Приглушенные страдания (ЛП)

Кейден переехал к своим родителям и ненавидит меня. Он так сильно меня ненавидит. Так что вдобавок к тому, что я не слышу и не могу играть, я ещё и разрушила чью-то жизнь. Как бы я ни старалась пойти и повидаться с ним, они снова и снова выгоняют меня. Но я всё равно хожу туда каждый божий день, потому что мне нужно, чтобы он знал, что я его не брошу.
Я буду поддерживать его, потому что он заслуживает такого большого уважения.
Но моя музыка — это совсем другая боль. Она была всем. Это было единственное, чем я жила и дышала. У меня была возможность присоединиться к группе после того, как я прошла прослушивание. В следующем году они отправляются в турне со Скарлетт Белл. Скарлетт. Белл. Это был шанс, который выпадает раз в жизни. Когда я играла для них, им нравилась моя музыка.
Они хотели меня.
Они всё ещё хотят.
Только я не могу играть.
Я, чёрт побери, не могу играть.
Мои глаза в отчаянии закрываются, и я пробую снова, пробегая пальцами по клавишам, пытаясь добиться правильной подачи. Я слышу его, достаточно слабо, но я не слышу, насколько громко, или насколько высоко, или что-либо ещё, кроме этого непрекращающегося звона в моих ушах. Я хочу бросить всё и сдаться, но без моей музыки я просто не я.
Прикосновение к моему плечу заставляет меня обернуться и увидеть свою мать, стоящую позади меня. Она смотрит на меня, без сомнения, разочарованная. Она не поддерживает мою музыку. Она не поддерживает мой выбор карьеры и хочет, чтобы я остановилась. Но я прихожу сюда каждый божий день и тренируюсь. Я практикуюсь, и практикуюсь. Я начинаю злиться. Я плачу. Я кричу. Но я не сдаюсь.
— Тебе нужно найти себе другое занятие.
Удивительно, как быстро вы можете научиться читать по чьим-то губам, когда больше не слышите их слов. Это заняло у меня несколько недель, и теперь людям приходится говорить очень медленно, что они все и делают, даже моя упрямая мама, так что мне легче читать то, что они говорят. Даже тогда я всё ещё часто прошу их повторить свои слова.
— Это моя жизнь. Я не откажусь от неё.
— Тебе нужно вылечиться, — говорит она мне, и я читаю разочарование на её лице. — Ты нужна Кейдену больше, чем тебе нужна эта музыка.
— Кейден ненавидит меня.
— У него есть на это полное право, но это не значит, что ты ему не нужна.
Её слова поразили меня, как удар в грудь.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но в комнату входит мой отец и что-то говорит ей. Она немного поспорила в ответ, а затем покачала головой и выбежала вон. Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом, благодарная за то, что он рядом и прикрывает мою спину, потому что, если бы его не было, я не знаю, что бы я делала.
— Как у тебя дела, милая?
Я пожимаю плечами.
— Я не могу играть, и мама продолжает заставлять меня чувствовать себя так плохо из-за Кейдена. Как будто я уже не живу с таким сильным чувством вины.
Он кивает.
— Она просто сбита с толку, не позволяй ей достучаться до тебя. Кейден поправится. Это просто займёт время. Прямо сейчас он ранен и, вероятно, очень растерян, просто продолжай делать то, что делаешь. Это всё, что ты сейчас можешь.
Я киваю, плечи опускаются, когда я выдыхаю.
— А что касается твоей музыки, — говорит он мне. — И от этого тоже не отказывайся. Я знаю, что думает об этом твоя мать, но я не согласен. У тебя невероятно редкий талант, Амалия. Не отпускай его.
— Я больше не могу играть, папочка, — тихо говорю я. — Как бы я ни старалась, я не могу играть. Я не могу правильно подобрать высоту звука. Я не слышу, хорошо это звучит или плохо, и мои пальцы не хотят делать то, что от них требуется.
Он улыбается мне.
— Ты так сильно сосредотачиваешься на том, чтобы слышать музыку. Тебе нужно смириться с тем фактом, что ты больше не можешь её слышать, Амалия. Поэтому тебе нужно найти другой способ впустить её в свою душу. Соединись с ней на другом уровне. Музыка — это твоя душа, и она проникает гораздо глубже, чем просто слух. Верь в себя.
С этими словами он поворачивается и выходит.
Я оглядываюсь на пианино и кладу пальцы на клавиши, нажимая вниз. Мои пальцы вибрируют от этого звука, совсем чуть-чуть, но я это чувствую. Я придвигаюсь, ставлю ноги на его заднюю стенку и нажимаю на клавиши. Вибрации проходят прямо через неё.
 
Прав ли он?
Если я перестану концентрироваться на том, чтобы слышать музыку, может быть, я научусь её чувствовать?
Может быть, мои пальцы просто позволят мне сделать то, что мне нужно.
Я закрываю глаза и начинаю играть простую песню, ноты которой я знаю, как свои пять пальцев. Каждую ноту, которую я нажимаю, я отмечаю, как ощущаются вибрации на моих пальцах и ступнях. Я также обращаю внимание на то, как это звучит для меня. Такой, какой я есть сейчас. Не так, как я это помню. Я внимательно слушаю, я обращаю внимание на то, как по-разному звучит музыка для меня, и я знаю, что мой отец прав.
Я никогда не буду играть так, как играла раньше.
Потому что я никогда не буду такой, как раньше.
Теперь я другая.
Как и моя музыка.
***
Малакай
— Чарли здесь, босс, — говорит мне Кода, распахивая дверь в мой кабинет и заходя внутрь.
— Когда-нибудь слышал о долбаном стуке? — я раздражённо рявкаю на него.
Я расстроен, потому что с момента нападения на Скарлетт я ни хрена не слышал от Трейтона. Ничего о Трейтоне. Он взял наркотики, которые перевозил в Денвер на автобусе Скарлетт, и исчез. Куда он делся, я ни хрена не знаю, всё, что я знаю, это то, что он вернётся.
Потому что он ещё не закончил.
Он ясно дал это понять.
— Что тебе взбрело в голову, чёрт возьми? — Кода хмыкает.
— Просто впусти Чарли.
— Хорошо.
Он выходит и возвращается через минуту с Чарли рядом. Она входит, не испытывая ни малейшего страха, и останавливается перед моим столом, глядя на меня. Её сиськи выпирают из обтягивающей рубашки. Эта девушка, чёртова бунтарка, без сомнения. Понадобится сильный мужчина, чтобы укротить её.
— У меня есть немного информации, её немного, но это начало.
— Ну, выкладывай, девочка, — рычу ей. — Я не в настроении для грёбаных игр.
— Если тебе нужна информация, тебе лучше начать говорить со мной с небольшим уважением, байкер.
Я вскакиваю со стула и хлопаю ладонями по столу, наклоняясь вперёд и не сводя с неё глаз.
— Ты хочешь, чтобы я защитил твою грёбаную задницу от того, от чего ты бежишь, ты начнёшь делать то, что я, блядь, скажу, когда я, блядь, это скажу.
У неё дёргается челюсть, но она больше не сопротивляется. Грубым, раздражённым голосом она говорит мне:
— По городу ходит много наркотиков. Больше, чем обычно. Крупная сделка. Наркота хорошая. Продаётся за большие деньги. Тот, кто её поставляет, хорошо умеет прятаться. Я не смогла узнать ни имени, ни какой-либо информации ни от кого, кого пыталась подкупить. Но я действительно получила кое-что из того, что продавалось.
Она лезет в карман и бросает мне маленький пластиковый пакетик. Он пролетает через стол и приземляется прямо перед моей рукой. Я поднимаю его, встряхивая белый порошок. В этом есть что-то ещё. Другая текстура. Смесь.
— Что это? — спрашиваю я её.
— Я не уверена, и я не хочу это пробовать. Я попросила льда. Они сказали мне, что могут справиться лучше. Они называют это «Удар» и говорят, что это лучше, сильнее и действеннее.
Я бросаю пакетик Коде, и он ловит его одной рукой.
— Посмотрим, сможешь ли ты что-нибудь разузнать об этом. Вообще что угодно.
— Займусь этим, През.
Я оглядываюсь на Чарли.
— Что-нибудь ещё?
— Люди гибнут, пропадают без вести, это опасная операция, что бы это ни было. Я не знаю, за кем вы гоняетесь, мне на самом деле всё равно, но я точно знаю, кем бы он или она ни были, они проделывают невероятную работу по распространению наркотиков по этому городу незамеченными.
— Возвращайся туда, задавай больше вопросов, подлизывайся к кому придётся и найди какие-нибудь ответы.