Крик души (СИ)
Он бы и рад был не обращать на нее внимания, забыть о самом факте ее нахождения рядом с ним, — но как?! Когда каждый новый день встречал его жужжащей мыслью о том, что она спит в соседней с ним комнате, — его комнате!?
Ничего не помогало. Он так и не смог уверить себя, что может примириться с ее присутствием в их доме. Хотя и пытался. Честно пытался, удивляясь самому себе. Разве попытки просто игнорировать ее существование могут быть не засчитанными?! Да, он пытался не обращать на нее внимания, закрывал глаза на то, как трепетно заботится о ней отец, как носится с ней Тамара Ивановна и, убегая от общения с ними, безрассудно мотался до ночи по городским улицам, пытаясь раствориться в компании друзей и подруг.
Он старался вообще особо не выделяться… Черт! Не выделяться — в собственном доме!? Из-за нее.
Он готов был пойти на многое, чтобы отец был счастлив. Даже примириться с этой девочкой.
Но, как ни старался, примириться и привыкнуть к ней так и не смог. Принять не смог.
Она была опасна. Он смеялся над своими мыслями; как может быть опасна девчонка девяти лет от роду? Но ошибиться не мог. Она была опасна. Для него, для той жизни, которую он построил, она была опасна.
Незримо, но ощутимо она всегда была рядом, казалось, он чувствовал ее, когда разговаривал с отцом, звонил по телефону, когда, войдя в квартиру, слышал шептания на кухне или в его кабинете. Казалось, она была везде! В его бывшей комнате, в его доме, в его жизни! Она словно стала тенью его существования. И он не мог выносить этого. Она ничем не выдала своих намерений, но изо дня в день захватывала то, что когда-то принадлежало ему. То, что он завоевывал долгое время, то, к чему всегда стремился и чего желал.
Она отнимала у него отца.
Этого было достаточно для того, чтобы ее ненавидеть. И он стал ненавидеть.
Хватило и нескольких дней, чтобы он осознал, что это не шутка и не обман. Хватило одного взгляда на отца, когда он, полагая, что его никто не видит, укрывал одеялом хрупкие девичьи плечи, когда девочка заснула на диване в гостиной, и осторожно, чтобы не разбудить ее, выходил из комнаты. Хватило одного лишь взгляда, чтобы понять, чтобы осознать, чтобы не принять того, что сулило ему будущее.
Отец уже не будет прежним. Он изменился. Он тянулся к ней. К этой девчонке с улицы, она словно околдовала его. Даже к нему, своему сыну, он так никогда не относился! Когда он был маленьким, разве мог надеяться получить от него такую же заботу?! До дня, когда умерла мама, у него, по сути, и не было настоящего отца. У него был профессор, лучший преподаватель университета, и исследователь, который пытался купить сынову любовь дорогими диковинными подарками из экспедиций.
Профессор и исследователь, но никогда — до смерти мамы — просто отец.
И сейчас, когда Антон, наконец, обрел то, чего не имел с детства, какая-то никому не известная девчонка с улицы готова была все разрушить. Растоптать его и его чувства, даже не понимая, что именно творит.
Ему было плевать, кто она такая. Он не желал ничего знать о ее прошлом, хотя отец пытался рассказать ему, что с ней произошло. Он знал, что она потеряла младшего брата, которого, очень сильно любила. Отец сказал ему об этом на его вопрос о том, почему мальчика нет в Москве. Знал, что ее мать пьет, не заботится о детях. Знал так же, что сожитель матери бессердечный негодяй. Больше этого он знать о ней не желал. Не хотел привязываться к ней, не хотел испытывать к ней жалость или сочувствие, которые обязательно привели бы его к другим к ней чувствам. Он не желал, отказывался что-либо чувствовать по отношению к ней. Ему это было не нужно. Он для себя уже многое решил.
Она была человеком не только не его круга, но воровкой. Его прежней жизни, доставшейся ему высокой ценой. Слишком высокой, чтобы он сейчас мог просто так отдать то, к чему стремился долгие годы.
Он не понимал, как отец мог пойти на это. Почему он привез ее к ним домой? Почему вообще ввязался во все это? Зачем, почему, с какой стати?! Ведь у нее ничего не было. Кто ее родители, кто ее воспитал, чему ее вообще научили?! Можно ли доверять ей?! Но отец доверял. Он, очевидно, ни на мгновение не задумывался над тем, кто ее родители, где и в каких условиях она выросла. Его вообще ничего не волновало. Только то, что она сейчас рядом с ним, и что он может о ней позаботиться. Совершенно забыв о том, что у него есть сын! И это бесило.
Сказать, что он ревновал? Ревновал отца к этой маленькой воровке? Да, наверное, так и было. Но еще он искренне не понимал, почему отец с ней возится. В России тысячи таких же детей, как она! Зачем же приводить их в свой дом и брать на себя ответственность за их будущее, за их воспитание?!
Антон искренне не понимал этого и, убегая от всех в охваченные ночью улицы, долго думал над тем, что происходит в его жизни. Хотелось разобраться, хотелось понять. Отца понять.
Может быть, он что-то упустил из виду, на что-то не обратил внимания или просто закрыл глаза? Может быть, было нечто такое, чего он просто не заметил, скрываясь за собственной болью, не обращая внимания на боль отца?! Ведь нельзя просто взять и привязаться к мало знакомой девочке до такой степени, чтобы сделать ее смыслом своей жизни?! И отец не такой, чтобы рубить с плеча.
Но как он ни старался понять, сколько бы оправданий и причин, носящихся в его голове, не придумывал, так и не смог этого сделать. Понять мотивов его поступков по отношению к ней так и не смог.
Невольно он всегда вспоминал ее. Ту, которая ворвалась в его размеренную, установленную жизнь, невольно став ее разрушительницей.
Он вспоминал, как увидел ее впервые, в тот вечер, когда, едва вернувшись домой, вновь уехал. Лишь потому, что она находилась там. Маленькая, худенькая, с тонкими плечами, короткими темными волосами чуть ниже плеч, которые так усердно заплетала в косичку, и с выразительными глазами цвета ночи, казавшимися огромными на бледном личике с упрямым подбородком. Она всегда держалась в стороне, не решаясь подходить ближе. Действия ее были скованными, даже нерасторопными, неуверенными и словно стыдливыми. Взгляд на него — всегда исподлобья, укоряющий и обвиняющий в чем-то.
А в день, когда он ее нашел, подумать только, она сказала ему, что он «плохой»! Повторила это дважды. И как бы ни хотел он себя признаваться в этом, но это его задело. Гораздо больше, чем он хотел бы, чем мог бы себе позволить. С какой стати, ведь его не интересует ее мнение!? Тогда почему в груди после ее откровенно искренних, чувственных слов остался горький, разъедающий осадок!? Он потом еще долго ворочался в постели, вспоминая ее слова, сказанные без утайки, откровенно и прямолинейно, вспоминал и ее взгляд, хлесткий и очень острый. Даже то, как дрожал ее подбородок, и сдвинулись к переносице темные бровки, вспомнил.
Он тогда приказал себе не думать. Вообще ни о чем не думать в ту ночь. И, как ни странно, получилось.
Он почти не видел ее с того рокового дня, они почти не встречались и, конечно же, не разговаривали, но он уже почти ненавидел ее. За то, что она посягнула на самое дорогое, что у него было. На его отца.
Ему было все равно, что она думает, где ходит, чем занимается. Но его бесило, что отец носится с ней, как… черт! Как с дочерью!? В то время как его родной сын сходит с ума от безнадежного и откровенного безразличия к нему!? Этого Антон вынести не мог, а обманывать, уговаривая себя в том, что смог бы, что постарался бы, — уже не позволяла совесть. Он бы принял новую работу, смирился с новой женщиной. Он бы понял, если бы отец сказал, что ради карьеры должен, например, уехать за границу. Он бы смирился, понял, отпустил, не держал. Он бы поддержал его в этом. Но он никогда не сможет смириться с тем, что какая-то девчонка с улицы пытается заменить отцу его! Его — родного сына!
Он терпел. Довольно-таки долго терпел. Ради отца, ради Тамары Ивановны, которая тоже привязалась к девчонке. Он стал реже ночевать дома, пропадая у друзей или в компании подруг. Пытался заглушить разочарование и подавить одиночество в ночных клубах, где ритмы заводных мелодий стирали из его памяти ее тихий надрывный плач, когда он обнаружил ее после побега. Почему-то все мысли его вновь и вновь возвращались к той ночи, когда она убежала, и перед глазами кружились картинки этого прошлого.