Крик души (СИ)
— Ты даже не хочешь постараться… — как-то обреченно проговорил Олег.
— Да, не хочу, — напрямик заявил ему парень. — Не хочу! И что с того? Обвинишь меня в черствости души? Валяй. Только это ничего не изменит. Есть те, кто поймут тебя… Тамара Ивановна, например. У нее нет детей, нет внуков, да ей за радость возиться с этой мелкой, но есть и те, такие, как я, которые не понимают, — вновь пытаясь что-то доказать, говорил сын. — Не требуй от меня больше того, что я могу тебе дать или просто пообещать. Пожалуйста, — попросил он. — Ты этим делаешь больнее всем. И себе, и мне… И ей тоже. Потому что насильно полюбить ее я не смогу. Заставить себя не смогу, ты понимаешь?..
Повисла угнетающая тишина. Страшнее Даша в своей жизни еще не слышала.
— Никогда?.. — прошептал Олег, поднимая на сына умоляющий взгляд.
— Черт, да что же ты заладил одно и то же, пап!? — вскричал Антон и, подскочив почти к самой двери, повернулся к отцу спиной, вскинув голову вверх и со свистом втянув в себя воздух. — Для тебя стала важна одна она, ты понимаешь!? — вскричал он с досадой и болью в голосе. — Тебе даже на меня плевать! Что со мной происходит, где я нахожусь, почему меня дома не бывает, тебе совершенно все равно!
— Ты ведь бываешь у друзей… — обреченно выдавил из себя Олег, пытаясь оправдаться.
— Да, у друзей, — зло прошипел парень. — А почему я бываю там, а не дома, тебя мало волнует, так?! Ты думаешь только о ней, что для нее лучше, что она хочет, что ей необходимо, — едко говорил он, сводя брови. — И совсем забыл о том, что у тебя есть сын!
— Но Дашенька, ей ведь всего восемь лет… — попытался оправдаться Олег. — Она маленькая еще…
— Да твоя Даша волком все время смотрит, будто и не среди людей жила все это время!
— Антон!..
— Что?! — закричал он, резко повернувшись, и внезапно застыл.
Взгляд его неожиданно, случайно упал на дверь, где, прислонившись к стене, дрожа всем телом, со слезами на глазах, стояла Даша. Глаза Антона сначала удивленно расширились, затем гневно сощурились, налились кровью, брови стремительно сошлись на переносице, превратив взгляд в тяжелый и удушающий.
Даша боялась пошевелиться, боялась даже дышать. Ее обдало ледяным холодом, а затем бросило в жар. Сердце застучало в груди рваными ударами, и взгляд от слез помутился, превратившись в испуганный взор.
Антон поджал губы и резко тыкнул пальцем в сторону Даши.
— Вот! — обернулся к отцу, указывая на свою находку. — Что она тут делает?! — закричал парень, глядя на Дашу, полными гнева глазами. — Что?! — он обернулся и накинулся на нее. — Чего ты встала?! — закричал он. — Чего сюда приперлась?! Тебя сюда звали?!
— Антон! — прикрикнул на него Олег, умоляюще глядя на Дашу.
— А что?! Пусть спать идет, раз уж ей даже место в доме выделили! — он бросил на девочку жгучий, полосовавший презрением взгляд. — Иди спать, кому говорят! — шикнул он на нее.
И тут Даша словно очнулась. Стало стыдно и очень обидно. Она попятилась, дрожащими ножками делая неуверенные шажки назад, полными слез и отчаяния глазами глядя на двух, находящихся на грани мужчин, один из которых ее любил, а другой ненавидел, наткнулась на косяк, ушиблась, но не проронила ни слова.
В висках стучала кровь, из груди рвалось сердце, а перед глазами… его перекошенное от ярости лицо.
— Дашенька, иди в кроватку, — ласково попросил Олег, стараясь успокоиться, и ласково глядя на девочку.
Но, глядя на ее трясущийся от невыплаканных рыданий подбородок, успокоиться он не мог.
Даша вдруг подскочила, сделала резкое движение и, повернувшись к ним спиной, бросилась к себе.
Проводив ее худенькую фигурку затравленным взглядом, Олег посмотрел на Антона со злостью.
— Посмотри, что ты наделал! — закричал он на сына.
— Что?! — искренне изумился тот.
— Тебе вообще не стыдно?! — кричал профессор Вересов, глядя на сына расширившимися глазами.
— Мне не может быть стыдно! — огрызнулся тот и повернулся к отцу спиной, уперевшись руками о стол. — Она сама виновата, — пробормотал он словно из последних сил. — Какого черта она подслушивала!?
— Она ребенок, Антон…
— И что с того?! — раздраженно вскричал парень. — Я тоже был ребенком, меня разве можно было застать ночью подслушивающим твои разговоры?!
Олег замер на мгновение. В висках билась одна-единственная мысль. Его Дашеньку обидели. Обидел его сын. Невольно, может быть, случайно, эмоционально сорвался, но все же…
Это разве умаляет его вину перед ней?!
— Не нужно сравнивать, — прошептал Олег, садясь в кресло. — У вас было слишком разное детство.
Антон демонстративно вскинул вверх руки.
— Вот только не нужно мне этих слезливых рассказов о том, как плохо ей жилось! Избавь меня от этого!
Олег поджал губы, схватившись за голову. Разговаривать больше он не мог.
— Иди спать, — сказал он тихо, отрешенным взглядом глядя в сторону.
Антона застыл. В груди, режа его ножом, теснилось чувство вины, болью отдаваясь во всем теле.
— Она, действительно, того стоит? — тихо спросил он, изумленно глядя на отца.
Но тот ничего ему не ответил, по-прежнему пронзая взглядом пространство.
И Антон, борясь с собой и диким желанием остаться, успокоить отца, обнять его за плечи, сжал руки в кулаки и стремительно покинул кабинет профессора.
А Олег еще долго, закрыв глаза, сидел в кресле с безумным вихрем острых, как иглы, мыслей, которые лезли в голову, надоедливо и досадно жужжа в ушах. И лишь когда часы показали половину четвертого утра, он, немного успокоившись и взяв себя в руки, намереваясь проверить состояние Даши, решительно направился в сторону ее комнаты, и покинул свой кабинет.
Осторожно ступая по мягкому ковру, медленно приоткрыл дверь в комнату Даши и заглянул внутрь.
В груди что-то замерло, застыло, взорвалось. Олег насторожился, глядя на темноту немой комнаты.
Он бросил быстрый взгляд на светильник. Свет не горел. Даша не спит?..
Сердце забилось сильнее и отчаяннее.
Олег сделал несколько нетвердых шагов вперед, остановился на мгновение, сбив дыхание, осторожно, неуверенно подошел к кровати и трясущимися руками потянул одеяло за край.
— Даша?.. — прошептал он сухими губами.
Руки вспотели, в горле встал горький, острый комок.
Он откинул одеяло в сторону, и то мгновенно обнажило пустую, немного помятую постель.
Даши в ней не было.
— Дашенька!.. — выдохнул мужчина едва слышно и, почувствовав, что ноги задрожали и больше не могут его держать, осел рядом с кроватью на пол, схватившись за голову.
Она долго и настойчиво брела куда-то, наугад блуждая по полутемным переулкам, закутанным в шаль наступающего утра, и одиноким закоулкам, в которых хотелось спрятаться от всего мира. Спрятаться и плакать, лелея в груди горькую обиду и рваную боль, что засела внутри занозой.
Она никому в этом мире не нужна.
Юрке была нужна. И отцу. Но они оставили ее.
Думала, что нужна дяде Олегу… И, наверное, действительно, была ему нужна, раз он так отчаянно защищал ее перед сыном. Но… его сын. Этот… Антон! Он был против ее нахождения в их доме.
Если раньше она просто чувствовала это нутром, кожей ощущая удушающий яд его ненависти, только догадываясь об его чувствах, то сегодня она осознала это совершенно отчетливо.
Он сам сказал ей об этом. Открыто и прямо заявил, пронзая обвиняющим, ненавидящим взглядом.
Она уже видела такие взгляды, у Алексея, у матери… и могла понять, что они означали. Жгучую ненависть, острую злость и прожженную ярость. К ней.
Она просто знала, что не нужна. Алексею и матери не нужна, сыну дяди Олега тоже не нужна…
И она убегала от острых взглядов, от болезненной обиды, проникновенного разочарования и злостного осуждения. Она убегала, хотя и понятия не имела, куда ей бежать. Что у нее есть? Куда ей идти?