Нарушая правила (ЛП)
— Скажи это, — бросает мне вызов.
Как нехорошо. Холод его взгляда. Гнев, бурлящий в моих венах. Ветер крепчает, раскачивая зелень сосен.
— Он убил человека. Задушил его своими руками, как…
— Убийца? — предлагает он.
Я качаю головой.
— Как животное.
Похититель едва приподнимает уголки рта, смеясь. На мгновение, мне кажется, что он хочет что-то ответить, но нет, молчит. Он встаёт и неспешно приближается ко мне. Я не отвожу взгляда от его лица и не отползаю, готовая принять неизбежные последствия своих действий. Когда он засовывает руку в карман, я готова ко всему: к тому, что вытащит нож, шприц или что-то ещё более страшное…
Но он достаёт ключ.
— Мужчина, которого ты видела, был вовсе не животным, а чудовищем. — Он наклоняется ко мне, придвигаясь ближе. Я хочу отстраниться, но жар, исходящий от его тела, и интенсивность взгляда приковывают меня. Он хватает прядь моих волос, осторожно тянет. В отличие от моего прерывистого дыхания, его дыхание спокойное. Я чувствую, как лаская, оно скользит по коже лица. — Животные — это чистый инстинкт. Если они убивают или ранят, то только из чувства голода или для защиты. Люди не так предсказуемы. Они убивают из злости, интереса… Или просто ради развлечения.
— Так вот что сделал мужчина, который был с тобой? Он убил ради… удовольствия?
Не могу не вздрогнуть, когда он растягивает губы в нервной улыбке и я вижу сверкающие белые зубы. Кажется, чувствую, как они ползут по моей коже, сжимая плоть, пока не поставят на ней свою метку… Расчёсываю шею, почти в трансе. Она уже влажная от напряжения и пота.
«Не позволяй ему запугать себя».
Мне хочется что-нибудь сказать, спросить, зачем он привёз меня сюда, но не могу. Он слишком близко. И то, как смотрит на меня… Я не могу понять, делает ли он мне замечание или бросает вызов. У меня такое впечатление, что какая-то его часть хочет, чтобы я взбунтовалась, чтобы получить законное право прикасаться ко мне, но другая часть хочет как раз обратного, то есть чтобы я не дала ему шанса высвободить свои инстинкты.
Наконец он отступает.
Поднимается на ноги, и я снова начинаю дышать.
Думать.
— Птичка, ты знаешь, для чего существуют клетки?
Я подавляю дрожь.
— Для заточения?
— Не только.
Он оставляет ключ на прикроватной тумбочке и скользит взглядом по моему телу. Медленно. Я знаю, он меня раздевал и уже видел обнажённой, но в этот раз всё по-другому. Я не сплю. Прикована наручниками к кровати.
А он — грёбаный хищник.
Я смотрю, как мужчина приближается к двери. У него необычная походка. Она кажется медленной, ленивой, но на самом деле выверена. Всё в нём продумано. Каждый жест. Каждое слово.
Каждый вопрос.
Вдруг я понимаю.
«Птичка, ты знаешь, для чего существуют клетки?»
— Чтобы защититься от опасностей, — шепчу я.
Хотя он уже дошёл до двери, он поворачивается и смотрит на меня. Он услышал меня; вот почему перестал сдерживаться и позволил увидеть частичку зверя, которым является на самом деле.
Взгляд голубых глаз мрачный. В них жажда. Я знаю, какими сильными могут быть его руки, ведь уже ощутила их на своём теле. Но по тому, как мужчина держится за дверной косяк, вижу, что могло быть хуже.
Он действительно может причинить мне боль.
«Так ли это на самом деле или ты просто хочешь, чтобы я в это поверила?»
Из всех орудий принуждения страх — самое мощное. Я это хорошо знаю, потому что именно страх мешал мне последние несколько лет жить нормально.
Я больше не хочу, чтобы так было.
Возможно, я ошибаюсь, может, пожалею об этом, но как только он исчезает за дверью, я хватаю с прикроватной тумбочки ключ и снимаю наручники. Он назвал меня «птичкой». Он запер меня в комнате с решётками — клетке — и дал понять, что пока буду сидеть на своём месте тихо, он не причинит мне вреда.
«Х*йня».
Всю жизнь я следовала правилам. Держала себя подальше от неприятностей и опасных мужчин. И что же в итоге? Голая, одна, в глухом месте посреди леса и во власти грёбаного животного.
Прижав плотнее простынь к груди, спускаюсь по лестнице. Мужчина сидит на корточках перед камином, и вроде бы должен казаться менее внушительным, но это не так. Я вижу, как чёрная футболка обтягивает широкие плечи, как напряжены мышцы его ног, словно он готов вскочить и наброситься на меня. Он знает, что я стою у него за спиной, но не поворачивается посмотреть, словно я ему безразлична.
Возможно, так оно и есть. Но я здесь.
Этого захотел он и не может игнорировать меня.
— Мне нужна моя одежда.
Он поднимается грациозно, как кошка, и вытирает руки о джинсы.
— Возьми её.
«Возьми её? Откуда?»
Огонь потрескивает, привлекая внимание. Теперь, когда мужчина сместился, я вижу отчётливо: пламя не просто лижет дрова. Я замечаю какую-то ткань, пряжку и почерневший контур мобильного телефона. Я моргаю, прикрывая рот руками. Он сжёг не только мою одежду, но и сумку, и всё, что в ней было, включая документы.
Нечеловеческая улыбка растягивает его губы.
Он ничего не говорит мне, но будто произносит: Ты моя, Птичка.
Какое-то мгновение я смотрю ему прямо в глаза, потом отступаю.
Голова кружится. Я не могу дышать.
Хочу подойти к лестнице, но чувствую, как меня удерживают. В ярости оборачиваюсь. Он поставил ногу на край простыни, чтобы я не могла сдвинуться с места. В свете пламени его глаза кажутся ещё более ясными, они почти как стеклянные.
«Стекло царапает. Оно ранит».
Я вздрагиваю, внезапно осознав опасность.
— Ты должна была послушать меня, Птичка.
Его голос низкий, приглушённый.
Но от этого не менее опасный.
Я вздёргиваю подбородок, не отрывая взгляда от его глаз.
— И тебе не следовало похищать меня.
— В этом ты права. Я должен был не похитить, а убить тебя. И я бы убил, не позвони ты в полицию.
Он переводит взгляд на мою шею, облизывая губы. Я знаю, на что он смотрит: на следы, которые оставил на мне его рот. На коже.
Он делает шаг вперёд, заставляя меня отступить.
— Если бы я не услышал сирену, я бы держал тебя всю ночь. Заставил бы тебя стоять на коленях у моих ног, умолять меня… А потом задушил тебя голыми руками, вырывая один вдох за другим. — Его взгляд становится мрачным. Гневным. — Вместо этого я был вынужден привезти тебя сюда. В мой дом.
Он хватает простыню и тянет за неё, притягивая меня к себе.
— Тебе следовало выбрать лес.
— Чтобы замёрзнуть до смерти и лишить тебя удовольствия?
— Чтобы спастись.
Не от смерти, а от него.
Ещё один рывок, и я оказываюсь прижатой к его груди. Я пытаюсь оттолкнуть его, но не могу сдвинуть ни на миллиметр.
— Отпусти меня!
Опасная улыбка кривит его губы.
— Я тебя не держу.
Так и есть. Он меня не держит и не прикасается. Единственное, что не даёт увеличить расстояние между нами — это накрывающая меня простыня. Если я оставлю её, то смогу отодвинуться. Я просто не хочу этого.
— Ты зверь.
— Может быть, — уступает он. — Но именно пальцы этого зверя заставили тебя кричать от удовольствия несколько часов назад. Или я ошибаюсь?
Пощёчина, которую я ему даю, звучит сухо, перекрывая треск огня. Он отступает на шаг, с удивлением во взгляде. Воспользовавшись замешательством, я дёргаю простынь и прижимаю её к груди. Быстро взбираюсь по лестнице и прячусь за кроватью. Понимаю, бесполезно, он всё равно найдёт меня и заставит заплатить за этот удар. Но проходят минуты, а он не приходит.
«Птичка, ты знаешь, для чего существуют клетки?»
На мгновение я обманываю себя, что на самом деле нахожусь в безопасности. Я вспоминаю игры, в которые играла в детстве; когда Шэрон гонялась за мной, а я цеплялась за ноги мамы и кричала «Спасите». Может быть, эта комната — моё безопасное место. Может, пока я здесь, он будет просто на меня смотреть или раздевать, но не трогать.