Этот идеальный день

– Это невозможно…
– Нет, – сказал он, – возможно. В самом худшем случае. Но я рассчитываю на торговцев или на какую-нибудь организованную спасательную операцию. Маджорке надо защищаться, потому что Уни знает о ней, он знает обо всех островах. Так что члены там должны искать сбегающих из Семьи, чтобы увеличивать свое население, свою мощь.
– Да, может быть, – сказала она.
Была еще одна дождливая ночь, и они сидели рядом, завернувшись в одеяло, забившись в самый угол своего убежища между высокими каменными уступами. Он поцеловал ее и попробовал расстегнуть верх комбинезона, но она задержала его руку.
– Я знаю, что это бессмысленно, – сказала она, – но у меня еще осталось небольшое предубеждение, что только в субботу вечером… Пожалуйста! Можем мы подождать до субботы?
– Это не имеет смысла, – сказал он.
– Я знаю, но… пожалуйста… Можно нам подождать?
– Ты уверена, что хочешь подождать?
– Да, Чип.
Они читали и думали, что лучше взять из 082 для продажи.
Потом он проверил велосипеды, она сделала гимнастику, делала ее дольше и тщательнее, чем он.
В субботу вечером он вернулся с ручья, и она стояла, держа в руках направленный на него пистолет, ее глаза сузились и смотрели с ненавистью.
– Он позвонил мне перед тем, как сделал это, – сказала она.
– Что ты… – начал Чип.
– Да! – закричала она. – Кинг позвонил мне! Ты лгун! Ненавистный… – Она нажала на курок. Снова и снова. Посмотрела на пистолет, потом на него.
– Там нет генератора, – сказал он.
– Какую же драку ты… – Она размахнулась и кинула пистолетом в него. Он поднял руки, пистолет больно ударил в грудь, и у него перехватило дыхание.
– Пойти с тобой? – кричала она. – Трахаться с тобой? После того, как ты его убил?
Он схватился за грудь, с трудом мог вздохнуть.
– Я не убивал его! – сказал он. – Он сам себя убил, Лайлак! Христос и…
– Потому что ты солгал ему! Солгал про нас! Сказал ему, что мы…
– Это он так думал, я сказал ему, что это не так! Я сказал ему, но он никак не хотел мне верить!
– Ты не возразил ему, – сказала она. – Он сказал, что ему все равно, что мы один другого стоим, а потом он повесил трубку и…
– Лайлак, – сказал он, – я клянусь любовью Семьи, что я сказал ему, что это не правда!
– Тогда Почему он убил себя?
– Потому что он знал!
– Потому что ты ему сказал! – произнесла она, повернулась и схватила свой велосипед и протаранила наваленные кучей ветки у входа в расщелину.
Он побежал и схватился за велосипед двумя руками. Ты останешься здесь! – крикнул он.
– Отпусти! – сказала она, обернувшись. Он взял велосипед за раму, повернул и отбросил в сторону. Схватил ее за руку.
Она ударила его, но он не отпустил ее.
– Он знал про острова! – сказал он. – Про острова! Он был там, недалеко, торговал с членами! Вот почему я знаю, что они приходят на берег!
Она уставилась на него.
– О чем ты… – сказала она.
– У него было поручение возле одного из островов, – сказал он. – Фолклендские острова, недалеко от Aрг. И он встречался с теми членами и торговал с ними. Он не сказал нам, потому что он бы туда не ушел, и он не хотел уходить! Вот почему он себя убил. Он знал, что ты все узнаешь от меня, и ему было стыдно, и он устал, и он бы перестал быть Кингом – королем!
– Ты лжешь мне так же, как солгал ему, – сказала она и выдернула руку, комбинезон порвался у нее на плече.
– Вот откуда у него были духи и семена табака, – сказал он.
– Я не хочу тебя слышать, – сказала она, – и видеть. Я пойду одна, – она шагнула к своему велосипеду, подняла вывалившиеся из корзинки мешок и одеяло.
– Не будь дурой, – сказал он.
Она подняла велосипед, швырнула мешок в корзинку и запихнула сверху одеяло. Он подошел к ней и взял велосипед за седло и руль.
– Одна ты не пойдешь!
– Пойду, – ее голос дрожал. Они оба с двух сторон держались за велосипед. Ее лицо краснело в сгущающейся темноте.
– Я не собираюсь тебя отпускать, – сказал он.
– Я сделаю то, что сделал он, прежде, чем пойду с тобой.
– Послушай меня, ты… – сказал он. – Я мог быть на таком острове полгода назад! Я был уже на пути и вернулся с полдороги, потому что не хотел оставлять тебя мертвой и безмозглой! – : он положил руку ей на грудь и сильно толкнул, отбросив к каменной стене. Отшвырнул в сторону задребезжавший велосипед. Потом шагнул к ней и прижал ее руки к камню. – Я приехал сюда аж из США, – сказал он, – и мне нравится эта животная жизнь не больше, чем тебе. Мне до драки, любишь ты меня или ненавидишь, – «Ненавижу», – сказала она, – ты будешь со мной! Пистолет не стреляет, но есть камни и руки. Тебе не придется себя убивать, потому что… – боль пронзила его пах – она ударила его коленом, – и она уже был на расстоянии от него, у выхода, бледно-желтым силуэтом, разгребая, толкая ветки.
 
Он подскочил и поймал ее за руку, повернул к себе и бросил ее, кричащую, на землю. «Скотина, – завизжала она. – Ты, больной, агрессивный…» – и он накинулся на нее и прижал свою руку к ее рту, изо всех сил. Ее зубы поймали кожу его ладони и стали кусать ее, все сильнее и сильнее.
Она брыкалась, а сжатыми в кулаки руками била его по голове. Он прижал ее бедро коленом, стопой другой ноги – другую ее ногу, в лодыжке, поймал ее за запястье.
Перенес внимание на ее вторую руку, которая била его, и на продолжающие впиваться в ладонь зубы. «Тут может быть кто-нибудь! – сказал он. – Сегодня суббота! Ты что, хочешь чтобы нас обоих вылечили?» – она продолжала бить его и кусать ладонь.
Ее удары замедлились и прекратились, зубы разжались, отпустили. Она лежала, тяжело дыша, глядя на него.
Попыталась пошевелить ногой под его стопой, но он крепче прижал ее к земле. Он продолжал сжимать ее запястье и зажимать ей рот. Он чувствовал, что она как будто откусила кусок плоти с его ладони.
То, что она сдалась, лежит под ним, с раздвинутыми ногами, неожиданно возбудило его. Он подумал: сорвать с нее комбинезон и «взять ее»? Разве она не сказала, что им надо подождать до субботы? И, может быть, она прекратит нести чепуху насчет Кинга, и что она его ненавидит, перестанет драться – а именно это они и делают, дерутся, – и произносят ругательства на французском.
Ее глаза смотрели на него.
Он отпустил ее лодыжку и взялся за комбинезон в том месте, где тот был порван – на плече. Он разорвал его дальше поперек груди, и она снова начала бить его, напрягать ноги и кусаться.
Он разорвал комбинезон до конца, так, что она вся была открыта спереди, и тут он ее почувствовал, почувствовал мягкие и подвижные груди и гладкий живот, лобок с небольшим количеством густых волос, влажные губы под ним. Ее руки били его по голове и вцеплялись в волосы, зубы кусали ладонь. Он продолжал ощупывать ее другой рукой – груди, живот, лобок, губы, поглаживал ее, щекотал, трогал ее, все больше возбуждаясь – и наконец расстегнул свой комбинезон.
Ее нога вывернулась из-под его стопы и лягнула, но он снова прижал ее. Она перекатилась, пытаясь сбросить его, но он прижал ее ноги своей ногой. Он лег на нее, прижав ступнями ее лодыжки, и ноги ее тоже прижал к земле своими расставленными коленями, вытащил свои части и с силой вошел в нее, поймал одну ее руку и пальцы другой. «Стой, – сказал он, – стой», – и продолжал входить внутрь. Она брыкалась и извивалась, глубже вгрызаясь в его ладонь. Он был уже наполовину в ней, поднажал, и вошел полностью. «Стой, – сказал он, – стой». Он медленно двигался, отпустил ее руки и нашел ее груди под собой. Он стал ласкать их мягкость и напрягающиеся соски. Она укусила его руку и снова стала извиваться. «Стой, – сказал он, – перестань, Лайлак». Он медленно двигался в ней, потом быстрее и резче.
Он встал на колени и посмотрел на нее. Она лежала, закрыв глаза рукой, другая ее рука была откинута, груди поднимались и опускались.
Он нашел одно из одеял, встряхнул и накрыл ее.
– Ты в порядке? – спросил он, склоняясь над ней. Она промолчала.