Скандальное происшествие в клубе «Килдейр-стрит»
Питер Тремейн
Скандальное происшествие в клубе «Килдейр-стрит»
В своих рассказах о приключениях мистера Шерлока Холмса, прославленного детектива-консультанта, я всегда стремился проявлять известную сдержанность. В разное время Холмс доверительно поведал мне множество фактов личного и профессионального свойства, и среди них немало таких, которые я не счел нужным записывать для последующих поколений, причем, должен признаться, по большей части по просьбе самого Холмса. И в самом деле, среди личных бумаг Холмса я уже давно заметил ряд aide-mémoires [1], которые могли бы в несколько раз увеличить объем моих черновых записей, посвященных его расследованиям. Многим известно, что я не отказывал себе в удовольствии отвлекаться на занятия литературой, но редко упоминают о том, что и сам Холмс обладал писательским даром, порукой чему более двух десятков его трудов в самых разных областях, от «Практического пособия по пчеловодству» до трактата под названием «Книга жизни. Наука наблюдения и дедукции». Однако Холмс, насколько я знаю, взял за правило никогда не писать о своих расследованиях как таковых.
Поэтому для меня стало некоторой неожиданностью, когда в один прекрасный день, весной 1894 года, после истории, которую я назвал «Пустой дом», я получил от Холмса небольшую пачку рукописных листков, снабженных предуведомлением, гласящим, что, прочитав их, я более полно представлю себе роль Холмса в судьбе человека, ответственного за смерть сына лорда Мэйнуса [2]. Разумеется, Холмс не желал обнародовать эти подробности. Впоследствии я попросил у него разрешения на их публикацию после его смерти. Пока же я снабдил упомянутые бумаги этим кратким предисловием и передал то и другое в руки моих банкиров и душеприказчиков с указанием, что их дозволяется предать гласности лишь спустя сто лет.
В связи с этим можно раскрыть еще одно деликатное обстоятельство, о котором я всегда избегал говорить, памятуя о предрассудках, присущих нашей эпохе. Шерлок Холмс принадлежит к семейству Холмс, с давних пор проживавшему в ирландском Голуэе. Подобно своему старшему брату Майкрофту, он окончил дублинский Тринити-колледж, где его ближайшим товарищем был поэт Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд, ныне, когда я пишу эти строки, томящийся в Редингской тюрьме. Это и есть основная причина, по которой я долгое время скрывал сведения о прошлом Холмса, ибо они не послужили бы никакой полезной цели: напротив, подобное открытие, будучи неверно истолковано, могло бы породить вспышку слепого изуверства и нетерпимости. Многие достойные люди, имевшие сходное прошлое и отваживавшиеся на такое признание, вдруг обнаруживали, что их начинают сторониться — или даже что деловое предприятие, которым они занимаются, наутро терпит крах.
Впрочем, это открытие едва ли удивит проницательных читателей, внимательно следящих за приключениями Холмса. По поводу его происхождения уже и без того высказано немало догадок. Подобное прошлое и у злейшего из его врагов — Мориарти. Многим известно, что семейство Мориарти родом из ирландского графства Керри. Сама их фамилия претерпела англизацию. Любопытно отметить, что исходная ирландская фамилия, О’Мерчирти, означает «искусный мореплаватель». Некогда Мориарти был профессором математики в Университете королевы в Белфасте. В Ирландии как раз и зародилась неприязнь между Холмсом и Мориарти. Но эта история нас не касается.
Если догадок и недостаточно, всегда можно вспомнить о страсти Холмса к кельтским языкам, в которых он неплохо разбирался. В рассказе «Дьяволова нога» я уже упомянул об исследовании Холмса, озаглавленном «Халдейские корни древнего корнуэльского языка». Но я не стал сообщать, что этот труд заслужил высокую оценку такого специалиста, как Генри Дженнер, сотрудник Британского музея, величайший из ныне живущих экспертов по корнуэльскому диалекту. Холмсу удалось показать тесную связь между корнуэльской и ирландской глагольной системой.
Семейство Холмс прекрасно знали в Голуэе. В самом деле, ведь именно Роберт Холмс, дядюшка Шерлока Холмса, был знаменитым голуэйским юристом, удостоившимся звания королевского адвоката. Ему ирландцы обязаны созданием системы ирландских национальных школ для бедных слоев населения, ибо он являлся одним из семи членов комиссии герцога Линстерского, действовавшей в 1830–1840-х годах и принесшей Ирландии множество новаторских идей.
Это краткое предисловие доказывает значимость aide-mémoire, переданной мне Холмсом весной 1894 года.
* * *Я впервые встретился со своим вторым по опасности врагом во время ланча с моим братом Майкрофтом в дублинском клубе «Килдейр-стрит» в сентябре 1873 года. Мне едва сравнялось тогда двадцать лет, и мысли о возможной карьере детектива-консультанта еще не оформились у меня в сознании. Честно говоря, мое сознание в те дни целиком занимал тот факт, что мне предстояло в самом скором времени отправиться в Англию, где я добился стипендии одного из оксфордских колледжей, обещавшего выплачивать мне колоссальную сумму — 95 фунтов в год.
Эту стипендию я завоевал, проводя время за изучением химии и ботаники в дублинском Тринити-колледже. Своими познаниями в области химии я обязан главным образом великому ученому из Тринити — Максвеллу Симпсону, чьи лекции в Медицинской школе Парк-стрит существенно расширили мои представления об органической химии. Симпсон первым синтезировал янтарную кислоту — двухосновную кислоту, получаемую путем сухой перегонки янтаря. Именно благодаря моему выдающемуся соотечественнику я написал диссертацию, которая заслужила похвальные отзывы, достаточные для получения оксфордской стипендии.
Собственно говоря, я стал не единственным представителем Тринити, награжденным в этом году стипендией Оксфорда. Мой друг Уайльд, блестящий знаток античности (в этой сфере у меня нет решительно никаких способностей), также собирался продолжить там свое образование. Уайльд постоянно бранил меня за увлечение сенсационной литературой и как-то раз посулил, что когда-нибудь он напишет страшную повесть об одном портрете, которая заставит содрогнуться даже меня.
Итак, мой брат Майкрофт, который, как и большинство членов нашего семейства, также был питомцем Тринити, пригласил меня на ланч в клуб «Килдейр-стрит». Будучи семью годами старше, Майкрофт уже устроился на государственную службу в Дублинском замке, в налоговом департаменте при Главном секретаре по делам Ирландии. Таким образом, он мог себе позволить выплачивать ежегодный взнос в десять фунтов, дававший ему доступ в великолепное здание клуба «Килдейр-стрит», выстроенное из красного кирпича в готическом стиле.
Клуб этот представлял собой своеобразный центр жизни ирландской властной верхушки. Вероятно, следует уточнить, что это была англо-ирландская элита — потомки семей, которые Англия некогда посылала в Ирландию на усмирение непокорных туземцев. В клуб допускали исключительно представителей самых влиятельных семейств Ирландии. Никаких сторонников гомруля, католиков, диссентеров [3]: никому из них членство в клубе не дозволялось. Впрочем, правило насчет католиков смягчили ради очередного представителя семейства О’Коннор-Дон (прямого потомка последнего верховного короля Ирландии), а также ради некоторых религиозных бунтарей, в том числе — для графов Уэстмитского, Гранардского и Кенмэрского, на протяжении многих лет демонстрировавших безупречную лояльность по отношению к Англии. В стены клуба не допускался ни один армейский офицер чином ниже майора, ни один моряк чином ниже капитан-лейтенанта. Единственными, кому разрешалось бесплатно пользоваться этим заведением, были члены королевского дома, буде они пожелают посетить Ирландию, а также их придворные и сам вице-король.
Майкрофт от души наслаждался этим колониальным великолепием, однако, должен признаться, оно не пришлось мне по вкусу. Меня приняли в это святилище знати лишь как гостя Майкрофта, о котором поговаривали, что он как конфидент Главного секретаря имеет возможность докладывать непосредственно вице-королю. Я согласился прийти лишь потому, что Майкрофт желал отпраздновать мою стипендию и по-братски проводить меня в Оксфорд. Что ж, я не хотел его расстраивать.