика и для его же собственного блага оставаться в палате. Поттер догадывался, что эта изоляция вызвана не его состоянием здоровья, а той атмосферой, которая сейчас была в школе. А Хогвартс действительно бурлил, переживая такое шокирующее происшествие и новость, что Мальчик-Который-Выжил оказался Мальчиком-Который-Трахается-В-Жопу-И-Берет-За-Щеку. Студенты, узнавшие от слизеринцев интригующие и шокирующие подробности прошедшей вечеринки, теперь бурно это обсуждали и смаковали детали. Новость разнеслась молниеносно, и в Большой Зал заявились практически все учащиеся, чтобы услышать свежие подробности и обсудить уже то, что было известно. Гриффиндорцы подвергались жестоким насмешкам и унизительным оскорблениям, и не только со стороны слизеринцев, теперь многие в открытую заявляли, что в «львятнике» учатся только вонючие грязнокровки и говёные педики. Сами же гриффиндорцы, еще не избавившись от тягостного впечатления после разгрома на финальной игре, восприняли новый удар тяжело, и все студенты от первого до седьмого курса погрузились в мрачное, депрессивное состояние. Поттера не только осуждали — его проклинали и обвиняли во всех бедах, свалившихся в последнее время на факультет. Собравшись в общей гостиной, гриффиндорцы с ненавистью вспоминали любые промашки Гарри — начиная с потери баллов по его вине, и заканчивая уникальной способностью разговаривать со змеями, что было весьма подозрительно. В свете последних событий сам же Гриффиндор развернул кампанию против Гарри Поттера. Первым делом, все его вещи были собраны в чемодан, который выставили за порог спальни, облив голубой краской. Затем несколько учеников демонстративно подали петицию декану, где говорилось, что они не желают учиться на одном факультете с грязным извращенцем и настаивали на том, чтобы Поттера перевели на какой-нибудь другой факультет за аморальное поведение, порочащее славную историю Гриффиндора, например в Слизерин, который он так нежно любит. Обстановка накалилась до предела, и одним из главных активистов развернувшейся кампании стал Рон Уизли, который теперь на каждом углу громогласно заявлял о том, что он, как староста, выполняет свои должностные и моральные обязательства перед родным факультетом. На самом же деле скрытым мотивом рыжего была боязнь того, что в связи с данным инцидентом снова всплывут недавние слухи о его якобы порочной связи с Поттером, в результате которой он добился места в команде. И Рон готов был перечеркнуть годы дружбы и возвести стену между собой и Гарри, лишь бы его самого не заподозрили в пагубной наклонности. Все свободное время Уизли старался проводить в обществе Гермионы и уже открыто заявлял, что они встречаются и даже планируют после школы заключить магический брачный союз. Все тайные встречи двух старост Гриффиндора проходили в заброшенном крыле третьего этажа, в той самой комнате, где когда-то трехглавый пес-цербер Пушок охранял тайный люк. На этот раз Гермиона опаздывала, и Рон уже нервно мерил комнату шагами, с нетерпением ожидая свою девушку, и как только дверь со скрипом закрылась за ней, рыжий тут же схватил подругу в объятия, прижал к стене и, не давая ей произнести ни слова, принялся целовать и мять грудь, но Гермиона оттолкнула любовника в сторону.  — Ты что опаздываешь, я еле дождался, — возбужденно дыша, произнес раскрасневшийся Рон.  — Я была у МакГонагалл, — ответила Гермиона.  — А… — протянул Уизли и снова полез целоваться, но девушка снова увернулась от домогательств своего приятеля. – Рон, нам надо поговорить!  — Потом, — нетерпеливо отмахнулся герой-любовник, уже расстегивая ширинку на брюках, которые заметно оттопыривались.  — Рональд Уизли! Или мы поговорим сейчас, или ничего не будет, — категорично заявила Грейнджер, уперев руки в бока.  — О чем говорить-то, Герми? — недовольно пробурчал рыжий.  — О Гарри! — ответила девушка.  — А чё о нем говорить? Об этом пидоре сейчас вся школа говорит. – Рон, мне кажется, что мы предаем его. Я не верю во все эти сплетни, но даже если это окажется правдой, Гарри наш друг и мы должны относиться к нему по–прежнему и любить его, несмотря на то, что он немного другой, — произнесла гриффиндорка.  — Немного другой? — возмущенно воскликнул Рон. — Да он грязный пидор, вот он кто!  — Не смей так говорить о нашем друге! — почти закричала Гермиона.  — Он мне больше не друг, и я буду о нем говорить так, как он того заслуживает! Повисла тишина, Грейнджер отвернулась в сторону, Уизли недовольно сопел, эрекция пропала, что еще больше ухудшало его настроение, и во всем был виноват чертов Поттер.  — Это нечестно с нашей стороны — так поступать по отношению к Гарри, — тихо заговорила Гермиона. — Его личная жизнь — это его дело, он может спать, с кем ему вздумается.  — Ты рассуждаешь как маггла! — сердито зашептал Рон. — А у нас все по-другому! Я тебе объясню, Герми, почему сейчас все так враждебно восприняли эту новость. У магов отношение к содомитам совсем не такое, как у вас. Нас мало, и не только чистокровных, но и полукровок. И магглорожденных — таких, как ты. Поэтому мы должны заботиться о продолжении магических родов, чтобы совсем не исчезнуть с лица земли. Такие семьи, как наша, всегда пользовались уважением. Чем больше у ведьмы детей, тем почетнее к ней отношение в обществе, а если в семье рождается сквиб — это горе для всего рода. Но если среди волшебников появляется содомит — это позор не только для всего рода, но и для всего магического общества. Гомосексуализм — это противоестественное извращение, педик даже хуже сквиба, неужели ты это не понимаешь? Сквибы могут вступать в брак с магами и иметь детей-магов, а вот мужчина, отвергающий естественные отношения с женщинами — это изгой в нашем обществе, заслуживающий позор и презрение со стороны всего магического мира. Таких раньше на кол сажали, или сжигали на костре, а сейчас отправляют в Азкабан, если они не успеют свалить к магглам, которые относятся к этим уродам терпимо. И Поттер стал таким, и теперь все, кто раньше восхищался им, начнут его презирать. Вот посмотришь, он надолго не задержится в нашем мире, сначала его исключат из школы, а потом ему придется вернуться к Дурслям. Отец уже написал, что в Министерстве создают дисциплинарную комиссию, которая прибудет сюда, чтобы разобраться во всем на месте, и возглавлять ее будет Долорес Амбридж. Ты же понимаешь, чем это грозит Поттеру. Тем более обязательно соберут Попечительский Совет, а там председательствует Люциус Малфой, который сделает все, чтобы отмазать «хорька» и сгнобить Поттера, который в прошлом году давал против него показания в суде. – Рон, его точно исключат из школы, — с какой-то обреченной безнадежностью произнесла Гермиона.  — Конечно, — кивнул рыжий. — Я на него теперь и сикля не поставлю. Но он сам во всем виноват. Прежде чем подставлять жопу «хорьку», надо было башкой думать, к чему это приведет. Между прочим, он не только сам обосрался, но и мое имя обгадил. Меня Дамблдор вызывал, всякие вопросы подозрительные задавал.  — Меня тоже о Гарри расспрашивали, — вздохнула Гермиона. — И мне кажется, что я не только помогла ему, а наоборот, все усложнила, — девушка тихо всхлипнула. – Рон, послушай, мы не должны его осуждать, знаешь, в последнее время он был очень одинок. Он ведь знал, что мы с тобой встречаемся. Не просто догадывался, а знал, и чувствовал себя брошенным и преданным. Он сказал, что мы с тобой в одной лодке, а его оставили за бортом. Рон, может, он это сделал от отчаяния, а? – Ага, и нашел утешение в объятиях Малфоя и его дружков, — презрительно произнес Уизли и снова потянулся к подруге, целуя ее.  — Что же теперь будет? — всхлипнула Гермиона на груди рыжего.  — А ничего, — фыркнул Уизли, тиская подругу и чувствуя, как возбуждается снова. — Он же сам сказал, что мы в одной лодке, а он за бортом, вот пусть теперь сам и выплывает, как хочет. Это уже его проблемы. А мы с тобой поплывем вместе, и нам никто больше не нужен, — произнес Рон и с жадностью припал к губам девушки, не давая ей больше произнести ни слова. К Гарри за все это время никто так и не пришел — такого раньше не случалось. Пожалуй, Поттер был самым частым пациентом мадам Помфри, и прежде, стоило ему оказаться на больничной койке, как друзья, квиддичные фанаты и сокурсники с подарками и сладостями начинали толпиться под дверями, ожидая момента, когда школьная медсестра наконец-то разрешит посещение. Но теперь за три дня не пришел никто, даже Гермиона, хотя Гарри очень надеялся и ждал, что девушка навестит его, и он сумеет ей все объяснить, а она, конечно же, все поймет, поверит и не станет осуждать. Ведь подруга детства столько раз утешала его, ободряла, находила единственно верное решение, и сейчас гриффиндорец отчаянно ждал, что она появится на пороге больничной палаты — понимающая и прощающая. Ему сейчас как глоток воздуха была необходима дружеская поддержка. Но Гермиона не приходила, и Гарри догадывался, что в школе сейчас происходит что-то невообразимое. Он знал, как маги ненавидят гомосексуалистов, и даже боялся представить, что сейчас творится за пределами больничного крыла, раз уж сам Дамблдор настоятельно рекомендовал ему не покидать палату. И Поттер остался один на один со своим отчаянием и безнадежностью. По ночам Гарри мучили кошмары, он раз за разом переживал события того ужасного вечера, когда его так жестоко унизили и надругались, он часто просыпался на мокрой от слез подушке, с бешено стучащим сердцем, а потом долго смотрел в потолок застывшим взглядом. Он наивно думал, что сумеет это пережить и не сломается, но сейчас понял, что ошибался — что-то раскололось у него внутри, разбилось на мелкие осколки, и теперь эти осколки причиняли острую боль, раня душу, которая истекала слезами и кровью. У каждого человека есть свой болевой порог, до которого он может терпеть, а потом просто умирает. Поттер знал, что этот порог у него высокий, Волдеморт применял к нему чудовищное пыточное заклятие, и он помнил эту ослепляющую боль, когда темнело в глазах от невыносимых мучений, когда казалось, что суставы выворачивают клещами, а сосуды рвутся от напряжения. И он вынес эту физическую пытку, но сейчас испытывал такие душевные страдания, которые были намного мучительнее. Его не просто изнасиловали семеро подонков, они цинично надругались над ним в присутствии девушек, смакуя каждый момент, обсуждая каждую делать, вплоть до вытекавшей из его ануса спермы. Девицы возбужденно перешептывались, наблюдая, как он корчится на столе, кончая себе на живот, а парни в это время забрызгивали своей спермой его лицо. А затем за развлечение принялись и сами слизеринки и более изощренную и садистскую пытку, пожалуй, не мог даже придумать сам Темный Лорд. На четвертый день изоляции мадам Помфри сообщила, что он наконец-то может покинуть больничное крыло и отправиться к себе. Гарри воспринял эту новость почти равнодушно. После посещения Дамблдора он практически не разговаривал, молча принимал любое лекарство, которое ему приносила медсестра, и также молча продолжал смотреть в окно или в потолок. Поттер был готов к тому, что ему придется столкнуться с крайне негативным отношением других студентов, наверняка его начнут травить и издеваться так же, как это было на четвертом курсе, и на пятом, когда директором стала Амбридж. Но Гарри еще не знал, что его ожидает на этот раз. Поттер был одет в больничную пижаму, и мадам Помфри пообещала, что пошлет кого-нибудь в Гриффиндорскую башню за его вещами. Парню пришлось прождать больше двух часов, прежде чем он понял, что никто не придет. В пижаме разгуливать по коридорам Хогвартса было как-то неприлично, тем более посреди дня, и Гарри решил вызвать домовика Добби и попросить его об этой маленькой услуге. Свободный эльф был счастлив помочь самому великому волшебнику в мире и со слезами радости трансгрессировал с громким хлопком, чтобы через несколько минут вернуться и разложить на кровати перед Гарри его мешковатые потертые джинсы, растянутую и выцветшую за несколько лет футболку, сбитые кроссовки и два носка разного цвета, оба на левую ногу. Добби считал, что одинаковые носки — это признак дурного вкуса, совсем другое дело, когда они разного цвета и размера. Гриффиндорец поблагодарил домовика, который от счастья снова чуть не расплакался, и с тяжелым сердцем начал переодеваться за придвинутой ширмой. Поттер шел по коридору с таким чувством, будто в любой момент ему грозит удар в спину. Коридор был пустой, но даже портреты, когда он проходил мимо, прекращали свою привычную болтовню — волшебники и колдуньи со своих полотен взирали на него с укором, а некоторые и с отвращением, а те из них, которые были изображены в одиночестве, стремились скорее покинуть свой холст и переместиться на картины, где размещались группы магов, чтобы сообщить им новость о том, что Мальчик-Который-Сами-Знаете-Кем-Оказался возвращается из больничного крыла и направляется в Гриффиндорскую башню. О том, что ему уже дали такое прозвище, Гарри узнал именно из их болтовни, и начало не обнадеживало. Свернув за угол, Поттер едва не столкнулся с группой первокурсников из Равенкло. Малолетки весело смеялись, и, толкая друг друга, пытались поймать большую шоколадную лягушку, которая перемещалась длинными прыжками по коридору, стараясь скрыться и избежать участи быть съеденной каким-нибудь сладкоежкой. Увидев Гарри, дети на миг растерялись, а затем шарахнулись от него так, будто в коридоре появился не шестикурсник из Гриффиндора, а дементор Азкабана. Глядя, как при его появлении разбежались даже одиннадцатилетки, Гарри все больше убеждался в том, что о случившемся уже широко известно всему Хогвартсу, даже ученикам младших курсов, хотя они вряд ли что-то понимали в том, в чем его обвиняют, но, тем не менее, дети шарахнулись так, будто он был болен чем-то заразным. Поттеру больше не хотелось встречаться с кем-то еще, тем более со слизеринцами, и снова оказаться с ними один на один без палочки, поэтому парень свернул в боковой коридор, где за массивными рыцарскими доспехами скрывалась неприметная дверь, которая вела в потайной туннель, сокращающий путь до Гриффиндорской башни. За шесть лет учебы в Хогвартсе Гарри под мантией-невидимкой сумел облазить все тайные места в школе. Карта Мародеров показывала ему секретные переходы и потайные туннели, поэтому гриффиндорец, наверное, был единственным из студентов, кто знал о существовании этого прохода. Быстро прошмыгнув туда, он с тяжелым сердцем направился в обитель родного факультета, где встреча с сокурсниками явно не обещала ему «слез радости от долгой разлуки». Догадываясь, что будет встречен весьма не радушно, Гарри все же надеялся, что гриффиндорцы хотя бы не поверили во все эти грязные сплетни, которые сейчас так активно распускали «гаденыши» по всему Хогвартсу. Выйдя из потайного туннеля, Поттер рассчитывал оказаться в пустом коридоре, и был неприятно удивлен, увидев большую толпу студентов, которые, смеясь и улюлюкая, рассматривали крупную надпись на стене. Все были так увлечены, что сначала не обратили внимания на вышедшего из стены гриффиндорца. Гарри успел заметить, что именно привлекло такое повышенное внимание учащихся и что так забавляло и развлекало их. На стене большими красными буквами было написано: